Через мой труд

фотографии: Сергей Леонтьев

Анастасия Воейкова, ветеринар:

— Я никогда не ругаю собак или кошек при хозяине — это невежливо и неприлично, к тому же обидно.

— Не надо на улице гладить чужих собак — это все равно что чужих младенцев за щеку трепать.

— На выставках нельзя давать свою собаку гладить — конкуренты могут ее отравить, такие случаи бывали.

— Ветеринар не дрессировщик: нормальный врач никогда не будет держать вырывающееся из рук животное — это дело хозяев.

Сергей Евдокимов, криптограф:

— Существует закон надежного пароля: он должен быть не менее 32 знаков. Лучше, если это будет четверостишие с разной транслитерацией, желательно с ошибками. Например так: v лесу роdилаsь elochka, в лясу ona росlа.

­— Я никогда не сохраняю у себя пароли клиентов, ведь знают двое — знает и свинья.

— Я никогда не занимаюсь защитой информации в пятницу и выходные: обычно, когда все сделано, клиенты на радостях выпивают и напрочь забывают шифр. Требуют потом, чтобы я им его сообщил, а я не могу — я же его не сохранял.

Ольга Аресьева, акушер:

— Моя главная задача — спасти женщину, а потом уже ребенка. Женщина сможет родить еще одного, а для родственников это будет потеря серьезнее, чем смерть ребенка, которого они еще не видели и не успели привязаться.

— Я никогда не ору на рожениц. Некоторые врачи, видимо, думают, что крик повышает эффективность процесса. Это абсолютная чушь. Женщину нужно подбадривать и разговаривать уважительно. Лучше всего срабатывает такая фраза: «Ну что вы, осталось немного, пара часов мучения — и с вами здоровый красивый малыш!»

— Профессиональный врач никогда не будет делать кесарево без серьезных показаний. Анестезия вредна для ребенка, а после этой операции женщина долго приходит в себя.

Иван Немков, сомелье:

— На дегустации вино надо сначала немного взболтать в бокале, чтобы аромат разошелся. Первой порцией надо слегка прополоскать рот и, не глотая, сплюнуть — тогда все рецепторы будут работать как надо.

— Если в качестве аперитива клиент пил граппу, я советую ему дальше пить напитки из того же винограда, то есть вино или коньяк. Объясняю, что смешивать нельзя. Но если клиент не прислушается к моему мнению, настаивать не буду.

— Хотя бывают исключения: я никогда не буду смешивать с чем-либо дорогой коньяк, типа Hennessy Richard по 5 000 евро за бутылку. В 90-х часто бывало, посетители просили: «А плесни-ка мне в Hennessy Richard колы и добавь пару лимончиков».

Павел Касаткин, гипнотерапевт:

— Гипнотерапия не поможет, если человек пришел на нее не по своей воле. Я не буду лечить алкоголика, если его ко мне волоком притащила жена. Выйдет шоу, а не терапия.

— Гипноз — огромная сила, которую нужно направлять во благо. Я сейчас работаю с футбольной командой, которая после сеансов стала чаще выигрывать.

— В гипнотерапии, как в психологии, врач должен сохранять полную конфиденциальность пациентов.

— Я никогда не буду извлекать выгоду из измененного состояния сознания, в которое ввел пациента. У меня другие цели — я же не цыган, чтобы людей обворовывать.

— Сейчас стали популярны тренинги гипнотерапии для менеджеров по продажам. Я принципиально в них никогда не участвую, потому что это наглый обман покупателей. Человека вводят в измененное состояние сознания еще на входе в торговый центр: под приятную музыку его встречают красивые девушки, провоцируя появление сексуального желания. Затем к покупателю подходит менеджер, который начинает его «зеркалить»: если клиент серьезен, то и менеджер будет серьезен, если шутлив, то и он шутлив. А потом в диалоге, например, о погоде менеджер легко втюхивает невменяемому покупателю пылесос.

— Хорошая погода?

— Да.

— Да… Купите пылесос?

— Да.

