Человек огня и металла

Коля Фирстов – кузнец-оружейник. Потомственный, за четыре поколения он ручается. Дед был золотокузнецом. Сейчас это называется "ювелир". Из драгоценного металла делал все, даже паровозики, в которых двигались детали. Сам же Фирстов никогда не раздумывал, кем ему быть. Как он объясняет, просто сразу родился кузнецом. Когда подрос, стал учиться ремеслу в Суздале, где было нужное училище. Его дипломной работой стали кованые ворота, которые потом установили у въезда в учебное заведение.

Сейчас Фирстову 40 лет. Живет он в живописной деревне на берегу Оки. Деревня зовется Бехово, это в Тульской области, рядом с Поленовом. Помимо кузнеца и огня в доме живут девушка Оксана, пес Брюс и кот Лопух – судя по внешности, отпетый ловелас.

Работа Коли Фирстова состоит в том, чтобы взаимодействовать со стихиями, с основами жизни на Земле. Огонь, обитающий в его кузне, – совсем не то, что видит простой человек, запаливший спичками дрова. Это привередливое существо, с ним следует находить общий язык, как с женщиной. Огонь бывает капризен, груб, ласков и жесток. Ради него приходится двигаться, думать, дышать и видеть не так, как это делают люди. Фирстов никогда не обижается на огонь, хотя и обжигается часто. Когда огонь спалил его дом, кузнец сказал мне: "Все живы остались. Значит, сгорело что-то ненужное".

Дом Коля Фирстов построил заново, рядом – кузню. Только здесь он живет в гармонии со стихиями, обрабатывая металл – дитя огня, земли и человека.

- Когда лет несколько назад пошла мода на кузнечное дело, появилось очень много кузнецов, – рассказывает Фирстов. – Ковали они что-то, я так понимаю. Но потом произошел естественный отбор: один обжегся, другой спился, третьего побили за халтуру. С огнем ведь как с людьми: либо ладишь, либо нет. А тут еще и металл. Они одной природы, они понимают друг друга без слов, а тебе надо как-то вклиниться в эти отношения. Не понял – грош тебе цена, ничего хорошего не выйдет. Все развалится, все рассыплется.

Я не знаю ни физики, ни химии. Смотрел, как старики работали. Учитель у меня был редкий – Басов Вячеслав Иванович. Он умел делать литой булат. Добрый человек. Сейчас, говорят, где-то под Красноярском живет, в какой-то секте. Разочаровался в людях – обманывали его много.

Я тоже булат делаю, только сварочный. Дамаск называется. Сертификат на это я получил десять лет назад в тульском НПО "Чермет". Секрет булата – это не та вещь, которую можно на ухо прошептать, и человек сразу начнет выдавать булат направо и налево. Тут все на нюансах построено и на опыте. Значение имеют даже несколько градусов, ловить их надо по цвету металла.

Был еще в России большой мастер Амосов, тоже делал булат. У него были безграничные возможности. Царь-батюшка сказал: вот тебе сколько хочешь каторжников, вот тебе Урал. Он туда уехал – и сделал. А после его смерти опять секрет потеряли. Булат – вещь магическая, его постоянно то теряют, то снова находят. Тут не столько в самом секрете секрет, сколько в людях: это то знание, которое дается единицам.

Дамаск и булат – две разные технологии. Дамаск, по сути, – кузнечная сварка, которая известна любому деревенскому кузнецу. Многослойная узорчатая сталь из твердого и мягкого металлов. Композитный материал. Все дело в рисунке. Ведь можно сделать очень твердый клинок, и он будет резать стекло, но при падении на камень расколется. Можно сделать пластичное упругое лезвие, а наточить его не получится из-за мягкости. Дамаск сочетает в себе и те и другие качества. Он как слоеный пирог – чередуются слои высокоуглеродистой стали с мягким железом. А чтобы при ковке они сваривались друг с другом, используется песок. Он превращается в стекло и не дает образоваться окалине. Вот и весь секрет дамаска. Он всем известен. Но чтобы сделать настоящий булатный клинок, мне потребовалось больше десяти лет.

Это удивительный материал – он живой. Вот один заказчик приезжает с претензией, говорит: "Что ты мне меч кривой сделал? Он из ножен не вынимается!" Я беру – и без всяких усилий вынимаю. Смотрим – ровный меч, идеальный. А дело в том, что дамаск на погоду реагирует: сегодня он такой, завтра иначе себя ведет. Давление, что ли, на него действует? Не знаю.

