Анна Михалкова

Быть Михалковой — нормальное состояние, я по-другому и не жила. И людей, которые мне завидуют, не осуждаю — в конце концов, мои стартовые возможности сильно отличались от возможностей многих. Но я перестала переживать, что занимаю чье-то место. Я перестала считать себя бездарностью.

Мне никогда не говорили гадостей в лицо. Зло в чистом виде существует только в сериалах, плохих людей практически нет, а в любом из нас в равной степени намешано и плохое, и хорошее. Я не буду переубеждать каждого, кто относится ко мне предвзято. Да, в юности я хотела доказать, что я другая. А потом поняла: люди все равно будут верить в то, во что им хочется. И зачем тратить зря свое время и энергию?

В нашей семье детей до определенного возраста вообще не замечают. Что совершенно правильно — мы не говорим друг другу: «Ой, смотрите, он танцует! Ой, у него первый зубик вылез!» Я росла в достаточно естественной среде — когда жесткой, а когда — излишне либеральной. Воспитание строилось по принципу: «до пяти лет общайся с ребенком, как с богом, до пятнадцати — как с солдатом, а потом — как с другом».

Меня называют «нашей либеральной дочерью», я же себя считаю «ссущей против ветра». Часто люди, которые высказывают претензии Никите Михалкову, хорошо относятся ко мне. Папа всегда будет вызывать раздражение — потому что у него всегда будет шире, выше, длиннее, чем у всех остальных.

Папа — большой самораздражитель, и моя позиция в этом вопросе достаточ­но традиционна. Я могу быть не согласна с его поступками, недовольна его речью, и даже публично ему возражать, но это папа, и я всегда буду на его стороне. Да, недовольство им рикошетом бьет и по мне. Очень часто люди вымещают на мне свою агрессию и злобу. И я, конечно, всех, кто говорит мне гадости про папу, запоминаю. Я не буду мстить, но всегда помню, кто и что сказал.

Источник всех сплетен — это маникюрши и косметологи. Я делала маникюр в том же месте, где и Рената. Маникюрша мне рассказала, что как-то раз при Литвиновой одна девушка громко разговаривала по телефону, так Рената повернулась к ней, и громко сказала: «Вы черт-те что такое, а не девушка!» Какая прелесть, а? Какое емкое выражение!

Это правда, что Михалковы всегда живут в ладу с властью и всегда находили компромисс. И я, в числе прочих продюсируя фильм «Россия-88», представить себе не могла, что фильм станет маргинальным. Мне бы очень хотелось любить государство, в котором я живу. Хотелось бы уважать людей, которые им управляют. Это нормальное положение дел. Хотя либеральная прослойка, к которой я близка, всегда недовольна режимом. «Россия-88» не была направленным точечным протестом, а скорее приглашением к разговору. За время ­перемен, происходивших в стране, ­упу­щены очень важные моменты, и если на них не обратить внимания, они ­обер­нутся катастрофой.

Я снималась в фильме папы «Анна. От шести до восемнадцати», и очень его не люблю. Это такой эксгибицио­низм души, и мне его со стороны смотреть неприятно. До двадцати с чем-то лет я этот фильм не смотрела. Он меня раздражает, и, я считаю, препарирует. Прекрасная идея — наблюдать за судьбой одного человека на фоне глобальных политических катаклизмов целых двенадцать лет. Но быть человеком, личную жизнь которого можно увидеть под микроскопом, крайне неприятно.

Работа с совсем молодыми режиссерами — шанс большого открытия. И мне кажется, что помогать им — естественный процесс. Хотя чаще всего ничего, кроме раздражения, от того факта, что люди не понимают совершенно очевидных вещей, ты не испытываешь.

Я стала ведущей программы «Спокойной ночи, малыши!» ради собственных детей. Как ни странно, это оказалось очень правильным решением. Эта передача вызывает у людей такое же умиление, как дети, щенки или цветы. У нее — стопроцентный положительный фон, второго мнения на этот счет быть не может, и ни один человек не осмелится ее ругать.

Мою маму постоянно спрашивают, зачем она носит бантик. Ну есть у нее такая чудаковатость в виде постоянного бантика. Но у нас у всех, если разобраться, есть такая чудаковатость, пусть и не такая явная. Я, например, никогда не ношу платья без рукавов. Я уже, честно говоря, и не помню ее без этого бантика. А папа шарф любит надевать. И фуражку. У всех есть особенности, которые со стороны могут казаться идиотизмом. Бороться с этими вещами бесполезно. Я знаю. Пробовала.