Илья Салтыковский, следователь прокуратуры:

— В 90% случаев преступники сознаются в содеянном сами, так что мне не приходится их особенно раскалывать. Даже те, кто сразу не признал свою вину, через две недели приходят с признанием. Это закон человеческой психологии.

— У меня есть следовательское чутье на преступников, но этого мало. Я читаю язык жестов подозреваемого. Например, человек отводит глаза вниз и влево — значит, явно что-то привирает. Хотя, может, и просто запутался. Хороший способ проверить вранье: попросить человека рассказать, что он делал в течение дня, а затем повторить то же самое, только в обратном порядке. Если он придумал историю только что, точно собьется.

— Для протокола я задаю подозреваемому все вопросы: когда, где, у кого родился, крестился ли, получал ли в детстве травмы, чему учился — все как на приеме у психолога. Каждая деталь может сыграть решающую роль.

— У следователей не бывает нормальной личной жизни — так получается, что это тоже правило профессии.

Альбина Волкова, проститутка:

— Я не имею права отказаться от клиен­та, каким бы омерзительным он ни был. Нельзя показывать свое отвращение. ­Клиентов ищут менеджеры, так называ­емые мамы. У них есть база девочек и, соответственно, база клиентов. Все де­вочки разложены по папкам: «Дорого», «Киев», «170—174», «174 и выше», «На лю­бителя» и т.д. Если клиент тебя выбрал и ты к нему поехала, ты не можешь от­казаться. Откажешься — подведешь мамочку: она потеряет клиента, не будет больше тебе доверять, и ты останешься ни с чем.

— Отказаться делать что-то во время секса можно, если мне это неприятно или не хочется. Но делать это нужно очень аккуратно, чтобы никого не обидеть. В таких случаях мамочки обычно на стороне своих девочек — они ведь тоже женщины. Но вообще-то, извращенцев среди клиентов обычно не держат.

— Важно не быть жадной, иначе можно влипнуть в какую-нибудь неприятную историю, вплоть до криминала. Например, предложат секс без презерватива, но за три тысячи долларов. Или наркотики — за тысячу. Секс втроем — за две. Зачем это нужно?

— Конечно, главное правило — предохраняться.

Дмитрий Венявкин, переводчик-синхронист:

— Синхронный перевод делают два человека, которые сменяют друг друга каждые полчаса. Я всегда помогаю коллегам — записываю имена и названия, которые он может с ходу не запомнить. Потом можно либо шепотом ему подсказать, либо протянуть бумажку.

— Лучше плохой перевод, чем молчание переводчика. Синхронист должен максимально точно передавать информацию, но даже если он передал 60% сказанного — это хороший результат.

— Если во время мероприятия мне плохо слышно речь оратора, то я обращаю на себя внимание. Например, говорю: «Извините, переводчик плохо слышит».

— Я обязан хранить конфиденциальность, когда перевожу на бизнес-пере­говорах. Обычно то, что произносится, я записываю в блокнот и потом отдаю его заказчику.

— Я стараюсь передавать речь оратора безэмоционально. Иногда это сложно ­сделать. Я работал на конференции общества больных гемофилией и в какой-то момент совершенно искренне сочувствовал участникам или, наоборот, радовался за них, когда выяснялось, что лекарства доставляют и они действительно облегчают им жизнь. По моей речи эмоциональность была заметна — это моя профессиональная ошибка.

Стелла Мотина, оперная певица:

— Я не ем перед выступлением шоколад или какие-нибудь орехи: от шоколада мокрота бывает, а кусочки орехов могут застрять в горле.

— Ни в коем случае нельзя мороженое: можно простудиться и потерять голос.

— Нельзя пить зеленый чай: он сушит горло.

— Я не курю, потому что это опасно: дым раздражает слизистую, садится голос. Я знаю басов и теноров, которые курят, но они другое дело.

— Полезность сырых яиц — это миф, голос от них не появится.

— Я всегда делаю дыхательную гимнастику Стрельниковой — о ней знают все солисты. Это серия дыхательных упражнений из коротких шумных вдохов и бесшумных выдохов. Когда я не успеваю распеться — делаю ее, получается такой массаж для связок, и они приходят в тонус.

