Броня и поезд

ПОЕЗД

В Чечне я был последний раз в 1979 году. Я ехал с родителями и младшим братом на Каспийское море. Красные вагоны фирменного поезда «Дагестан» остановились на аккуратном вокзале зеленого красивого города. На перроне торговали черешней и шелковицей.

– Станция «Грозный». Стоянка двадцать минут! – объявила проводница и пошла открывать дверь. Мы с папой вышли из вагона и вразвалочку направились в привокзальный буфет запасаться минералкой.

И вот я опять еду в направлении Грозного. И снова на поезде. Поезд тоже фирменный – спецпоезд железнодорожных войск России, в просторечии бронепоезд «Терек». Ему предстоит сделать хитрую загогулину: от Моздока через Гудермес в Ханкалу – на окраину Грозного, где закрепились русские войска. Еще сутки назад я ждал маршрутку у метро «Домодедовская», а теперь вот маюсь возле вокзала в Моздоке в ожидании посадки на бронепоезд.

Я еду вместе со сменой старших офицеров-железнодорожников. Им предстоит в течение трех месяцев работать в составе оперативной группы железнодорожных войск в Чечне. Как я понимаю, ответственность на этих офицерах чудовищная: они обеспечивают все наземные поставки для войск и перевозки личного состава, а также контролируют жизнеспособность железной дороги, что на войне – вопрос стратегически важный. Большинство офицеров едут в Чечню впервые. На лицах многих – растерянность. Ну да что же тут поделаешь – в Ханкале их с понятным нетерпением ждут те, кого предстоит сменить.

Наконец нас зовут на посадку. Сейчас мне предстоит увидеть действующий, фактически боевой бронепоезд. Помню, еще в детстве для меня главным и основным экспонатом Музея Вооруженных сил был именно бронепоезд. Как эта машина войны выглядит в наши дни? Я был слегка разочарован. «Терек» стоял у пассажирского перрона. Первое, что я увидел, – бронеплатформа: в центре ее находилась бронированная будка, а по краям – спаренные зенитные установки. За установками сидели солдаты, экипированные по всем нормам военного времени. Сам состав состоял из обычных товарных вагонов и платформ – как мне объяснили, там располагаются электрогенераторы, системы связи и жизнеобеспечения. Был тут и обычный пассажирский или, как его здесь называют, «классный» вагон. Где-то в голове состава возвышался большой броневагон. По всему периметру бронепоезда на одинаковом расстоянии были развешаны коробочки с антеннами. Это «глушилки» для нейтрализации радиоуправляемых мин. Конечно, все это смотрелось не столь эффектно, как в музее. Ну так и в свои лучшие времена бронепоезда вынуждены были таскать за собой вагоны с дровами и едой, платформы с ремонтным инструментом и запасными рельсами, да и просто теплушки с солдатами.

Итак, мы размещаемся в «классном». Это обычный плацкартный вагон, только пропитанный запахом солдатских сапог. Окна закрыты шторками. Сев на полку, пытаюсь понять – волнуюсь или нет. Видимо, не очень, потому что, едва поезд отходит от станции, я безмятежно засыпаю. Просыпаюсь от того, что поезд заметно снижает скорость. Отгибаю шторку – по дороге, идущей вдоль полотна, едет военный грузовик с установленной в его кузове зениткой. При ней сидят два бойца в касках и бронежилетах. Следом – пыльный бронетранспортер с целой толпой народу на броне. Это уже Чечня.

В купе входит подполковник Алексей Жданов, офицер-воспитатель оперативной группы. Вид у него несколько удрученный:

– Да, однако! Не так уж и спокойно, вчера тут подорвали поезд. Слава Богу, обошлось без жертв. Чеченцы пытались уничтожить свой собственный состав из цистерн с нефтью. Чудом не загорелось. Видно, какие-то свои разборки, кто-то кому-то не доплатил...

