Братство Болотной

Инвалид второй группы, до 6 мая не работал, большую часть времени проводил дома с кошкой Мусей. Служил в армии, где столкнулся с дедовщиной и был избит. Сильная травма головы переросла в психическое заболевание. По словам родственников, Михаил любит читать книги по психологии и эзотерике. На данный момент уже двое омоновцев-свидетелей не опознали его как участника столкновений на Болотной.

Ксения Косенко, сестра

В 9 утра гроб с телом Нины Васильевны Косенко увозят из морга царицынской больницы №12. Во дворе ждет микроавтобус, который повезет шесть человек на Богородское кладбище: дочь Ксению с сыном, сестру Нины Васильевны с двумя дочерьми и меня. Полтора часа мы едем до места, где будет проходить отпевание в маленькой деревянной церкви.

Михаила Косенко, сына Нины Васильевны, здесь нет. Он пятнадцатый месяц сидит в бутырском СИЗО-2. Судья Замоскворецкого суда Людмила Москаленко, несмотря на многочисленные просьбы Ксении Косенко и правозащитников, не разрешила Михаилу присутствовать на похоронах матери. О том, что она умерла, Михаил узнал не сразу: письма не пропускала тюремная цензура. Об этом на похоронах не говорят, всю дорогу от Москвы до Богородского кладбища женщины молчат. Только один раз Ксения Косенко, бросив взгляд на освещенную солнцем утреннюю дорогу, замечает: «Как хорошо, что солнышко».

«Вероятность, что Мишу отпустят на похороны, была 50 на 50, но я очень надеялась, что они воспользуются шансом проявить человечность. Ведь самое святое, что у нас есть, — это дети и родители», — рассказывает мне спустя два дня Ксения. Мы встретились в офисе компании, где она работает специалистом по маркетингу и рекламе.

«Миша болеет давно. В армии он получил травму головы из-за неуставных отношений. Подробностей я до сих пор не знаю, он не любил на эту тему говорить. С тех пор у него начались проблемы с психикой. Но он совершенно не опасен ни для себя, ни для окружающих. Его диагноз — что-то типа разновидности аутизма. Ему комфортно наедине с собой», — говорит Ксения.

Об аресте Михаила Нина Васильевна узнала 8 июня из новостей на Первом канале: «У нее и так было две операции на сердце, она была инвалидом — старались не волновать». Ксения вспоминает, как Нина Васильевна ради сына научилась обращаться с компьютером: «Я специально завела ей аккаунт в твиттере. Последнее время, пока еще могла, мама постоянно там новости читала. Еще она письма научилась по электронке писать, заказывала Мише до последнего передачи на сайте магазина СИЗО».

Переписываться с Михаилом часто не получается: уведомление, что брат получил письмо, приходит только через три недели после отправки. Ответ идет еще две-три недели. За последние полтора месяца Ксении пришло только одно письмо в конверте, которое Михаил отправил обычной почтой (из СИЗО можно посылать обычные бумажные письма и пользоваться услугой электронной почты. — БГ). Ксения — законный представитель Михаила в суде, наравне с адвокатами она имеет право участвовать в процессе. Правда, судья Москаленко не дает ей никакой возможности общаться с братом и согласовывать с ним линию защиты. 4 сентября впервые за 11 месяцев ей дали пообщаться с Михаилом по видеосвязи 10 минут. В свиданиях судья Москаленко Ксении постоянно отказывает: «Мотивация всегда была разная. Иногда она в принципе не рассматривала ходатайство, даже не приобщала протокол. Потом, когда между судебными заседаниями подают ходатайства, я пришла и спросила, будет ли ответ, а она мне: «Мы в переписку не вступаем». Иногда апеллирует к каким-то непонятным статьям, иногда — просто «нет», и все».

Ксения поначалу была шокирована и процессом, и поведением судьи. «Сейчас я начинаю понимать правила игры и что нужно рубиться по полной программе. До этого я так, одним глазом за Навальным подглядывала, почитывала, но чтобы куда-то ходить или что-то делать — нет, конечно». Теперь она ходит на митинги и выступает со сцены. «Я уже это дело не брошу. У меня есть знакомые, которые говорят: «Зачем тебе это надо, отсидись в тени». Но чем больше узнаёшь, тем сильнее чувство протеста», — говорит Ксения.

