Чача бум чача

Мы придумали такую историю: с той или иной периодичностью высаживать­ся в разных больших городах и описывать, что в них происходит. Так, будто в этих городах БГ выходил всегда. «Большой город. Токио». «Большой город. Нью-Йорк». «Большой город. Нижний Уренгой».

Но проснулись мы в Тбилиси.

Вооруженные специфической оптикой — набором приемов БГ, в течение недели мы пытались понять, как устроен, о чем говорит и чем живет совсем другой город. Найти городских героев, послушать разговоры за столом, вычислить места силы, понять, где главные болевые точки, поймать и передать «здесь и сейчас» — но на этот раз не московское, а тбилисское.

Город, который кажется заранее зна­комым: ты видел это в кино, здесь гово­рят на твоем языке, здесь многие вышли из той же советской школьной формы. И при этом он чужой — вот уже кто-то не знает русского языка, вот за ритуальными фразами тостов скрывается какая-то история, в которую тебя никто не ­впустит.

Здесь каждый второй встречный оказывается городским героем, хотя ты не всегда сможешь объяснить, почему это так и даже чем именно он занимается. Если за столом соберутся три грузина, у них будет пять мнений о сегодняшнем дне, а разговор будет идти о раннем Ван Гоге, позднем Саакашвили и правильном количестве соли в хинкали.

Все большие города несчастливы одинаково, все большие города счастливы по-разному. В Тбилиси не стоят в пробке дольше часа, здесь не убито чувство истории, хотя слышны отбойные молотки и идет ремонт Старого города — и этот ремонт не такой, каким хотели бы его видеть профессиональные реставрато­ры. Здесь полиция не берет взятки. Здесь сложно найти работу. Здесь все состоит из маленьких заведений — магазинов, галерей, лавочек, хинкальных. Здесь пло­хо с медициной — по-прежнему не хвата­ет самого простого оборудования. Здесь лучший в мире фастфуд. Тут в сто раз проще открыть свой бизнес, чем в Москве, — количество необходимых согласований просто смехотворно. Но олигархов и крупных бизнесменов, по слухам, могут в любой момент раскулачить и отобрать не только бизнес, но и свободу… Люди, чьи мнения собраны в этом номере, часто противоречат друг другу, но тем самым более точный портрет времени создают. Для приехавшего сюда на три дня — здесь рай, для живущего — город, который быстро меняется.

И за всем этим — исторический фон, значение которого становится понятно, когда узнаешь, что только что происхо­дило в этом городе. О том, что каких-то пятнадцать лет назад во всем Тбилиси не было электричества, газа и воды, проспект Руставели был местом перестрелок, а на улицах жгли автомобильные шины, чтобы согреться.

Это была утопическая идея — привез­ти 15 друзей в любимый город, выпить с ними чачи и сделать за неделю номер. В журнальный рубрикатор вы завернете мцвади, на диктофон запишете песню, которую поют за соседним столом, вместо встречи про будущее урбанистики купите билет в Театр Габриадзе. Редколлегия быстро превратится в многодневную дегустацию таких «вредных» киндзмараули и телиани.

Все вместе станет одним длинным тос­том — за любовь, за ушедших, за родителей, за детей, за друзей, за друзей друзей, за друзей друзей друзей, за хорошие воспоминания. И уже сложно будет отде­лить, где заканчивается восторг захмелевшего путешественника и где начинается настоящий город, в котором ни одна дверь не похожа на другую.

Дни, проведенные в Тбилиси, складываются в фрагменты каких-то неснятых грузинских же фильмов: материала мно­го, материал хороший — но немонтажный. И главным становится естественность всего происходящего, настоящий, освобожденный смысл окружающего ­пейзажа. И то ли это свойство какой-то ­специальной провинциальности, то ли чистоты, но здесь слова значат то, что они значат, и признания за столом в люб­ви к друзьям не кажутся данью условности и глупостью. Впрочем, возможно, это наслаждение новым открытием простых вещей — всего лишь обычный выдох захмелевшего командировочного, удивление москвича, несущего в себе постоянное сомнение, всезнание, стеснение от громких фраз и усталость.

Какие-то слова, наверное, можно по­нять и услышать, только если они ска­заны с акцентом. Тост, чтобы он пере­стал быть формальностью, видимо, нужно произнести с грамматической ошибкой.

И если бы это был тост, то я бы сказал: да, это была утопическая идея — неделю пожить жизнью другого города и попы­таться описать состав его воздуха. И если во всей этой истории и есть мораль, она сводится к восхищению этим воздухом.

И еще я бы сказал, что здесь часто ловишь себя на простой мысли: как из-за горстки каких-то невнятных людей, чиновников в дорогих костюмах, с серыми лицами, с глазами селедки жители целой страны должны нарушать закон, чтобы приехать в Россию. Я бы сказал: надо сделать так, чтобы грузинам было так же просто приезжать в Россию, как нам в Грузию: от того, что они будут сю­да ездить, больше выиграет Россия, чем Грузия. И еще, чтобы хоть как-то исправить ­положение, я бы сказал: мне стыд­но и неловко, что дружеское застолье начинается с заверений, что политики пидорасы, и главное — что два народа любят друг друга и плевать хотели на войны.

Одним словом, за любовь.

И еще — спасибо.