Я выхожу в тамбур, там двери без стекол, можно подышать воздухом. За окном поля, пасутся коровы, по шоссе едут абсолютно мирные автомобили, такой же пейзаж можно увидеть и в Подмосковье, где-нибудь на павелецком направлении. Ничто не говорит о враждебности этой земли. Проезжаем прудик, окруженный со всех сторон пирамидальными тополями, в нем купаются дети. Увидев бронепоезд, начинают размахивать руками. Я машу им в ответ, потом прислушиваюсь – дети кричат «Аллах акбар!»

В Гудермесе поезд останавливается. Метрах в пятидесяти от железной дороги чеченский дядька у гаража чинит «Оку». За рулем играет мальчик лет пяти. «Терек» дает гудок и медленно трогается. Дядька вытаскивает малыша из машины и что-то говорит ему на ухо. Ребенок кивает и грозит «Тереку» маленьким кулачком. «Аллах акбар!» – кричит он нам на прощание.

БРОНЯ

Бронепоезда как вид военной техники появились во время Англо-бурской войны. Англичане использовали их для безопасных перевозок личного состава и грузов по просторам Африки, где войска донимали партизаны – стрелки-буры. В годы Первой мировой войны крепости на колесах в основном выполняли функцию передвижной артиллерийской батареи. Настоящим звездным часом для них стала гражданская война в России. Как красные, так и белые чаще всего были вооружены чем Бог послал, и странствующие стальные вагоны считались практически неуязвимыми, противники очень ими дорожили. В годы Отечественной войны бронепоезда использовали и мы, и немцы, но эффективны они были лишь на оккупированных территориях для борьбы с партизанами и разными лесными братьями, поскольку легко уничтожались авиацией. Именно из-за угрозы с воздуха классические бронепоезда довольно быстро были заменены бронепоездами зенитными. Сопровождая железнодорожные составы, они отражали воздушные атаки противника.

Сейчас в Чечне главная функция бронепоездов – охрана грузовых составов, прикрытие восстановительных работ на железной дороге, а после нашумевшей гибели вертолета «Ми-26» – и перевозка военнослужащих. То есть современные российские поезда-крепости вернулись к выполнению в точности тех же задач, что и во времена Англо-бурской войны. Сегодня в Чечне работают поезда сопровождения «Терек» и «Байкал», пассажирский «Амур» и технический восстановительный поезд «Дон». Есть, правда, еще один, эмвэдэшный, «Козьма Минин», больше известный в воюющем народе как «Козьма Прутков». Но из-за нарушения всех без исключения установленных правил движения по Чечне он поставлен на прикол в Ханкале. Говорят, что последней каплей, переполнившей чашу терпения командования, был рейс «Козьмы» в Моздок, когда сменившиеся пьяные омоновцы подожгли в нем два вагона.

Надо сказать, что бронепоезда в этих местах не в новинку. В годы гражданской здесь воевали с Красной армией и вечно мятежными горцами несколько белогвардейских поездов. Наиболее известны из них «Апшеронец», активно действовавший в районе Грозного, и «Терец», сформированный в 1919 году в Моздоке и принявший первый бой под Гудермесом. Кроме них через Чечню проходили десятки как красных, так и белых бронированных составов для участия в боевых действиях в Дагестане и в нефтеносном Азербайджане.

Сразу после гражданской войны разочаровавшихся в советской власти горцев утюжил красный бронепоезд «Победа или смерть», первым командиром которого был легендарный матрос Железняк. Позднее, в 30–40-е г. здесь поочередно побывали и зловещие бронепоезда НКВД, и немецкие «Панцерцуги». А в годы разгула перестройки через Чечню проследовали на подавление конфликта в Нагорном Карабахе несколько последних советских бронепоездов, снятых с боевого дежурства на китайской границе.

