Андреевский пуск

Фото: Иван Тимченко

В 10 утра у памятника Богдану Хмельницкому в Киеве ко мне подходит человек без пингвина — бородач сорока пяти лет в кожаной куртке, мешковатых черных штанах, черной шапке и красном шарфе. Человек без пингвина широко улыбается, изо рта у него идет пар. Представляется писателем Андреем Курковым.

Спросите у тысячи людей на улице, в книжных магазинах, у образованных друзей, читали ли они писателя Куркова, — в ответ стопроцентно услышите: «А это кто?» Значит, нет такого, все это мистификация, выдумка, антирусская политическая интрига. А вот гости Парижского книжного салона 2005 года, где Россия была почетным гостем, совсем не удивились, когда на его открытии министр культуры Франции Рено Доннедье де Вабр сказал: «Мы рады приветствовать великого украинского русскоязычного писателя Андрея Куркова и делегацию писателей из России». А там были еще Маканин, Улицкая, Сорокин, Аксенов. Еще там был президент Путин.

Видимо, в том, что такого человека не существует, были уверены и российские организаторы. Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям активно возражало против участия киевлянина Куркова в программе, пригласив меж тем Михаила Шишкина из Швейцарии, Светлану Алексиевич из Белоруссии, Давида Маркиша из Израиля. Тогда французское Министерство культуры выписало Куркова на Салон в качестве почетного гостя.

Чтобы поверить в существование великого русского писателя Куркова, можно зайти в первый попавшийся парижский книжный магазин, а можно отправиться к нему в Киев. Автор назначает встречи у памятника Хмельницкому на Софийской площади, потому что окнами на площадь стоит красивый пятиэтажный дом начала прошлого века- там у автора квартира.

В давно не ремонтированной «однушке», заваленной бумагами и книгами, Курков выдает мне армянские тапочки с загнутыми носами — я вспоминаю, что в таких ходила по дому жена главного героя в его романе «Последняя любовь президента». Квартира производит впечатление логова эксцентричного холостяка. Стены небольшой комнатки густо увешаны картинами современных художников: Курков коллекционирует искусство, особенно то, что ему дарят. Антикварный сервант заставлен рюмочками и бутылками с разноцветными настойками, на тумбочке граммофон с огромной трубой, на столе — не первой свежести ноутбук Samsung. В углу совсем уже древний компьютер. «Там, где я живу, еще три компьютера есть, тут я только работаю», — перехватывает мой взгляд Курков. В квартире не намного теплее, чем на улице. Курков пеняет на старые окна и щели.

Курков написал 13 романов. Его книги переведены на 30 языков, общий тираж превышает 4 миллиона. Немецкое издание «Пикника на льду» выдержало 11 тиражей, в Японии за 1 год вышло 8 тиражей романа. Во Франции одного только «Пикника» напечатали 60 тысяч экземпляров. Спросила свою парижскую подругу Аврору, знает ли она Куркова, — она ответила: «Да у нас его даже дети знают». Иностранцы удивляются, не обнаруживая его книг в московских книжных магазинах. Перед иностранцами неудобно.

С русской литературой у писателя Куркова отношения сложные. Пять лет назад на Франкфуртской книжной ярмарке, рассказывает Курков, произошел инцидент. В большом шатре на центральной площади ярмарки проходили чтения. Писателей объединяли в троицы. Курков выступал с Виктором Пелевиным и австрийцем Радеком Кнаппом. После чтений писатели подписывали книги. Стол стоял таким образом, что чтобы тот, кто сидел с краю, смог выйти, остальным пришлось бы подняться и его пропустить — как в самолете. Сидели так: Курков, Пелевин, Кнапп. Подошли читатели с книгами: к Кнаппу и Пелевину — человек пять-шесть, к Куркову выстроилась длинная очередь. Кнапп, подписав книги, ушел, Пелевин остался и курил, пока Курков разбирался со своей очередью. Подписав последнюю книгу, Курков встал и попросил Пелевина его пропустить — тот не двигался. Продержав Куркова минуты четыре в стоячем положении, Пелевин резко поднялся и ушел.

Эту историю Курков рассказывает за зеленым чаем.

— А я думала, вы мне виски со льдом нальете. — В романе «Последняя любовь президента», изданном за несколько месяцев до президентских выборов на Украине, собственно президент в 2016 году только и делает, что сидит с утра до ночи в ванне, смотрит в окно на Андреевский спуск, пьет виски со льдом и купается в проруби. В остальное время довольно пассивно решает проблемы с газом и электричеством и страдает от непонятной кожной болезни.

