Августовские муки

Иллюстрация: Holly Wales

Глас народа (он же, по утверждению некоторых оптимистов, глас божий) в прошлой серии откровенно высказался в том смысле, что пол на кухне мне надо перекрасить. Кто я такая, чтобы возражать? Будем красить. Наверное, в желтый, так как на желтом не так заметна рыжая шерсть. И как раз про рыжую шерсть мы сегодня и побеседуем. Итак, есть проблема. Дома живет кот. Его зовут Август. Это очень плохой кот. То есть как кот он, наверное, безупречный представитель вида, но вот как элемент человеческого социума Август, честно говоря, является величиной строго отрицательной.

Во-первых, он метит тапки. И сумки. И одежду. И стены. И холодильник, и подоконник, и хлебницу, и компьютер… Строго говоря, во вселенной найдется не так уж много вещей, которые бы Август отказался пометить, окажись они в пределах его досягаемости. Поэтому у нас дома имеется небольшая паранойя по поводу незакрытых дверей, обувная полка прибита на уровне голов входящих и всюду расставлены бутылочки с дезинфицирующими и ароматизирующими средствами. Когда к нам в гости приходят добрые, вежливые люди, они обычно начинают свой визит с комплиментов: «Ой, а у вас тут практически совсем не пахнет кошками!» Ну а также Август линяет, царапается, кусается, страшно воет по ночам, когда ему взгрустнется, — в общем, живет насыщенной жизнью.

И живет он ею уже двадцать лет. То есть дети рождались, люди менялись, на мировой карте появлялись и исчезали империи, планеты продолжали неспешно-стремительное движение, а Густик все продолжал свои эксперименты с тапками. Конечно, время наложило свой отпечаток и на него. Роскошная когда-то грива превратилась в жалкое сосульчатое жабо, нос вытянулся и полысел, а задние лапки стали совсем кривые. Кроме того, у него началась эпилепсия.

Где-то раз в месяц в доме раздается крик: «Кот! Опять с котом плохо!» — и все слетаются туда, где несчастное животное прихватило в очередной раз. Смотреть на это ужасно. Кота бьют судороги, из пасти льет пена, отвесив нижнюю челюсть, он почти человеческим голосом ревет: «Ы-ы-ы-ы-ы-ы» — и смотрит в никуда огромными, совершенно пустыми глазами.

Мы несем кота в ванную и кладем в теплую воду. Раздалбливаем в прах четверть таблетки реланиума и засыпаем ему в горло. Потом мама кутает Августа в оренбургский платок и баюкает его на руках до приезда ветеринара. Еще несколько дней Густик лежит почти неподвижно в корзине и спит. Пытается встать, падает и снова возвращается в корзинку. После чего постепенно приходит в себя, начинает есть, отзываться на свое имя. А потом снова возвращается к трудам праведным. Тапкам достается вдвойне — за счет вынужденного простоя.

— Вам нужно его усыпить, — сказал ветеринар, в очередной раз сделав коту инъекцию и выписывая рекомендации.

— Это как? Зачем? — ошалела я.

— Затем, что он страдает. И так как он неразумное животное, он не может понять, за что его так мучают. Между прочим, будь мы в Великобритании, там на вас могли бы подать в суд за жестокое обращение с животным.

— То есть из сострадания я должна его убить?

— Не убить, а прекратить искусственно поддерживать его жизнь. Которая для него мучительна. В естественной природе он уже давно погиб бы, потому что не смог бы себя прокормить. С такими-то зубами и когтями…

— В естественной природе он, как любое нормальное существо, немедленно попытался бы из этой природы уползти, добраться до человеческого жилья и закатить концерт на тему «давайте жрать».

— И все же я вам очень рекомендую прислушаться к моим словам. Его болезнь неизлечима. Припадки будут все чаще и чаще. Возраст у кота запредельный — организм просто на это не рассчитан. И он же не понимает, что с ним происходит. Эпилепсия — это прежде всего боль.

— Давайте теперь усыплять всех эпилептиков… Достоевского, например.

— А знаете, что у Достоевского умер маленький сын? Именно потому, что писатель пытался жить c этой страшной болезнью как нормальный человек, завел семью, родил детей… И подарил им ту же эпилепсию.

— Вы хотите сказать, что у Густика будут больные эпилепсией котята?

— Какие котята?

— Каких кошка ждет. У нас, знаете ли, два раза в год… приплод. На следующей неделе, наверное, уже будут.

Ветеринар почесал концом шариковой ручки за ухом и еще раз посмотрел на корзинку, где лежал полубездыханный страдалец.

— Нет, у него возрастная эпилепсия. Не наследственная.

— Ну вот и хорошо. А кот уж лучше как-нибудь сам.

— Это ваше решение, — сказал добрый доктор Айболит таким голосом, словно ему только что не удалось отговорить меня взрывать Кремль.

Ветеринар удалился, кот оклемался и снова ходит как ни в чем не бывало, а я вот теперь думаю: может быть, ветеринар прав, а я — негодяй? Который, не желая доставлять себе моральных и сентиментальных переживаний, терзает несчастное животное? Конечно, если бы Август мог говорить, я бы спросила у него, что он предпочитает. Но кот безмолвствует и только урчит на подоконнике. Поэтому придется спросить у вас, дорогие читатели.