— Заниматься фитнесом можно. Далеко не все певцы толстые. Среди них сейчас много спортивных людей, которые следят за собой. Но нельзя перебарщивать с упражнениями на пресс: от этого диафрагма зажимается.

Антон Верещагин, диггер:

— Нужно всегда быть начеку. Все интересные объекты напичканы сигнализациями и прочей гадостью для наблюдения — от герконов (сигнализация открытия двери) и объемных датчиков до барьерных сигнализаций (на заборах в виде проволочек). Но если действовать осторожно, любое препятствие можно вывести из строя или обмануть.

— Не лезть на объект толпой идиотов. Лучше вдвоем, максимум — вчетвером.

— На объектах надо вести себя культурно, не брать того, что плохо лежит. Но не сто­ит руководствоваться понятиями чести и достоинства, когда вас запалили: каждый сам за себя, иначе поймают всех.

— Каждая вылазка требует серьезной подготовки — я всегда собираю всю информацию об объекте. Иногда приходится неделями гулять вокруг объекта в поиске решений, как пролезть, как обмануть охрану.

— Я стараюсь заранее понимать, как будут действовать охрана или местные жители, чтобы предупредить их действия. Например, на входе в бомбоубежище бывает охранник, поэтому, когда залезаешь, имеет смысл заблокировать дверь: это дает время убежать. Если догоняют, нужно заблокировать все двери, чтобы усложнить проход за собой и выиграть время.

— Одежду я подбираю специально для каждого случая. Понятно, она должна быть удобной, но иногда лучше одеться прилично, чтобы скосить под влюбленную парочку, которой захотелось романтики. А иногда и камуфляж с противогазом не помешает.

— Стараюсь не иметь при себе никаких инструментов: если поймают, будет больше вопросов. Если же без болтореза, молотка и пилы не обойтись, лучше держать их в отдельном мешке, чтобы можно было легко выбросить и сказать — это не мое, а здесь было открыто, и я зашел поглазеть.

— Я никогда не ношу с собой на объект фотоаппарат. Поймают — разобьют.

— Каждый диггер всегда носит с собой фонарик. Даже когда он идет на день рождения к бабушке.

Наталья Волошина, актриса:

— Если забыл текст, нужно напрячься и отмотать у себя в голове на тот момент, который помнишь и про себя начать с него.

— Нельзя трогать на сцене чужой реквизит. Это кажется, что на сцене просто что-то валяется, может оказаться совсем наоборот — все на своем месте.

— Есть такая примета: если на репетиции текст роли выпадает из рук, ни в коем случае нельзя его просто поднять. На него надо сесть и подниматься, не отрывая его от попы. Понимаю, что звучит глупо, но мы все это делаем — от студентов до преподавателей и ведущих актеров.

— Есть старое театральное суеверие, что мыть на сцене пол должны актеры, а не уборщицы — мол, тогда между актером и сценой возникает какая-то связь. И раньше со шваброй выходили все, включая ведущих актрис. Сейчас это правило уже не так популярно, но мне до сих пор нравится.

— Раньше артист должен был после каждой реплики делать паузу, чтобы зритель успевал вдуматься в сказанное. Получалось, что все говорили по очереди, как в плохих сериалах. Теперь это зависит от режиссера: в современных постановках нарушение театральных традиций становится сценическим приемом.

Сергей Алхутов, промышленный альпинист:

— Главное правило — не работать в одиночку.

— Всегда работать на двух веревках, если работа на весу. По молодости я висел на одной, но я так учился на собственной шкуре, потому что у меня инструктора не было.

— Ни в коем случае нельзя висеть вдвоем на одной веревке. Говорят, это правило нарушают гастарбайтеры, но мне даже страшно это представить.

— Нельзя одному человеку висеть под другим — альпинисты по горизонтали зависают на разных линиях. А если уж так случилось, что под тобой человек, надо проверить, застегнуты ли все карманы, крепления.