— Виски я вам попозже налью. Пока чаем грейтесь. Я вообще люблю хороший алкоголь, у меня коллекция дорогого виски. У меня есть пара друзей, с которыми мы виски оцениваем: они тоже в состоянии покупать бутылки за 500 долларов.

Значит, все верно. Этот человек в красной рубашке в клетку и зеленом свитере, с виду такой домашний и уютный, только прикидывается простачком. Он же автор мировых бестселлеров и должен жить — не тужить.

Тонны книг валяются на двух диванах, столе, хаотично громоздятся на полках. Кажется, тут проживает не великий писатель, а самый главный в мире пингвинолог: на обложках половины книг — на английском, французском, турецком, португальском, сербском, японском, эстонском, тайском — нарисован пингвин. Пингвинолог он и есть: Куркова в мире полюбили за его роман «Пикник на льду», главный герой которого — пингвин Миша. В Киевском зоопарке из-за безденежья раздавали зверей — журналист Виктор взял себе пингвина. Пингвин оказался не совсем здоровым: страдал депрессивным синдромом. Виктор кормил пингвина замороженным минтаем, по праздникам баловал морскими звездами, осьминогами и омарами, наливал ему ванну со льдом, выводил на прогулку, купал в проруби, сопровождал Мишу на похоронных процессиях, куда того приглашали новые украинцы в качестве guest star. Все это рассказано почти как история из собственной жизни.

Роман был написан в 1997 году. До этого около 15 лет Курков довольно безуспешно пытался опубликоваться. В детстве писал стишки, потом взялся за прозу. Когда в армии служил в одесской тюрьме — строчил по ночам. Самым крупным его успехом было издание детской книжки «11 необыкновенностей из жизни чепухоносиков, их друзей и соседей», которая, по утверждению автора, в 1992 году за 3 месяца разошлась в Киеве тиражом 11 тысяч. Закончив очередной роман, Курков посылал рукопись в журналы «Юность», «Новый мир» и непременно получал отказ: говорили — слабо, неинтересно, непатриотично.

Тогда Курков раскопал где-то французский справочник «Издательства Европы» с адресами и начал рассылать по издательствам переведенные на английский отрывки из своих романов плюс их краткое содержание и свою биографию. Конверты со всем этим добром перевозил через границу его друг-поляк — Укрпочте Курков не доверял. Зато отказы приходили исправно — в коллекции Куркова их более 500 штук. И видно, что этой коллекцией он гордится.

— Теперь-то я знаю, почему мне отказывали. Издательства в принципе не берут иностранных писателей с улицы. Иностранные писатели могут прийти только через литагента. Если писатель добился успеха на родине — у него должен быть свой литагент, а если он никому не нужен на родине, то и там не нужен. Когда был написан «Пикник», я сделал рассылку. Три издательства захотели получить весь текст. Не знаю, может, все дело в пингвине. А через две недели я получил по факсу контракт от швейцарского издательства Diogenes. Контракт на одну книжку — платили мало плюс забили права на экранизацию. Никому не известный автор — чего рисковать.

«Пикник на льду», по утверждению издателей Куркова, стал первым романом из СНГ, вошедшим в десятку европейских бестселлеров. К Куркову тут же потянулись те, кто еще недавно ему отказывал, — предлагали купить права на остальные книги. Курков поступил как девушка, которой морочат голову и слишком долго не делают предложение, — отправил копии факсов с потенциальными контрактами в Diogenes с вопросом, как ему поступить. Бизнес-классом ближайшего же рейса его выписали в Цюрих и заключили контракт на 10 лет.

— Ну вот, так моя борьба закончилась, освободилось много времени, — сказал Курков с тоской в голосе. — Раньше я успевал и писать, и бороться, вставал в 5 утра, приходил на рабочую квартиру, писал до 11 утра, делал перерыв, потом опять писал. Я даже сам себя издавал и продавал.

