Цепная реакция

Иллюстрация: Маша Краснова-Шабаева

Недавно в Екатеринбурге была проездом одна моя знакомая, режиссер по имени Марчелитта. Она делала в России документальный кинопроект о женах декабристов. Очень хороший человек. В свое время я гостил у нее в Милане, прием был теплый, и теперь я хотел преподнести ей сувенир — пусть недорогой, но очень памятный.

Я стал думать. И в самом деле, она не простая южанка, а человек с научной степенью, знанием мировой культуры, тонким пониманием нравов и обычаев разных народов — балалайкой и матрешкой тут не обойтись.

Одно дело, когда ты гость: открытки, значки, самодельные лапти — рюкзак все стерпит. Но когда тебе позарез нужно подарить приезжему гостю сувенир, который напоминал бы о твоем городе и, главное, о тебе, — ты попал. А что подарить, когда твой город ничем не примечателен и построили его лет двести назад беглые каторжане — только таким отчаянным безумцам могла прийти в голову мысль посесть в этом комарином краю.

Мне повезло — в Екатеринбурге в отличие от, например, Ханты-Мансийска или Новосибирска с историей поживее: демидовские клады, первый паровоз, первый самовар, первая советская бетономешалка, Уралмаш, гипсовые пионеры в запущенных садах, изобретатель радио Попов, первая трибуна, за которой стоял первый президент Ельцин, самое мраморное в мире метро, убийство царской семьи. А главное, каслинское литье — тяжеленные черные фигурки из чугуна: лебеди, писатели, Дон Кихоты. Так или иначе, из всего этого набора ассоциаций и предметов можно выбрать что-то сносное.

Вариант подарить Марчелитте чугунное произведение каслинского литья «Чебурашка и Крокодил» отпадал. Я был на мели, а каслинское литье — удовольствие недешевое, к тому же месяц назад я уже подарил одному гастролирующему артисту именно этот редкий сувенир: Чебурашка, а рядом Гена с тросточкой, оба чугунные, серьезные и черные как негры, стоят на чугунной траве. Я стал думать дальше.

Помню, в детстве, когда мы проходили мимо гостиницы «Большой Урал», мама говорила мне: «Вот здесь была стоянка

Екатерины Второй, она долго шла через Россию со своим отрядом и тут, на месте оперного театра, поставила свою палатку и ночевала».

Я вырос и узнал, что на самом деле ничего такого тут не было: ни Екатерины, ни палатки. Потом была еще одна история.

«Здесь, — говорила мама, — сидел Пушкин». И показывала на лавку, которая стояла во дворе дома рядом с Верх-Исетским

трубным заводом. «Да?! — радовался я. — Пушкин?! Тот самый, который написал про царя Салтана?!» Я вырос и узнал, что и этого не было и вообще никто из великих в Екатеринбург никогда не приезжал. Был, правда, один волосатый писатель с крупными ушами — Мамин-Сибиряк, а еще странный дед с кудлатой бородой по фамилии Бажов. Но этим гениям поклоняются только уральские библиотекарши.

Тут я вспомнил, что, пожалуй, единственное, что было реальностью из фантастических рассказов мамы, — это декабристы. Мы с мамой ехали автобусом №1 из аэропорта Кольцово на Восточную улицу к бабушке, и я глядел в окно.

— Знаешь, как называется эта дорога? — спросила мама.

— Нет,— ответил я, не понимая, чем может быть примечательно шоссе, по которому двигался наш автобус.

— Это Сибирский тракт.

— А почему Сибирский?

— Потому что он ведет в Сибирь. По этой дороге вели декабристов из Петербурга. Они шли тысячи километров босиком, в цепях, они падали, охрана била их палками, но они все же шли. А за ними ехали в каретах жены с детьми.

Мое воображение сразу нарисовало душераздирающую картину: асфальта и автобусов нет, вокруг лес — и бесконечная

пыльная дорога, по которой бредут несчастные. Непонятно было одно: почему жены едут в каретах, а декабристы идут

пешком, волоча тяжеленные цепи.

И я решил: поскольку моя знакомая снимала фильм о женах декабристов, надо обязательно подарить что-то, что связано

с декабристами. У меня в деревне на даче от прежней хозяйки осталось много старых любопытных вещей. Среди прочего

были немецкий термос времен Второй мировой войны и длинная цепь, на которой держали собаку. Цепь была ржавая, с коваными проушинами, и главное — к цепи крепился стальной ошейник.

Я запаковал цепь в пакет, оформил лентой и открыткой и подарил Марчелитте. На вопрос, что там, я слегка подогрел ее

интерес таинственным и загадочным молчанием. Но не желая более испытывать ее любопытство, объявил: «Это очень редкая вещь. Это цепь, на которой вели декабриста Муравьева-Апостола».

Как же она была мне благодарна. А с моей стороны это был не обман — мы частенько выдаем желаемое за действительное, особенно когда это касается исторических фактов и экзотических сувениров. Марчелитта уехала дальше вглубь России,

туда, где Сибирь, и скоро я узнал, что в процессе съемок Марчелитта попала в дом-музей декабристов в городе Мариинске. Растроганная русским великодушием и трагичностью истории, она принесла в дар музею редкую реликвию — мою цепь. Цепь с благодарностью приняли,и теперь она висит в музее как экспонат №127.

Вот так переплелись судьбы декабриста Муравьева-Апостола и старого деревенского пса. А все потому, что черт его знает, что дарить туристу в российской глубинке.