На работе у нее проблем не возникло. «Ты только название фирмы не говори», — попросило начальство. «Меня всегда отпускают на заседания, все сочувствуют, мне повезло с работодателем», — добавляет Ксения. Пока шло следствие, нужно было постоянно ездить в СИЗО, знакомиться с материалами дела. Тогда получалось чаще встречаться с братом, в том числе чтобы передать ему необходимые лекарства. В СИЗО нужных медикаментов для инвалида второй группы нет, поэтому приходится возить все самой в тюрьму, на это уходит почти весь день: в 14.00 начинают принимать передачи, но нужно приехать заранее, записаться и дождаться своей очереди.

Брат, по словам Ксении, человек неприхотливый, никаких особых просьб у него нет — разве что иногда попросит фрукты или каши. Вместе с ним в камере СИЗО-2 сидит еще один человек — тоже Михаил, с которым у Косенко сложились хорошие отношения. Ксения специально передает продукты на двоих. До этого Михаил сидел в другом СИЗО, в камере с тремя людьми, которым родственники ничего не присылали — приходилось делать большие передачи, чтоб хватило на четверых.

Ксения признается, что сначала злилась на брата, не понимала, зачем он вообще пошел на митинг: «Однажды я пришла в СИЗО — мы там знакомились с материалами по делу и смотрели видеосюжеты — и спросила у Миши: «Ну почему ты не ушел оттуда? Ты же видел, что что-то начинается?» А он мне сказал: «Я не мог уйти. Вдруг кому-то понадобилась бы моя помощь». Меня это очень отрезвило, я поняла, что, несмотря на его болезнь, мой брат — человек очень сильного духа».

После ареста Михаила в жизни Ксении появились не только походы в СИЗО и суды, но и новые друзья — родственники других «узников Болотной». Со Стеллой, мамой Дениса Луцкевича, и Сашей, девушкой Степана Зимина, Ксения недавно ходила в театр на спектакль «Медведь» по пьесе Дмитрия Быкова. С остальными близкими «узников» она часто встречается на собраниях «Комитета 6 мая» и митингах. «Когда все случилось, многие мне позвонили — и из «Комитета 6 мая», и мамочки звонили. Все со словами поддержки, и Стелла звонит, плачет, и я с ней давай рыдать». Ксения вспоминает, как 6 мая 2013 года на митинге они собрались с родственниками, фотографировались и шутили: «У нас прямо семья 6 мая».

Учился на факультете политологии РГГУ, востоковед, в совершенстве владеет арабским. Занимается танцами, в особенности буги-вуги. Реконструктор со стажем: сам делает себе доспехи и шьет костюмы. Любит готовить и читать. Рост Степана — 2,05 м, он самый высокий из «болотных узников». По политическим взглядам Степан антифашист и анархист. У Степана есть кот по имени Котя.

Саша Кунько, подруга

«Мне позвонила сейчас Тома Белоусова и предложила пойти на спектакль «Вятлаг» в «Театр.doc». В нем играет Женя Ковязина, жена Лени. Я наконец познакомлюсь с Женей, и это будет лишний повод увидеться с Тамарой. Мы с ней общаемся, как и с Таней Полихович», — говорит Саша Кунько, девушка Степана Зимина. Леонид Ковязин, Ярослав Белоусов и Алексей Полихович — «узники Болотной», а Евгения, Тамара и Татьяна — их жены, которые теперь стали подругами.

Саша — высокая, хорошо сложенная, обаятельная девушка 25 лет. Со Степаном они познакомились в танцевальном клубе, где оба учили рок-н-ролл и буги-вуги, зимой 2012 года начали встречаться. «Мы с ним сначала просто танцевали, потом стали общаться ближе. Он увлекался и увлекается арабским языком, очень много мне рассказывал про фестивали, на которые ездил, — он же реконструктор. Мы с ним вообще не касались политики. Поэтому для меня его арест был как снег на голову», — вспоминает Саша. Из родственников у Степана в Москве только сводный брат Антон, который стал его общественным защитником в суде. Мама Степана умерла, а папа живет в Волгограде. В июне Степан собирался везти туда Сашу — знакомить с отцом, но арест смешал все планы. Уже на следующий день после ареста она поехала в Басманный суд, где должны были рассматривать дело, но в здание ее не пропустили: «Не родственница, не жена — не положено».

«Рядом со мной стояла девушка, она показала паспорт, и ее пустили. Я еще не знала, кто она. Тогда я простояла несколько часов, ждала, когда выйдет адвокат. А через несколько месяцев я познакомилась с Томой —это она стояла у суда. Потом с Таней Полихович познакомились — списались в соцсетях, начали общаться. Таня Полихович — удивительная девочка, маленькая, хрупкая, а фору даст любому. Как будто таких адекватных, умных, красивых, интересных людей в одном месте специально подбирали», — говорит Саша.