Курков-писатель самым будничным тоном рассказывает о самых диких вещах. С его героями происходит какая-то чертовщина, но они и бровью не ведут. Так и с Курковым-человеком — без всяких эмоций он бубнит мне о том, что в 1993 году на Андреевском спуске, навесив на шею табличку из картонки с надписью «автор», торговал философским романом «Бикфордов мир» и детской книжонкой «Приключения пылесосика Гоши». Люди от него шарахались — так шарахаются от поэтов, торгующих своими стихами, и цыганок-гадалок. Но все-таки находились смельчаки: рекорд — 19 проданных книг за 1 день. «Бикфордов мир» брали лучше, потому что автор на обложке приврал, что роман фантастический. На издание книг он занял у приятелей-бизнесменов $17 000 и напечатал 20 тысяч «Бикфордова мира» и 5 тысяч «Приключений пылесосика Гоши». Распихал книги на реализацию по всей Украине, а остатки продавал вручную. Он говорит, что придумал первую в Киеве рекламу на транспорте: за $75 шесть икарусов три месяца колесили по городу с надписью «Роман Куркова „Бикфордов мир“ — бестселлер-1994». Бестселлер не бестселлер, но за год весь тираж разошелся, и, расплатившись с долгами, Курков заработал $700 и купил свой первый компьютер.

Мы отправляемся на Андреевский спуск, чтобы посмотреть на места боевой славы. По пути, чтобы согреться, забегаем пропустить рюмочку в кафе «Квинта» в подвале соседнего дома. По опасной для жизни лестнице спускаемся в заведение, которое существует тут с 70-х годов, а сейчас выглядит как типичное кооперативное кафе 80-х: полумрак, псевдомраморная барная стойка, черные металлические столы, ни одного посетителя, попса на полную катушку. Курков просит кофе и коньяк. Говорит, что жизнь наша так абсурдна и нелепа, что люди начинают пить. Его герои хлещут кто вино, кто коньяк, кто виски. Иностранцы, читая его романы, недоумевают — то ли это черный юмор, то ли жесткая правда жизни. Невероятно же, что врач скорой помощи, приезжая к человеку с невыносимой болью в желудке, не осмотрев, предлагает ношпу и хочет уехать. Уму непостижимо, как можно держать урну с прахом покойника дома на подоконнике. Странно, что проститутка оказывается учительницей музыки в детском садике с зарплатой 15 долларов — она ведет клиента в садик, где занимается с ним любовью на пяти сдвинутых детских кроватках, а потом кормит его манной кашей с маслом и клубничным вареньем. Но после того как президентом Украины чуть не стал человек с двумя судимостями за уголовные преступления, даже иностранцам сложно обвинять Куркова в том, что он все выдумывает.

— Вам в Киеве не слишком провинциально?

— Киев — приятно мещанский. Тут есть элемент ленивой средиземноморской атмосферы. Никто никуда не спешит. Я родился в Петербурге, но когда мне было три года, родители переехали в Киев. У меня украинский паспорт, я говорю по-украински и считаю себя украинцем, ну скорее киевлянином. А вообще я мотаюсь по миру по пять-шесть месяцев в году — все эти встречи с читателями. А в Лондоне я вообще жил подолгу, у меня ведь жена англичанка.

Жена Элизабет преподает английский язык в Британском совете.

— С Лизой мы познакомились в 1981 году, я был студентом, а ее прислали из Портсмутского университета на практику по русскому языку. Она рыжая, с плохим характером. Я ее сразу заметил, начал ухаживать, предложил выйти за меня замуж, она сразу отказалась. Потом уехала, но пообещала писать. Уехала и не писала. В 1983 году ее опять прислали на три месяца, я ее случайно в институте встретил, в лифте. Мы опять встречались, я опять предложил выйти за меня замуж, она опять отказалась, но поклялась писать. Уехала и писала. В 1987-м я написал ей, что предлагаю стать моей женой. Она решила приехать посмотреть, может, я стал умнее. В 11 утра на Красной площади возле Мавзолея она сказала да. Мы позвонили оттуда же ее маме, которая новости не обрадовалась.

А вот герои Куркова слабы невероятно. В его романах сильная женщина, а мужчина — удивительная размазня.

— У меня такое ощущение общества — матриархат чистой воды. Мужчины притворяются, что они лидеры, на самом деле ищут защиты у женщин. Вот любовь к Тимошенко — тому пример, за нее много мужчин голосует. Если бы не было славянских женщин, которые на себе держат общество, то мир бы развалился.

Оставив попытки перекричать песню «Черный „бумер“», Курков выводит меня на улицу. В Киеве мороз похлеще московского. В новостях я слышала, что замерз 31 человек. Я буду 32-м. Курков замечает, что я начинаю синеть, и тащит меня в очередной подвал. Подвал — галерея «36», описанная в двух его книгах. Среди картин и инсталляций четыре мужика в кожаных куртках пьют житомирскую водку на березовых бруньках, закусывают тортом медовиком и «Докторской» колбасой и рассуждают о том, что водка эта уже не так хороша, как прежде. Курков присоединяется к дегустации. Мне наливают молдавского вина. Курков пытается найти тут свои книги, чтобы показать, что он написал про это место и про двух его хозяев — киевских художников Тарнавского и Миловзорова. Но книг не оказывается.