— Я обязательно огораживаю территорию, над которой работаю. А то бывали случаи, я капал клеем на проходящую мимо даму в норковой шубке.

— Промышленному альпинисту опасно работать без каски, но у меня почти все знакомые предпочтут новые веревки, чем каску. Я ношу шапочку, мне такой защиты достаточно.

Екатерина Назаренко, бармен:

— Испачкал что-то из посуды — сразу вымой. Если у меня в раковине будет копиться грязная посуда, то прежде чем выполнить заказ, сначала мне придется все мыть, а клиент будет ждать и расстраиваться.

— Где взял — туда и положи. Вся посуда в баре расставлена в определенном порядке, чтобы можно было работать практически вслепую.

— Все необходимое мне нужно иметь под рукой. Для пятничной смены и выходных я все готовлю заранее: режу мяту, расставляю на полке самый популярный алкоголь для коктейлей, готовлю сахарный сироп и лимонный фреш.

— Бармен должен помнить: если у него пло­хое настроение, гости в этом не виноваты.

— Я могу отказать человеку в выпивке, если вижу, что тот уже невменяемый или агрессивный.

— За барной стойкой надо двигаться аккуратно, не ставить что-либо себе под ноги — пустые бутылки или пачки соков — можно споткнуться.

— Рассчитывать человека лучше сразу: людей много, можно не вспомнить, кто заплатил, а кто нет.

— Я стараюсь запоминать, что и как пьют завсегдатаи моего бара.

Христина Восканова, психолог:

— Психолог должен хранить конфиденциальность. Если мне попадается тяжелый случай и нужен совет, то я обсуждаю его с коллегами или более опытным психотерапевтом. Но никогда не называю имени клиента или факты, по которым его можно определить.

— Надо различать свои проблемы и проблемы клиента. Они могут быть чем-то похожи, но твоя история и история клиента — разные. Для того чтобы решить свои проблемы, у меня есть свой психолог.

— Нельзя сближаться с пациентами: дружить и иметь с ними близкие отношения, а также использовать клиентов в личных целях, какими бы они ни были.

— Нельзя консультировать своих друзей и близких, их надо отправлять к коллегам. Эмоции в любом случае мешают терапии.

— Психолог не может давать клиенту конкретных указаний вроде «вам надо уйти от него». Рекомендации и информирование клиента — другое дело. Если у ребенка умерла бабушка, то не надо врать, что бабушка уехала, а надо сказать правду.

Ксения Булгакова, стриптизерша:

— Обычные правила стриптиз-клубов — нельзя пить со стриптизершами (если это не консумация), нельзя дотрагиваться до танцовщиц. Но эти правила устанавливает сам клуб — в моем, например, нет строгих ограничений. Я могу выпивать с клиентами, если мне так хочется, и в приватных танцах я разрешаю себя трогать. Меня можно погладить. Но если я понимаю, что от моего клиента исхо­дит какая-то угроза, то я могу нажать на кнопку и придет менеджер и охрана.

— Когда я танцую на сцене, я выби­раю одного зрителя. Танцую, глядя на него, и мужчина видит, что от меня исходит искра — а за ним и все осталь­ные тоже.

— Я хожу в солярий, чтобы восполнить в организме витамин D. А то иногда я неделями не вижу солнечного света.

— Когда я танцую, у меня нет цели, чтобы мужчина возбудился. Это просто танец для услаждения его глаз.

— От танцев с шестом у меня иногда бывают синяки, тогда я накладываю грим, чтобы было незаметно.

Надежда Филиппова, камбузник на ледоходе:

— На судне нельзя свистеть — парус может порваться.

— В понедельник нельзя выходить в море — это к шторму, в пятницу, 13-го, тоже. Директора портов — люди морские, знают о приметах и не заставляют выходить в море. Но однажды кто-то из высшего руководства настоял, чтобы мы в пятницу, 13-го, поплыли, еще журили, мол, нам бы только на суше подольше посидеть — так рейс действительно случился неудачным.

