Боже, царя храни

«Проблема не в том, что разрушенные усадьбы сложно реставрировать, а в том, что их сложно собрать в одни руки. Часто они имеют большие территории и находятся в пользовании и владении множества ведомств и лиц — лесоохраны, различных муниципальных учреждений, санаториев, сельсоветов и даже в частичном частном владении после приватизации в 1990-е годы. Чтобы выкупить или арендовать всю усадьбу, надо со всеми участниками договориться. По закону продавать памятники можно только комплексом, соответственно люди, которые за это берутся, — настоящие герои, которые собирают усадьбу по частям из разных рук.
В России усадеб под охраной — региональной и федеральной — около 7 000. Без охраны — около 70 000. Государство восстановление всех объектов не осилит никогда. Впрочем, как и частные собственники. Более того, это не российская особенность, это мировая практика: в Германии и Франции при всем благополучии полно руин. Но там государство не берет на себя роль опекуна, оно выстраивает процессы и законы так, что сами собственники идут к нему и просят включить их владения в государственный охранный реестр. Потому что государство субсидирует их, снижает им налоги, включает в туристические программы, подтягивает инфраструктуру — создает набор мотиваторов.
Никакими частными и государственными средствами все памятники не спасти. В мире масса примеров, когда общественные некоммерческие инициативы содержат памятники национального значения. В Германии — Фонд прусских дворцов и парков содержит, например, Сан-Суси — императорскую дворцовую резиденцию. Это все равно что общественная организация содержит Петергоф. Еще в европейских странах очень распространены национальные трасты. Самый старый — английский — существует с XIX века. Он опекает более 200 объектов национального значения, это самый крупный земельный собственник в стране: заповедники, заказники, тысячи километров береговой линии. Государство его, конечно, всячески поддерживает, но содержат они себя сами. И никто им не говорит, что им нужно делать, что покупать, как охранять. Разве что выполнение реставрационных норм и правил. И такой опыт существует везде: Франция, Италия, Шотландия, Индия, Япония.
А у нас даже такое понятие, как доверительная собственность или доверительное управление на объектах наследия, отсутствует в принципе. Раньше была хотя бы категория «безвозмездного владения», а потом она «разонравилась» Министерству финансов — и фактически осталось две формы владения: собственность и аренда. Причем у собственника или арендатора памятника в России — сотни обязательств и никаких льгот.
В 2008 году отменили мораторий на приватизацию памятников, но с тех пор я не знаю ни одного случая покупки ­усадебного комплекса, находящегося под федеральной охраной. Во-первых, это настолько сложно сделать, что никто просто не ввязывается, а во-вторых, отработанной схемы такой покупки пока не существует: документальная база, рынок усадебной исторической недвижимости только начинает формироваться.
Реставрация среднего усадебного комплекса в России — от $ 10 до 30 млн. Частными руками полностью отреставрированного комплекса — именно полностью, а не отдельных элементов, — в России нет ни одного».