Пока я вспоминаю все эти вполне любопытные данные, перед нами возникает огромное облако пыли. Оно закрывает все видимое пространство, вплоть до гор. Я с изумлением смотрю на невероятное явление природы, как вдруг из облака на непривычно малой высоте выныривают два штурмовых вертолета. В следующее мгновенье пыль, поднятая их винтами, полностью поглощает все вокруг. Лишь спустя несколько минут становятся видны ряды военных палаток, какие-то сооружения, накрытые маскировочными сетями, за ними аккуратные пятиэтажки, флагштоки с российскими флагами – это Ханкала.

ХАНКАЛА

Ханкала – пожалуй, единственное место в Чечне, где войска и живущие при них пришлые люди могут чувствовать себя относительно спокойно. Окруженная со всех сторон укрепленными огневыми точками, минными полями, явными и скрытыми постами, патрулируемая по периметру спецназовцами на земле и боевыми вертолетами в воздухе, бывшая окраина Грозного превратилась в своеобразный островок безопасности. Здесь, среди отремонтированных и свежепостроенных пятиэтажек гуляют с детьми офицерские жены и чеченские женщины. Наверное, таким был когда-то и весь Грозный, столица Чечено-Ингушской АССР.

Есть тут несколько магазинчиков. Все выглядят, как классические военторги, но только с продуктовыми отделами. Продают тут и алкоголь: три-четыре сорта пива, шампанское, но отпускают спиртное только после 14 часов. Водки в продаже нет, но, естественно, ее всегда можно достать.

Из других развлечений – удивительно большой выбор разнообразных телевизионных программ. Здесь принимаются Первый канал, НТВ, REN TV, ТНТ, TB 42-й дивизии и, что самое удивительное, – НТВ+ «Киноклуб», причем совершенно бесплатно. Время от времени ловятся фильмы на тему войны в Чечне – фильм кончается, и канал исчезает.

Если в хорошую погоду осмотреться вокруг, то обязательно хоть в одном месте на горизонте можно увидеть облако дыма неестественного химического цвета. Такие облака выпускают, чтобы дезориентировать самонаводящиеся зенитные ракеты боевиков. Когда хотя бы часть линии горизонта закрыта дымом, механизм наведения дает сбой. Говорят, что работа тех, кто выставляет дымовые шашки, очень опасна, довольно часто их обстреливают, ставят на маршрутах мины.

Однако и без химических облаков с нашим прибытием в Ханкалу погода сильно портится. Начинаются дожди. Я много слышал про особенную чеченскую пыль. В сухую погоду любое движение поднимает в воздух светло-серую взвесь. Но стоит этой пыли намокнуть, как она мгновенно превращается в субстанцию, по липучести многократно превышающую любую нашу московскую глинистую грязь. Пройдешь по такой несколько метров – и у тебя на ногах появляются тяжеленные грязевые лапти.

Из-за дождей и низкой облачности нарушается график движения бронепоездов. На мой вопрос «Почему?» отвечают, что погода нелетная. Я думал, это так принято издеваться над гражданскими любопытными. Оказалось, нет, поезда действительно ходят только в летную погоду, когда их могут сопровождать боевые вертолеты. Так что отбытие домой откладывается, приходится мыкаться по Ханкале, месить серую жижу.

Зашел в «Рокот» (так называется оперативный штаб железнодорожников). Возле входа заметил будку с голубоглазым щенком. Мне объяснили что щенка тоже зовут Рокот и он сын Шпалы, собаки здешних связистов. Недавно Шпала пропала. Под носом у Рокота полная миска еды, однако есть он не торопится, видимо, зажрался. Кроме Рокота в расположении штаба живут еще и куры. Солдаты купили их еще цыплятами на местном базаре, сделали загон и теперь каждый день собирают яйца.

На базар я сходил вместе с полковником Беляевым, главным инженером железнодорожников, в миру Федорычем.

– Тут как-то ребята отвезли такой комплект в Москву, так там настоящий ажиотаж начался, – объясняет Федорыч. – Я туда уже пятый или шестой чемодан отправляю, и не я один такой.

– А что они такие дешевые?

