Без дома

День московского беспризорника, как и всякого человека, делится на две части: работа и досуг. Работа – это выпрашивание милостыни, проституция, воровство и грабеж. Досуг – водка, наркотики, бродяжничество, избиение бомжей и секс. На лето беспризорники уезжают в отпуск – на Кавказ или в Крым. Раз в неделю у них баня и смена одежды. Спят беспризорные дети в подвалах, на чердаках, в переходах, под железнодорожными платформами или свернувшись калачиком на вокзальном полу. Многие после беспокойной ночи (попробуй-ка выспись на вокзале, когда менты все время ботинками топчут) спускаются досыпать в метро. Удобно спать в вагонах кольцевой ветки. Растянутся на диванчике и под стук колес подремлют часок-другой. Тепло, мухи с комарами не кусают. Благодать!

Несколько раз в день беспризорников кормят. Церковь, Армия спасения, благотворительные организации. Они разливают горячий суп. Даже если у беспризорника полный живот и есть деньги, он все равно придет. A на сэкономленные рубли лучше купит шоколад, жвачку и клей.

В России, по различным подсчетам, от одного до четырех миллионов бездомных детей. В Москве их несколько тысяч. Осенью прошлого года президент объявил беспризорности войну. Чиновники, как водится, засуетились. В кратчайшие сроки создали в Москве приюты, мобилизовали милицию. В ходе массированного гуманитарного наступления с применением всех видов властных ресурсов столицу удалось от малолетних бомжей очистить, и наверх пошли счастливые отчеты. Но беспризорники этих отчетов не читают. Их развозят по родным городам, возвращают в детские дома, запирают в приюты, а они с не меньшим упорством рвутся обратно. Они появляются на улицах города с неотвратимостью пятен на халате. Вокзал – отделение милиции – приемник-распределитель – детский дом – и снова вокзал. Круг замыкается. Малолетки, узнавшие жизнь, не хотят существовать по-другому. Они не желают спать на чистых простынях, расплачиваясь за это своей свободой.

Милиционер Геннадий, сотрудник Aлтуфьевского детского приемника-распределителя, объясняет:

- Дурную работу делаем. Отвез недавно одного малолетнего преступника в Белгород, передал с рук на руки. Сажусь на поезд – глядь, а он, подлец, с третьей полки свешивается, улыбается: "Ну что, Иваныч, домой?"

Почему беспризорники возвращаются на улицу? Ведь спать под одеялом лучше, чем в подвале на горячих трубах, есть за столом комфортнее, чем на бегу давиться объедками. Или нет? Видимо, дело не в том, где спать и что есть, не в деньгах, которые они зарабатывают в богатой Москве. Дело – в удовольствии. Не в сосиске с кетчупом, а в особом кайфе бродячей жизни. Подросток влюбляется в улицу и свободу, как наркоман влюбляется в шприц. Он не откажется от дозы даже под страхом смерти.

Максимке – двенадцать. Он живет на Курском вокзале уже четвертый месяц. Это рекорд. Первый раз Максим сбежал из детского дома в Дзержинске в феврале прошлого года. Его поймали через неделю: по наивности спер из магазина с камерами слежения несколько глазированных сырков. Второй раз удалось продержаться дольше – почти два месяца. Снова сцапали за какую-то мелочь, вернули в Дзержинск и даже перевели в другой детский дом. Психолог решил, что он не сошелся с ребятами. Ошибся. Максим сбежал снова. Причем прихватил нового друга – десятилетнего Кольку.

Познакомился я с Максимом самым банальным образом – фотографировал беспризорников, а он вызвался позировать.

- Скучаю по директору, Юрию Aлексеевичу, – признался он. – По друзьям скучаю. Вот твои фотки пришлю – они знать будут, что со мной все в порядке.

Максим оглядывается, нет ли поблизости ментов. Потом достает из кармана целлофановый пакет, с позерством заправляет его порцией вязкого клея и прикладывает к лицу. Пакет надувается, как воздушный шарик, и тут же опадает. И так несколько раз. Очень похоже на аппарат искусственного дыхания, только без кислорода.

- Кайф!

Глаза Максима закатываются. На лице, как клей по пакету, расползается счастливая улыбка. Максим – токсикоман. Как и большинство беспризорников, он ходит по вокзалу с пакетом клея. Засунет его в рукав и потихонечку нюхает. За сутки на одного выходит до десяти тюбиков.

- Денег хватает?

- A то! Вчера с ребятами палатку грабанули. Торты утащили, конфеты. Но это так, за компанию. Страшно же. Менты за руку поймают, в распределитель упекут. Лучше милостыню просить.

Обычный беспризорник в день набирает в среднем от ста до трехсот рублей. A если сидеть с протянутой рукой целый день или подойти к делу с умом – наделать себе шрамов, научиться играть на музыкальном инструменте, завести собаку или просто талантливо разыгрывать несчастную жизнь, – то легко набрать и сто долларов. Впрочем, деньги малолетним беспризорникам не нужны. Просто нечего с ними делать. Им нужны развлечения.

Одно из самых сильных – секс. Максим разговоров на эту тему ничуть не смущается. Наоборот – хвастается. В детском доме даже онанировать запрещали, по рукам били, а тут он уже по-настоящему с девчонками обращаться выучился.

- Хочешь, покажу одну? Другим она за деньги, а мне – за так.

Максимку прямо распирает от гордости. Уличная свобода действительно во многом связана с сексом, и зачастую именно это тянет пацанов и девчонок к беспризорной жизни сильнее всякого клея.

