Автозаки-разбойники

В Москве происходят удивительные ­события.

Накануне инаугурации — многотысячное шествие и митинг (40 тысяч человек? 70 тысяч?). Столкновения с ОМОНом. Именно тогда, когда организаторы уверились, что ничего не будет, что все это дохлый номер, что никто никуда не выйдет. В Москву ехали люди из других городов, их задерживали в электричках, отправляли обратно, те, кто прорывался, говорили, что «теперь точно буду приезжать».

На следующее утро — и без обратного билета — «народные гулянья»: тысячи людей появляются в разных концах города, их задерживают, сажают в автозаки, ночью они приходят снова, поют песни, кто-то с белыми лентами, кто-то без, идут под дождем. Город перекрыт, количество задержанных увеличивается, в автозаках все чаще оказываются случайные прохожие. Люди приходят снова и снова. Гу­ляют буквально с утра до утра. Протест называется бессрочным. Никто ничего не может понять.

К этим гуляньям можно относиться как угодно, но не замечать их невозможно — хотя бы потому, что ничего подоб­ного никогда прежде не было. У кого-то «прогульщики» вызывают интерес, уважение, раздражение, но лицо города они уже изменили, пусть даже лицо это стало несколько перекошенным: центр города оккупирован ОМОНом, перекрыты магистрали, выходы на отдельные площади, бульвары. Когда и как все это закончится — не ясно. Но частью истории нашего города это уже стало. Москва не Сирия и не Египет, это что-то очень местное, чему еще нет названия и объяснения, но в этом есть что-то такое, чем взрывают мир — или по крайней мере меняют город. И меняют его люди, готовые тратить свое время на бессмысленные вроде бы прогулки. На то, чтобы доказать свое право свободно гулять по городу.

Но чего они гуляют-то? Чего хотят? По идее, сама ситуация — задерживают гуляющих — предполагает ответ: гулять по городу — это наше право. Кажется, в этом не сомневаются даже усталые, не спящие сутками полицейские, не понимающие, почему они сами ­должны в этом участвовать. Но есть и другие ответы.

Последнее время протест сошелся на фигуре Путина, а точнее, на фразе «Путина — в отставку». В самой постановке вопроса «если не Путин, то кто» уже ошибка: да хоть сам Путин подойдет — но только не такой Путин, кото­рый воспринимает себя самодержав­ным президентом, ради которого можно перекрыть весь город, при котором не существует независимых судов, органы правопорядка нарушают все возможные кодексы и человеческие нормы, выборы на любом уровне нелегитимны, инакомыслие преследуется, общество наме­ренно делится на своих и чужих, бюд­жет страны и почти все СМИ исполь­зуются группкой людей при власти в их частных интересах. А подойдет такой Путин, который будет избран в резуль­тате прозрачных выборов и будет понимать, что отведенные ему 4 или 6 лет — это договор по найму, что он менеджер, которого, если он не будет соблюдать закон, можно выгнать взашей в соответствии с Конституцией. Другое дело, что физиономия отдельно взятого конкрет­ного Путина уж слишком обрыдла, и ве­ры в его божественные превращения никакой нет. К черту лидеров, нужны менеджеры.

Чего требовать протестующим? О необ­ходимости каких перемен говорят люди, выходящие на улицы? Что следует срочно сделать в нашей стране?

13 обложек с конкретными требованиями, которые мы нарисовали, поговорив с городскими профессионалами и оглядевшись по сторонам, — это только пример, капля в море. За что ни возьмись, всюду жопа. Все прогнило. И каждому специалисту есть что сказать — учите­лям, врачам, адвокатам, урбанистам, всем на свете. Без равного доступа к образованию тут все провалится в тартарары. Повысить врачам и учителям зарплату недостаточно: дайте им свободу принимать решения и отвечать за них. Культура — это не то, что нравится, а то, что развивает людей. Сделайте город доступным для инвалидов. Пусть хотя бы бордюры будут низкими, это важно. Если в тюрьмах и полицейских участках не будет общественного контроля, там всегда будет твориться кошмар. Поднимите ­стипендии — хотя бы бакалаврам и аспирантам. То, что они получают сейчас, даже нельзя обсуждать. Без честного суда и независимых судей здесь никого ничего хорошего не ждет. Никого. Все это сводится к тому, что высшая ценность — человеческая жизнь. В центре государства должен стоять человек и его права. А сейчас в России, куда ни посмотри, человек — это шестеренка.

Эти обложки — напоминания о том, что менять в России нужно многое, что дел — непочатый край. Эти обложки можно использовать для утренней медитации, или как плакат на уличной прогулке, или как мишень для дротиков. И требовать эти изменения нужно от Путина, которого, если верить результатам выборов, выбрала большая часть страны. От ли­деров оппозиции, притом что безусловных, общих для всех лидеров нет. Или от самих себя.

В детстве казалось, что мушкетером надо быть просто потому, что их четве­ро, а гвардейцев — сорок (четыреста?). Потом оказывается, что все сложнее. Но не настолько, чтобы не радоваться тому, что в твоем городе есть люди, готовые за свои и общие ценности переживать неудобства разной степени серьезности. И при всей кукольности протеста это игра в рулетку с неизвестным результатом: одних задерживают на 15 минут, а других, точно таких же, гуляющих в тот же самый день, жестоко избивают дубинками.

Это не про революцию, не про белые ленты, не про Навального и Удальцова, даже не про Путина, а про то, что боль­шому количеству людей стало не все рав­но. И свое возмущение сложившимся порядком вещей они демонстрируют уже не в фейсбуке. Кому-то не нравится таким образом устроенный город, кому-то — что ОМОН выхватывает прохожих с улиц, кто-то просто проходил мимо и заинтересовался происходящим, кому-то вдруг захотелось влиять на положение дел в стране, стать частью общей компании обаятельных людей, требующих, чтобы их голос был услышан. А я шел сдавать этот номер и тоже очутился в автозаке.

И таких частных обстоятельств и частных требований гораздо больше. И лю­дей, готовых гулять по перекрытому городу, — тоже больше, гораздо больше, чем кажется.