— Нельзя зажигать свечи на борту — очень плохая примета. Даже Новый год без свечей.

— По окончании рейса надо обувь какую-нибудь выкинуть в иллюминатор — поблагодарить морского владыку.

— Женщины на корабле быть не должно. Я, правда, ярчайшее нарушение этого правила.

Артур Корчагин, мастер-татуировщик:

— Я сделаю татуировку ребенку до 18 лет только в присутствии обоих родителей.

— Если ко мне приходит человек и не может внятно объяснить, зачем ему нужна эта конкретная татуировка, то я его отправляю еще подумать. Однажды ко мне пришел человек, который попросил выбить ему эмблему МГТС. Я отговаривал его две недели, в итоге пришлось сделать.

— Я никогда не рисую татуировку, которая противоречит моим нравственным принципам. Например, расчлененку с детьми.

— Если человек выбирает для татуировки болезненные участки тела, я его об этом предупреждаю.

— Из эстетических соображений я не делаю татуировки белого цвета: свежая работа смотрится здорово, но через полгода превращается в грязно-белую.

— Все работы выполняются в перчатках, одноразовыми материалами.

— Я никогда не возьмусь татуировать бормашиной (тюремной машинкой для тату): помимо того что это нестерильно и болезненно, невозможно выполнить тонкий художественный рисунок.

Светлана Рублева, документалист:

— Документалист не должен вмешивать­ся в жизнь своего героя: обстоятельства изменятся, и фильм перестанет быть правдивым. У меня был такой герой — ходил на помойку собирать вещи. Пока снимала, ужасно мучилась, хотела ему помочь, но сознательно этого не дела­ла. Как только все закончилось — я ему помогла. Но, конечно, если случай крайний, надо забыть про все правила и вмешаться.

Павел Ершов, футбольный вратарь:

— Мы нарушаем всем известные футбольные правила зачастую специально, чтобы приостановить игру. Когда команда противника атакует твои ворота, то кто-то бросается в ноги, чтобы выбить мяч и т.д. Это делается в каждом матче по десятку раз.

— Я всегда здороваюсь с воротами и касаюсь штанги и перекладины.

— Никому не позволяю до или после матча даже в шутку закатить мяч ко мне в ворота.

— Вратарские перчатки надо надевать с правой руки.

Роман Копылов, локейшен-менеджер:

— Надо уметь красиво льстить. Приходится льстить даже самому маленькому начальнику управы, чтобы он себя почувствовал большим человеком и помог передать запрос выше.

— Надо хорошо ориентироваться во всей российской бюрократической машине, понимать, к кому отправлять бесконечные запросы, чтобы разрешили снимать: в мэрии или в префектуры, в управы или в ЖЭКи.

— Если нужно снять сцену фильма в старой Москве, то это надо делать в районе Яузских Ворот, где почти нет рекламы и есть дух той, совсем другой столицы.

— Если в Москве не разрешают провести съемку, то надо ехать в Видное, Серпухов и Тулу. Там администрация контактная, а пятиэтажки те же, больни­цы такие же, есть офисные центры — по картинке ни за что не поймешь, что не Москва.

— Для съемок исторических фильмов лучше строить целый город в павильоне или же ехать в Петербург — там еще кое-где остались аутентичные места.

Ася Гозюмова, хирург:

— Никогда нельзя брать деньги с пациента. Понимаю, это правило повсеместно нарушается, но ни в коем случае нельзя!

— Часто работает закон парных случаев: если поступит человек с редкой болезнью или патологией, через какое-то время поступит точно такой же.

— Нельзя скрещивать ноги пациента на операционном столе. Это и суеверие, и правило (чтобы не было проблем с кровообращением).

— Есть общемедицинские суеверия: нельзя ввозить пациента вперед ногами в палату или операционную.

— Нельзя давать четких прогнозов: «Через три дня вы будете здоровы».

— В больницах есть палаты, из которых люди выписываются, а есть «роковые», в которых часто кто-то умирает.

— Если зашить рану цветными нитками — пациент будет здоров, примета такая.