После выхода в отставку с должности директора Академии наук в 1770-е годы граф Владимир Орлов, младший из пяти братьев Орловых, переехал из своей «зимней квартиры» — московского особняка на Большой Никитской — в село Семеновское. Купил он его у брата Алексея, который участвовал в заговоре 1762 года, приведшем на престол Екатерину II, и получил Семеновское в подарок. Строительство усадебного комплекса Владимир вел крепко, не торопясь, проект приписывается Карлу Бланку (Императорский воспитательный дом в Москве). В итоге в усадьбе появился дворец в английском стиле, флигели, Владимирская церковь, пейзажный парк с гротами, беседками, павильонами, статуями, фонтаном со струей в высоту дома, а также стерлядью и форелью в графском пруду и завезенными оленями в лесу. Орлов всерьез увлекался астрономией, имел домашние обсерватории и даже хранил телескоп Ломоносова. Был настоящим педантом — сохранилось мно­жество документов по разным поводам: опись цветов в оранжереях, распоряже­ния о доставке из Москвы кустов акации, переписка о борьбе с сорными травами.
Дочь Орлова Екатерина Новосильцева продолжила совершенствовать дизайн усадьбы: в 1832 году недалеко от дома устроила фамильную усыпальницу с часовней в форме ротонды, а по бокам дворца на уровне второго этажа пристроила полуротонды с внешними лестницами. Племянник Новосильцевой Владимир Орлов-Давыдов в 1848 году поставил возле дома две симметричные оранжереи, парковые павильоны и кованые усадебные ограды по эскизам архитектора Боссе (дом Пашкова в Петербурге). О внутреннем убранстве дворца ходили легенды: десятки кабинетов, залов, огромная купальня графини, библиотека в 3 000 томов, редкий фарфор, мраморные бюсты, фамильные портреты, картины Брюллова, Щедрина, Айвазовского, Перуджино, Пуссена, Брейгеля. Орловых в «Отраде» навещали Тютчев, Чехов, Бунин.
После 1917 года усадебные ценности вывезли в Исторический музей и Третьяковскую галерею, книги — в библиотеку им. Ленина, останки братьев и мозаичные иконы в усыпальнице уничтожили. На территории располагались детский дом им. Карла Маркса, техникумы, школа крестьянской молодежи, биостанция юных натуралистов, Московская школа НКВД, санаторий КГБ, сейчас — санаторий «Семеновское» ФСБ РФ.
В 80-е годы сотрудники ФСБ начали реставрировать главный дом — положили крышу и паркет, восстановили усыпальницу, но в 1990-е усадьбу у ФСБ забрало правительство Москвы, и реставрацию забросили. Памятник федерального значения также числится в списке охраны ЮНЕСКО.

---

Стиль: 

французский классицизм 

Владельцы:  

1621 — Одоевские, 

1721 — Долгорукие, 

1774–1917 — Голицыны, 

2005 — частный владелец 

Месторасположение: 

В 1635 году село Урюпино было передано в поместье князю Никите Одоевскому, который построил там дом и белокаменную церковь Святителя Николая. Имение стало одним из самых богатых в России — более 3 000 дворов крепостных крестьян, что уступало только владениям боярина Морозова и царя, — и оставалось таковым до смерти князя. Дальше имение пошло ходить по рукам, крестьяне от новых владельцев все чаще бежали, хозяйство скудело.
В 1774 году порядком разоренное имение купил князь Николай Голицын, владелец соседнего Архангельского. Любитель шумных празднеств, Голицын построил в Урюпино одноэтажный Белый домик для отдыха с избранными гостями, ставший архитектурным центром усадьбы. Малая копия дворца в Архангельском напоминала табакерку: снаружи — строгий фасад с шестиколонным портиком и барельефами на античные темы, внутри — роспись по золоту по гравюрам французского художника Буше, тонкая лепка и фрески. В парке были высажены липовые аллеи, построены руинные ворота и беседка в центре пруда.
В 1809 году, в связи с продажей Архангельского, в Николо-Урюпино началось строительство Большого дома. В 1812 году усадьба практически не пострадала: ее спасли казаки и крестьяне, загнав французов топорами и лопатами в торфяное болото. После 1917 года внучки Владимира Голицына какое-то время еще оставались в имении, договорившись с Наркомпросом о превращении усадебного дома в музей. Однако скоро он, как и вся остальная территория, перешел Военно-инженерному полигону и Академии им. Куйбышева, а музейная экспозиция переехала в Архангельское. Руинные ворота, парк, беседка, хозяйственные постройки были уничтожены, в Большом доме провели перепланировку — интерьеры были утрачены полностью.
В 1999 году усадьбу арендовал предприниматель Владимир Брынцалов. Для «рес­таврации» он позвал Шилова, но через два года суд расторг договор и передал владение Минкульту. В 2004 году Большой дом полностью сгорел. В 2005 году усадьбу арендовал частный инвестор и начал новую реставрацию.