Сейчас новые подруги будут решать вопрос с книгами — оказалось, в СИЗО-5 «Водник», где сейчас держат Степана, не принимают книги от физических лиц — только юридических. «Библиотека там небогатая. Но он находит русскую классику, зарубежную, цитирует мне огромное количество текстов в письмах. Степа мне писал про книгу Толстого «Воскресение», и, когда он приводил те или иные цитаты, я думала, что это его мнение о суде сегодняшнем. Потом открыла Толстого и ужаснулась, потому что описание судов тогда, более 100 лет назад, — один в один то, что происходит сейчас. Он говорит: «Саш, обязательно прочитай эту вещь, у нас борьба идет за эту книгу, мы всей камерой вслух зачитывали отдельные абзацы».

Саша и Степан часто переписываются, и с цензорами в «Воднике» им повезло — всё пропускают. Впрочем, в письмах нет никакой политики или чего-то, что могло бы насторожить. Степан описывает будни в СИЗО: кто что ест, как себя чувствует. Как-то Степан написал в письме к Саше: «У меня хорошее настроение, потому что я получил от тебя два письма, а впереди поднимается по ступеням и смешно пыхтит Леша Полихович». Саша рассказывает, что в тюрьме Степан много готовит. Он и раньше это любил, а теперь делает постоянно. Правда, готовит только салаты: в камере нет плитки. По ее просьбе Степа бросил курить — а был заядлым курильщиком. «Он сильно изменился внешне, похудел, возмужал, повзрослел», — считает Саша.

Передачи Степан получает регулярно. Особых предпочтений у него нет, любит чай с бергамотом. Единственное, кроссовки пришлось заказывать из Америки: в Москве сложно найти его 50-й размер. Саша говорит, что незнакомых людей, готовых помогать деньгами и передачами, оказалось на удивление много. Несколько недель назад кто-то неизвестный сделал Степану большую передачу, тем самым сбив планы друзей на доставку: месячный лимит одного заключенного — 30 килограммов.

Саша работает в небольшом издательстве менеджером по продажам, часто ходить на суды из-за работы не может. В свиданиях Саше судья отказала. Когда она приходит в Мосгорсуд, то за процессом даже не следит: «Мы со Степой смотрим друг на друга, ничего нас не волнует, а с адвокатами мы до и после общаемся. Отчеты и все тонкости читаем потом в газете».

Танцами Саша больше не занимается, потому что нет времени, но, когда изредка приходит на танцевальную вечеринку, все спрашивают про Степана и помогают серьезными суммами.

«Прийти на суд не так сложно, это прекрасный повод увидеть его и убедиться, что с ним все хорошо, что он здоровый, — говорит Саша. — Мы с ним перемахиваемся и улыбаемся друг другу. Передачи — это тоже не сложно: в субботу потратить полдня, раз в неделю отвезти что-то. На Степу столько свалилось, но он выдержал — и еще выдержит очень много. Он изменился, я изменилась, всякие бытовые трудности — это не то, о чем нужно переживать. Те люди, которые тогда были с нами, до сих пор с нами. А еще новые появились — все дают надежду и силы. No pasarán, еще поборемся».

Служил на флоте. Учился в Российском государственном социальном университете на кафедре психологии и конфликтологии. До ареста работал старшим курьером. Участвовал во всех зимних митингах протеста, был на «Оккупай Абае» и среди защитников Цаговского леса. Со своей девушкой Татьяной встречался с первого курса МИЭМа, откуда ушел через год. Алексей и Татьяна поженились в СИЗО 13 июня 2013-го. 3 марта 2013-го ветераны Военно-морского флота направили в суд заявление, которое начиналось с фразы «Один за всех, и все за одного». Суд заявление проигнорировал.

Алексей Полихович, отец

«Мы все держимся: и жена, и дедушка с бабушкой. Ну а что еще делать? Мы стараемся быть как-то повеселей, чтобы он не переживал. Леша первое время за нас очень волновался. Когда адвокат к нему начал ходить, он передал: «Пап, извини». Я ему сказал: «Леш, я же не говорю, что ты неправильно что-то делал. Просто власть не будет терпеть: у нас не та страна», — рассказывает мне папа Алексея Полиховича. Его тоже зовут Алексей. Он крепко сложенный энергичный мужчина средних лет. С самого начала он был против того, чтобы сын ходил на протестные митинги, говорил ему: «Леша, ты почитай «Детей Арбата» — про 1937 год. Там люди тоже не делали ничего противозаконного, выражали свои мысли и за это получали по 5–10 лет ссылки».