Хорошие клинки считаются достоянием государства. В Японии, например. Первый меч оттуда был официально вывезен только в начале прошлого века. Кузнец там тоже своего рода сокровище. Ведь японцы хранят традиции многие сотни лет. В Европе то же самое. Живут такие мастерские веками, потому что держатся на родстве. Даже если кто-то приходит со стороны, все равно становится родственником волей-неволей.

Секреты нужно уметь хранить и передавать, потому что это опыт нации, ее технологические традиции. Сильные мастерские есть в Германии, Испании. В Толедо до сих пор работают знаменитые Артиллерийские мастерские, где клинки куют. И у нас с этим делом в последнее время как-то получше стало. Вспоминать начали, интересоваться, кем были предки-то. А я застал времена, когда о таких умельцах говорили: так себе, кустарь. Было как ругательство. Сейчас, слава Богу, все оживает и возвращается.

Вот я недавно делал пару лестниц во Внукове и Барвихе. Одну заказывал очень интересный тип. На вид бык быком, а стали разговаривать – отличный дядька: все понимает и вкуса не лишен. Интересуется историей, причем нешуточно. Так что движение в лучшую сторону есть, есть. Начали ценить настоящее.

Конечно, есть и ширпотреб. Появились вот заводики с немецким оборудованием. Пруток запускаешь в станок, а вылезает он прокованным. Неспециалист от ручной работы и не отличит. Набор элементов такой: завитки, розеточки, хомутики. Потом три алкаша все это по каталогу на фанерке сваривают, и получаются классика, ампир и модерн. Называется – художественная ковка. Цены – от восьмидесяти до трехсот долларов за метр. Это за сварку-то! Кузней там не пахнет вообще.

Да Бог с ними. У меня заказчики в основном коллекционеры. Одному я уже больше тридцати мечей сделал. Приезжает сюда, мы с ним сидим, книжки смотрим, рисуем. Конечно, это новодел. Но новодел новоделу рознь. Хорошее, правильное копье, сделанное с соблюдением технологии и материала, от оригинала по цене отличается очень незначительно. Туда ведь вкладываются знания: история костюма, история оружия. Сейчас есть действительно хорошие мастера, но у меня преимущество: я еще и художник. У меня в руках весь процесс – от эскиза до готового изделия. Так мало кто работает, обычно трудятся артелью: один кует, другой делает насечку, третий работает с кожей, четвертый – по камню. Получается винегрет. Их понять-то можно: каждый хочет сделать от души, а общей темы нет. И получаются такие навороченные безделухи, которых в магазинах пруд пруди. Настоящий же стиль рождается из соединения многих вещей: технологии, материала, формы, фактуры. Я, например, люблю высокую, рельефную насечку. Сейчас ее в основном затирают вровень с металлом, а я так не делаю. Высокая насечка исторической правде больше соответствует, и свойство металла лучше показать можно. Это тоже элемент стиля. Настоящее оружие не было вылизанным.

Есть в России один парень, тоже одиночка, по кличке Самурай. Японские мечи делает. Красивые работы: тонкие, выдержанные. У него сами японцы меч купили с выставки. Считаю, что это высшее признание.

Я делаю только реальное боевое оружие. Мечи рубят шелковые платки, ножи режут стекло. Мне нравится русское оружие девятого-тринадцатого веков. Это как раз то, где очень удачно сошлись Восток и Запад. Полное переплетение. Как такового русского оружия не существует. Такая уж мы нация аккумуляторная, потому и выживаем. Взять ту же боярскую саблю – тяжелая, роскошная. Она одновременно и меч, и сабля. Вообще в оружии сочетается множество техник, замешано море материалов. Этим оно и привлекает.

Меч у меня стоит от пятисот до семи-восьми тысяч долларов. Это очень большая работа: на меч со всеми аксессуарами уходит и четыре, и пять, и шесть месяцев. Но такие заказы бывают редко – раз, два в год. Заезжают и иностранцы, в основном поляки. Я с ними познакомился, когда в Польше работал. Есть один очень серьезный перекупщик. Меня это устраивает: я говорю, сколько стоит, он платит. Не понимаю, как он все вывозит, но это его трудности. А с нашими коллекционерами все легально. У меня есть лицензия, собственное клеймо. Оружие официально оценивается в бюро при Оружейной палате, регистрируется, на него в милиции выписывается паспорт.

Цены я не ломлю. Другие мастера мечи продают по пятьдесят тысяч долларов, ножи – по десять. Но я с ними мало общаюсь, в кузнечных тусовках не вращаюсь. Ведь когда общаешься, невольно что-то перехватываешь. А вернешься к своей работе, начинаешь туда засовывать чужое – и получается не то. Пахнет салатом. А во всем должна быть собственная линия. Я так считаю.

Записал