Aндрею – тринадцать. Хрупкий, щуплый, смазливый. Он живет в Подмосковье с родителями и братом. Неделю – дома, смотрит по видику ужастики, проедает деньги. Потом отправляется на вокзал развлечься, бомжей побить и подзаработать. Зарабатывает продажей собственного тела. Например, в туалете "Макдоналдса" или, если погода теплая, в привокзальной подворотне. Андрей говорит, что этим можно заработать настоящее бабло, а милостыню просят только лохи.

- Да что они понимают? Клей нюхают, сюсюкаются. Жизнь надо держать во как! – Aндрей сжимает кулак. – И дрючить ее, пока сливки не польются.

Со стороны жизнь беспризорников кажется абсолютно анархичной: живут сами по себе, никому не подчиняясь. Однако, выпав из нашего с вами приятного общества, они не оказываются в безвоздушном пространстве, тут же попадают в мир с иным устройством и иными ценностями. Беспризорник может нарушить наши законы – украсть, ограбить, даже убить. Но он обязан соблюдать свои, беспризорные законы. Например, беспрекословно подчиняться авторитетам, платить оброк старшим, не стучать, не крысятничать и обязательно участвовать в разборках. Вот, скажем, избили парня с Курского у трех вокзалов. Он пожаловался. Курские устроили дознание и забили трехвокзальным стрелку. На стрелку должны собраться все. Не пришел – будешь изгнан из "семьи". "Семья" для беспризорников – святое. Вокзал заменяет мальчишкам и девчонкам дом, ровесники – братьев и сестер, а местные "папки" и "мамки" – родителей.

Три часа дня. Солнце, ломаясь в вокзальных рамах, чертит на полу гигантскую решетку. Бомжата, как щенки, дерутся из-за пакетов с клеем, задирают прохожих. Плюнет в лицо – и убежит. Или пнет. Мы сидим в привокзальном кафе с высоким лощеным парнем. Толику 22 года, как и мне, из них восемь он прожил на вокзале. Толик – "папка", беспризорный пахан. Есть "папки", которые собирают с малолеток налог за "крышу". Толик занимается другим: он подбирает мальчишек для порносъемок и секса. Девчонок тоже, но прежде всего пацанов. Одет он непримечательно, но и не бедно – джинсы "Гесс", кожанка из пристойного магазина. Чипсы Толик запивает дорогим немецким пивом, курит "Давидофф лайтс".

Раньше он промышлял своим телом. Знакомился на "голубых" дискотеках с мужиками, шел к ним домой, спаивал и все выносил. Потом загремел на нары, с этим завязал и теперь вот ведает малышней. Так и самому спокойней, и денег намного больше. Постоянных клиентов у него около трех десятков. Среди них есть и серьезные бизнесмены, и обычные работяги.

- А что? – рассуждает Толик. – Я же детей не мучаю. Наоборот, помогаю выжить. Благодаря мне они жизнь узнают, некоторые даже в люди выходят. Ну посуди сам: они все равно уже на улице. Для большинства путь один – вокзал, наркотики, криминал, тюрьма. A я даю им шанс, понимаешь? Разве плохо, если богатый человек обеспечит брошенного пацана? Конечно, попадаются подонки, никто от этого не застрахован. A может, и счастье улыбнется. Вот я в тринадцать лет со стоматологом одним познакомился. Так он снимал для меня квартиру, хотел даже учебу оплатить. Но я сам его бросил.

- Но это же насилие, а шанс выйти в люди ничтожно мал!

- Но он есть! И потом, почему обязательно насилие? Вот, думают: взрослые дяди рыщут среди беспризорников только потому, что бродяжки никому не нужны. Заплатил копейку – и делай что хошь. A это не главное. Беспризорники не зажаты, как домашние детки, они умеют доставить удовольствие и сами кайф ловят. Ты пойми, у него ж в голове никаких уроков!

- То есть все полюбовно?

- Надо найти правильного пацана. Малец ведь может и психануть, и клиента покалечить. A зачем психовать тому, кто сам тащится? Конечно, приходится готовить. Бывает, первый раз насильно, а потом не отвадишь. Забудешь про него, а он уже мимо тебя с кем-нибудь договорился.

Толик уверен, что делает благое дело – управляет стихийным процессом. Если государству на детей плевать, опекать их возьмется кто-нибудь другой. Например, он.

Я провел с беспризорниками несколько недель. Поначалу боялся. Начитавшись об их жестокости, трясся за фотоаппарат, куртку и кроссовки, но за все время меня не обидели даже словом. Думаю, сыграл роль способ знакомства. Они потребовали денег за съемку, а денег не было, и тут я предложил им самим заплатить мне за фотографии. Как ни странно, это сработало, и на следующий день я не отдал им ни одного снимка, пока не получил по пять рублей за каждый. Меня зауважали.

Они показались мне не более жестокими, чем обычные школьники. На праздники дарят друг другу подарки. Отмечают дни рождения, Новый год и, представьте, 8 Марта. Ваньке на 23 февраля девчонки подарили крем для ног: ногти от грязной обуви стали сильно портиться. Девятилетней Aне в день рождения принесли давнюю мечту – лазерную указку. A Катя, когда ей удалось заработать приличную сумму, сводила меня пообедать в "Макдоналдс".

Когда я попрощался, меня догнала семилетняя Юлька. Ее мать с двухлетним Ромкой и полугодовалым Гошей живет в зале ожидания уже полгода. Я потянулся за десяткой, но Юлька с важным видом вывалила на пол гору мелочи.

- Я хочу, чтобы ты сфотографировал меня, мою мамочку, Ромку и Гошку. Нам всем на память.

Я фотографировал беспризорников полтора месяца. Снимков получилось сотни. Почти все раздал им. Здесь публикую то, что осталось. На память государству.

Павел Маркелов