Имение известно с 1770-х годов, изначально принадлежало князьям Голицыным. В 1890-е годы князь Александр Голицын то ли проиграл в карты, то ли продал его прапорщику артиллерии Владимиру Муромцеву. Кто из них строил главный дом в английском готическом стиле — тоже неизвестно, но во владении Муромцева имение стало процветать. Он постро­ил винокуренный завод, закупил много скота. За хозяйством лично следила его жена, Анна Ивановна Тимирева-Муромцева, которая была дамой образованной: училась в Оксфорде и Сорбонне, выпускала книги о приготовлении сыра и масла и ведении фермерского хозяйства, преподавала в Петровской сельскохозяйственной академии. У Муромцевых было пятеро детей, двое из них умерли еще до революции, старший сын застрелился, чтобы не служить в Красной ар­мии, младший — погиб в Гражданскую войну, командуя «белым» бронепоездом. Старшая дочь Александра дожила до 95 лет в Москве: работала преподавателем английского языка на заводе им. Сталина, всю жизнь скрывая свое происхождение. Усадьба в 1917 году была национализирована, после в разное время там работали школа скотоводства, сыроварня и маслодельня, дом культуры, склад. Вот что писала Александра Муромцева после посещения имения в советское время: «В родном моем Пречистом наполовину разрушили церковь-собор и повалили большую часть памятников. В подвале церкви сделали сырный склад, а на уцелевших памятниках брата Павла, отца и сестры вешают мочалки и тряпки от солки сыров. Парк и фруктовые сады вырублены, озера ­спущены для уничтожения сразу всех карасей, паркеты в доме выломаны, мраморные стены и статуи разбиты, везде построены индивидуальные коровники и свинарники и вместо чистокровного шведского скота, полученного от моей матери, осталась какая-то сотня тощих совхозных коров и стадо личных». Сей­час усадьба находится под федеральной охраной памятников, главный дом стоит в руинах, крыша и пол второго этажа полностью отсутствуют. 

 

Стиль: 

неоготика, ­эклектика 

Владельцы: 

1884–1917 — В.С.Храповицкий, 

2009 — холдинговая компания Сolorado group 

Месторасположение: 

поселок Муромцево, 

Владимирская область, 

200 км от Москвы 

В 1884 году Владимир Храповицкий, полковник лейб-гвардии, вышел в отставку, вернулся из Петербурга в свое имение Муромцево, занялся торговлей лесом и строительством нового дворца вместо старого деревянного дома. Его главной целью было поразить всеобщее воображение: архитектор Петр Бойцов построил для Храповицкого подобие средневекового европейского замка — с толстыми стенами, стрельчатыми окнами, псевдоготическими башенками и балкончиками, — а также конный и скотный дворы, каретный сарай, купальню, летний театр, охотничий домик.
Храповицкий любил роскошь: костюм ему шил государев портной, посуду делал Фаберже, а если жена Елизавета Ивановна принимала ванну, то купалась непременно в нарзане.
Имение отражало характер владельца. Рядом с дворцом разбили регулярный французский парк (в виде восьмиконечной звезды), нерегулярный английский и итальянский, с водными каскадами. В парках стояли статуи и били фонтаны, дорожки освещали электрические фонари, росли персики и виноград, разно­образные пихты и сосны, цикламены и туберозы, а зимой из оранжерей высаживали пальмы, юкки и самшиты. Жена Храповицкого развела в имении птичий двор с фазанами и павлинами.
В усадьбу провели электричество, телефон и телеграф, устроили водопровод, а затем и железную дорогу, чтобы проще было вывозить лес. Тогда Бойцов постро­ил деревянную станцию и дом станционного смотрителя, баню, казармы для рабочих. Для крестьянских детей Храповицкий открыл начальную и музыкальную школы, а из выпускников последней сделал оркестр.
В 1917 году Храповицкие добровольно отдали имущество государству и уехали во Францию, где через десять лет умерли в доме престарелых. Во дворец переехал лесотехникум; в 1950-е здесь был дом отдыха; в 1980-е усадьбу окончательно забросили. До 2009 года, находясь под региональной охраной, здание превращалось в руины; внутренняя отделка была полностью утрачена. Сейчас усадьба принадлежит холдингу Colorado Group, который планирует ее реконструировать и устроить там дом отдыха. 