– Так ведь производство турецкое. К тому же есть подозрение, что это какая-то разворованная гуманитарная помощь, предназначавшаяся для восстановления домов, они ведь здесь в основном частные.

Приходим на базар. Торговки здесь – вежливые и очень сдержанные чеченки. Покупатели – военные и омоновцы. Товары – различные навороченные варианты военной формы, консервы, макароны, жарится шашлык. Пиво – «Очаковское», «Старая бочка», «Дон», «Балтика №7». В общем, ассортимент обычного подмосковного пристанционного рынка. На большинство товаров и цены подмосковные. Дешево стоит лишь низкокачественное турецкое золото и уже упомянутые инструменты.

УЖИН

Вечером второго дня вновь прибывшие офицеры устраивают ужин в честь отъезжающих в Москву – такова тут традиция. В офицерской столовой накрыты столы. Поварихи приготовили изысканные блюда с легким кавказским колоритом. Выставлена бережно доставленная из Москвы «беленькая». В углу стола вещает маленькая переносная рация:

– Двести двадцать седьмой, к вам едет белая «Нива» с тремя гражданскими.

– Вас понял. «Ниву» вижу. Проверяем.

Вскоре звуковое сопровождение рации становится недостаточным. Где-то найдена раздолбанная гитара. «Господа юнкера, кем вы были вчера...» Присаживаюсь поближе к полковнику Леониду Гассу, худощавому офицеру в очках.

– Как становятся офицерами железнодорожных войск? – спрашиваю.

– У всех очень похожие истории. Сначала питерское высшее училище военных железнодорожников, потом служба по всей стране. Те, кому за сорок, – почти все прошли БАМ. Сам я сначала хотел в гражданский вуз, но когда отец умер, решил не сидеть у родных на шее и поступил в военное училище, на полное гособеспечение. Теперь вот сын собрался туда же поступать. Но он знает, на что идет, на моем-то примере.

Подходит еще один полковник, новый начальник штаба Сергей Громов:

– Надо бы с солдатами поговорить, узнать, как им тут. Мы ведь здесь люди новые, сами еще не разобрались. У меня перед солдатами долг – они мне на БАМе жизнь спасли – я под лед провалился, так они меня вытащили, до жилья донесли, а там паяльной лампой из замерзшей одежды, можно сказать, вырезали...

Разговор прерывает довольно сильный взрыв со стороны Грозного. В наступившей тишине слышны предположения:

– Гранату рванули...

– Слишком громко для гранаты. Скорее мина.

Делают погромче рацию. Сквозь шумы отчетливый голос спокойно произносит:

– На мосту возле БМП произошел взрыв...

Два генерала, присутствующие на ужине, встают и уходят выяснять обстоятельства. В этот вечер они больше не возвращаются. Ночевать я иду в бытовку возле путей. Посреди ночи просыпаюсь от характерного шума тепловозного двигателя. Выскакиваю на улицу. На фоне затянутого низкими облаками неба движется бронированный тепловоз, за ним – бронеплатформа с расчехленными зенитными пулеметами и далее, по списку, весь состав бронепоезда. Проехав несколько метров, поезд останавливается. Иду вдоль состава. Сквозь амбразуры большого броневагона виден свет, слышны голоса, взрывы хохота.

Утром выясняю, что это «Байкал». Каждую ночь один из бронепоездов встает на дежурство для прикрытия Ханкалы от всяких неожиданностей со стороны Грозного. Грозный-то в двухстах метрах, через минное поле...

После завтрака заговариваю с солдатом, драящим полы.

– Надолго вас сюда присылают?

– Срочников – на два месяца, офицеров и контрактников на три. И всех только на добровольной основе. Потом, правда, большинство пишут рапорта с просьбой оставить еще на один срок. Лучше уж здесь, чем на большой земле газоны красить. Тут время быстрее идет. Я раньше на «бронике» поваром был. Да вот с приступом аппендицита слег. Теперь на легких подсобных работах.

– Дедовщина?

– Да откуда?! Сюда все срочники только после года службы попадают. Особо не раздедовеешься.