Полихович-старший назначил мне встречу в сквере напротив Мосгорсуда, у фонтана. До начала заседания остается час. Он старается приходить часто, чтобы больше видеть сына. Сюда же ездит дедушка — и сейчас он молча сидит рядом с нами. И бабушка бы приехала, но она не может выйти из дома, а потому ей показывают видеоролики и фотографии с заседаний. Жену Полиховича-старшего зовут Татьяна — так же, как и жену Полиховича-младшего. Мама узника обычно сменяет мужа в Мосгорсуде после обеда. На работе их понимают и отпускают без разговоров. Правда, отец не называет фирму, в которой работает, — так же, как и Ксения Косенко.

Несмотря на то что Алексей и обе Татьяны Полихович близкие родственники арестанта, свидания с ним у них случаются нечасто: «Последний раз я был 7 мая, потом на его свадьбе, — говорит отец. — С августа стали давать свидания — его Таня стала ходить. И я хотел, но уже не дали: одно свидание в месяц. Спорить, ругаться — бесполезно. В этом месяце опять его жена пойдет. Мне кажется, ему с ней поприятнее пообщаться», — смеется Алексей.

Таня и Леша поженились в СИЗО. Они встречались с первого курса института, до ареста свадьбу не планировали. Полихович-старший рассказывает, что в «Бутырке» на удивление хорошо отнеслись к этой истории: «Судья Никишина — большая молодец, дала разрешение присутствовать на свадьбе. Мы не ожидали, думали, откажут. Выделили большой кабинет. Работница загса сама удивилась: обычно все происходит в таких маленьких комнатах, где адвокаты сидят. В общей сложности мы с ним час пробыли. Приехал ОМОН, наблюдали за всем, совершенно адекватно себя вели, я думал, может, провокацию какую сделают, но нет. Мы еще кольца в сумке забыли, и женщина-капитан сама побежала за ней. Потом замначальника экскурсию провел по тюрьме, вывел через другой выход. Думал, будет хуже», — вспоминает Полихович-старший.

Пока мы разговариваем, у фонтана начинают собираться родственники других узников — подходят к Алексею, жмут ему руку, перебрасываются парой слов. «Они все идеальные люди. И сами подсудимые тоже. Когда смотришь на них в этом аквариуме, не укладывается в голове, что их могут считать преступниками. Посмотришь на того же Белоусова — какой он преступник? На того же Зимина. Мальчик!» — говорит Алексей. Он вспоминает первый суд, когда процесс только начался: «Единственный, кто улыбался, был наш Леша. Я ему сказал: веди себя достойно, пожалуйста, не падай духом, не унижайся, но и границы не переходи».

Семья Полихович была удивлена, что люди со всей России стали им писать и предлагать помощь. Одна женщина из Томска с самого начала процесса посылает деньги, на которые Алексей делает передачи всем ребятам, сидящим в «Бутырке», другая — из Якутска — сама посылает Полиховичу-младшему передачи. Незнакомые люди делают передачи в Москве. Иногда Полихович-младший просит больше ничего не присылать: холодильник забит продуктами. Он служил на флоте, не капризный, по-настоящему любит только сыр. Родители передали ему уже 80 книг по истории и философии: в тюремной библиотеке — только детективы, которые он не читает. На условия в камере не жалуется: «Здесь, говорит, хоть камеры отапливаются — у нас на корабле не отапливались. Шутит, что в шоколаде».

В отпуск семья не ездила уже четыре года. В 2012 году собирались, купили билеты, но тут сына арестовали. Раньше Полихович-старший ложился спать в 11–12 вечера, теперь уже стабильно в девять: «В пять просыпаюсь, чтобы и на работе успевать, и на суды приезжать».

Мы встаем со скамейки и идем в апелляционный корпус Мосгорсуда, где по вторникам, средам и четвергам проходят заседания по «Болотному делу». На шестом этаже уже собрались родственники, адвокаты и журналисты. Отец и дед занимают мне место рядом с собой в первом ряду, но сначала выискивают глазами Лешу, который сидит в дальнем аквариуме. Раньше он сидел ближе к залу, его жена Татьяна подходила к перегородке, и они смотрели друг на друга. Пристав это заметил, и Алексея специально отсадили. На это заседание в качестве свидетеля обвинения позвали еще одного омоновца, который на большинство вопросов отвечает «не помню». Отец и дед сидят рядом, слушают и, кажется, не злятся. «Смотри, он ведь улыбается», — вдруг говорит про омоновца сидящий рядом с нами дедушка.