---

 

Стиль: 

русское ­палладианство 

Владельцы: 

1-я половина XVII в. — Вяземские 

1880-е — 1917 — Петр Рябов 

Месторасположение: 

деревня Пущино, 

Серпуховский район, 

90 км от Москвы 

В 1786 году сенатор Сергей Вяземский поселился в Пущино и построил там двухэтажный дворец с антресолями и четырьмя флигелями. Парадный вход украшал восьмиколонный коринфский портик, а парковый фасад — четырехколонный, с его балкона сквозь липовые аллеи открывался вид на реку Нару. На фасадах — медальоны и лепные гирлянды яблок, груш и винограда, под фронтоном — улыбающийся маскарон. На территории усадьбы Вяземский построил суконную фабрику, на которой работали крепостные крестьяне. В гости к нему часто заезжал племянник — поэт Петр Вяземский. Его отец, Андрей Вяземский, тоже имел поместье к югу от Москвы, сегодня известное как Государственный музей-усадьба «Остафьево».
После смерти князя усадьбой Пущино владели его сыновья и внуки, в начале XIX века она использовалась в качестве доходного дома. В 1880-е усадьба переходит к дворянину Петру Рябову, владельцу бумажной мануфактуры в Серпухове. При нем в здании усадьбы появились палладианские окна и железобетонные фонтаны с обеих сторон дома.
В 1917 году усадьбу у Рябова забрали и организовали в ней коммуну с молочной фермой, потом в 1924 году открыли детский дом им. Калинина на 60 вос­питан­ников, а спустя несколько лет — совхоз «Большевик». В 1970-е дом при­ходит в полное запустение и начинает разрушаться. Два флигеля XIX века утрачены в 1990-е. Памятник федерального значения. 

---

 





Усадьба с XIV века принадлежала роду Степановых. Последней ее владелицей была Елизавета, дочь архангельского гражданского губернатора Платона Степанова. Вместе с отцом она также владела домом на Хитровской площади в Москве (Подкопаевский пер., 11), знаменитым трактиром «Каторга». Вторым ее мужем стал Василий Ярошенко, химик и инженер. В 1895 году он занялся усадьбой: недалеко от старого деревянного дома спроектировал двухэтажный каменный особняк, дом управляющего, несколько хозяйственных построек, разбил парк. Усадьбу хозяева называли «лесной дачей» и приезжали только на лето.
В их доме воспитывалась Мария Степановна Заболоцкая, будущая жена Максимилиана Волошина. В 1926 году Волошин записал ее воспоминания об имении: «Степановское было дачное имение Калужской губернии. Там была масса цветов. На цветники тратили по 12–15 тысяч в год. Елисавета Платоновна привозила садовников из Италии, Франции… Собственно, богата была Елисавета Платоновна. Все было энглизировано. За каждым ребенком стоял за столом ливрейный лакей. (…) По звонку спускались все в гостиную. И там ждали. Потом дворецкий докладывал Елисавете Платоновне, что «кушать подано», и все переходили в столовую. Столовая была большая, двухсветная. А вся молодежь была — будущие террористы. Боря Савинков (племянник Василия Ярошенко, эсер. — БГ)… Он, входя в столовую, подавал демонстративно всем лакеям руку. Это очень шокировало Е.П.Ярошенко. Мы, дети, его обожали и слушались во всем. Он был тогда вегетарианцем. И говорил нам: «Как вы будете есть этих Павок, Машек, с которыми вы играете?» И мы его так боялись, что за обедом умудрялись не есть мяса, а заворачивать в салфетки и уносить, несмотря на наблюдение гувернанток и лакеев».
В 1915 году Елизавета и Василий Ярошенко эмигрировали во Флоренцию. Усадьбу национализировали, использовали в качестве туберкулезного диспансера, пионерского лагеря, санатория и даже лагеря для польских военнопленных. В 1997 году в усадьбе хотели открыть школу-интернат для слабовидящих детей, ее попытались реставрировать, но в итоге окончательно забросили. Памятник регионального зна­чения, принадлежит областному департаменту образования и науки.