Пока бронепоезда стоят, обследую «Байкал». Залезаю в броневагон. Внутри неимоверно тесно и душно. Экипаж во время движения размещается на жестких узких рундуках. Но несмотря на аскетизм, в конце вагона под потолком висит видеодвойка. Тем временем облачность рассеивается. Сообщают, что завтра бронепоезд «Терек» отвезет всех сменившихся в Моздок.

ДОМОЙ!

Бронепоезд маневрирует по путям станции Ханкала, цепляет и отцепляет какие-то дополнительные вагоны. На перекрытом из-за нас переезде в чудовищном бронированном сооружении на колесах, когда-то бывшем машиной «Урал», томятся омоновцы. Несмотря на жару, на них черные маски. Полчаса сидения на переезде – и маски сняты. Наконец состав сформирован. Тепловоз дает гудок, и поезд начинает разгоняться. Скорость не больше 40 км/ч, однако встречный ветерок задувает под бронежилет.

Я еду не в вагоне, а на контрольной платформе. Ее толкает впереди себя тепловоз. Вообще таких платформ перед поездом две, самая первая нагружена мешками с песком, больше там ничего быть не должно. Это сделано на случай, если поезд напорется на мины нажимного действия. Следом идет та платформа, в которой я нахожусь. Здесь есть будка, укрепленная шпалами и мешками, в ней сидят впередсмотрящие и саперы, которых принято называть смертниками. Смертники смотрят на пути и ищут подозрительные участки: потревоженный грунт, провода, посторонние предметы. Если замечают что-либо, состав останавливают и вперед отправляется группа разминирования.

Впередсмотрящий, высокий майор с обветренным лицом, надевает большие, похожие на горнолыжные, очки, облокачивается о край будки и осматривает путь. Рядом со мной на скамейку усаживается сержант-контрактник. Его задача – осмотреть рельсы под другим углом зрения.

– Товарищ майор, – говорит он. – Отойдите-ка немного в сторонку, ничего не видно.

У обоих мужчин – рации, чтобы в нужный момент дать команду и остановить тепловоз.

– Сейчас будет мост через Терек, – говорит сержант, – его взорвали, а восстановили пока только одну колею.

Мы замедляем ход, и я вижу, что впереди, на второй колее, стоит бронепоезд «Дон». Под его защитой работают солдаты-железнодорожники. Вокруг выставлены посты, на зенитных комплексах сосредоточенные бойцы в касках. «Терек» дает гудок. «Дон» отвечает. Солдаты и офицеры встретившихся поездов машут руками, высовываются в окна, как будто это два речных трамвайчика с выпускниками на Москве-реке.

Вскоре подъезжаем к станции. Во дворе стоящего под насыпью дома на качелях качается маленькая девочка с косичками. Ей лет шесть, волосы светлые, одета в сарафанчик. Так похожа на мою дочку Женьку – нет сил! И вот над ней на рельсах стоит зеленая, пятнистая, бронированная, вооруженная до зубов штуковина, а она знай себе раскачивается. А с другой стороны, если не боится, значит, нет повода, значит, люди мы...

Когда-то в детстве мне приснился сон, будто я оккупант и, поигрывая на губной гармошке, еду по захваченным территориям на прицепленной впереди паровоза платформе. Потом зыркаю из-под каски на стройных селянок, купаюсь в пьяном виде в бочке и пою дурным голосом местные песни. Не знаю, почему мне вообще такое могло присниться, может, тому были виной фильмы о войне. Но сейчас мне делается не по себе от этого воспоминания.

...Выезд из Чечни, как и въезд в нее, я проспал. Разбудили меня уже в Моздоке. Переночевав в комендатуре, рано утром следующего дня я бодренько перешел Моздокский переезд в направлении автостанции. То и дело меня обгоняли автобусы с военными. Ровно через сутки, на этом самом переезде, к одному из автобусов бросится женщина в черном шахидском одеянии...

Максим Крылович