— Да не читали мы твоих книг. Подарил бы, что ли,- фыркает Тарнавский.

Опять двадцать пять. И на Украине его не читают. А ведь могли бы сделать из Куркова национальное достояние. Харьковский издатель Куркова Александр Красовицкий рассказывал мне, что даже после успеха на Западе на Украине Курков продавался плохо. «У нас нет адекватных денег для вложения в раскрутку, а на Западе есть технология раскрутки авторов. Но в последнее время романы Куркова на Украине стабильно продаются с постепенно ускоряющейся динамикой». Проблема еще и в том, что Курков пишет по-русски, а на Украине, где русская литература преподается в школе как иностранная, это считается непатриотичным. Романы Куркова даже переводят на украинский, чтобы одомашнить.

После галереи Курков приглашает меня на обед в свою новую двухэтажную квартиру на престижной Рейтарской улице. Нас встречают трое галдящих одновременно на русском, украинском и английском языках (причем на русском — с украинским акцентом) детей и их рыжеволосая веснушчатая мать. Никаких нянек, служанок, поваров, ни одного пингвина. Думала, будут кормить рыбой, — накладывают липких макарон с сыром и сосисками. А наливают отличное французское вино за столиком у горящего камина — столик предательски пошатывается. Потом предлагают на выбор виски умопомрачительной выдержки и не менее умопомрачительные коньяки.

Пока Андрей чего-то химичит на кухне, я тихонечко спрашиваю у его жены, читает ли она его романы.

— Конечно, читаю. Но я думаю, он войдет в историю с теми книгами, которые он раньше писал, серьезными, философскими, а то, что он сейчас делает, — это просто профессиональная литература. Знаете что меня возмутило? — неожиданно разоткровенничалась до этого очень молчаливая Элизабет. — Тут вижу в метро рекламу женского журнала «Натали», а на обложке десять самых желанных мужчин Украины. И что же вы думаете, один из первых в этом списке — мой муж. А меня кто спросил?

Желанен и популярен на Украине Курков стал даже не благодаря книгам. Просто он постоянно мелькает в телевизоре, раздает интервью, комментирует ситуацию с газом, то выступает в защиту Ющенко, то ругает его на чем свет стоит. Когда иностранной прессе нужны какие-то комментарии изнутри Украины — все бегут к Куркову. Так появляются его заметки в The Guardian, The Observer, The Evening Standard.

— Я много говорю, у меня странный круг общения, меня принимали премьер-министры Швейцарии и Франции, я встречался с президентом Исландии, мой последний знакомый — президент бундестага: он подошел ко мне на Франкфуртской ярмарке книжку подписать про президента. Мне несколько раз грозили, чтобы я держал язык за зубами, за мной ходила наружка.

— Да ладно тебе, никто за тобой не следил, — одергивает его жена.

Потом Курков предлагает мне поехать с ним и двумя старшими детьми в «Детский мир» на левый берег Днепра покупать велосипед для сына Тео — завтра у него день рождения. Но дело в том, что его «Форд Эскорт Универсал» в эти холода замерз и не заводится. С семилетним Тео и восьмилетней Габи мы едем на метро. Куркову даже не приходит в голову поймать машину гривен за пятнадцать ($3). Пока писатель со знанием дела выбирает велосипед (их почему-то продают на улице), я захожу погреться в первый попавшийся отдел — а там часы в виде пингвина, брелоки в виде пингвина и куча мягких пингвинов, больших и маленьких. Правда, на них не распространяется курковский копирайт.

Это только кажется, что пингвины с его копирайтом появились в России совсем недавно. С 2000 года АСТ вовсю печатало романы Куркова, но тогда рекламы никакой не было — и рецензий тоже не было никаких. Гигантское издательство покупало готовые макеты его книг у его харьковского издательства «Фолио», печатало, а потом о них забывало. А два года назад АСТ вообще прекратило продавать Куркова, хотя, по утверждению автора, на складе книги оставались в больших количествах.

— Это какая-то политическая история, — рассуждает Курков, провожая меня в гостиницу. — Вроде бы на меня обиделись кремлевские люди, потому что в романе про президента у меня действует Путин, играет самого себя. К тому же я говорю все, что думаю про Путина. Его вмешательство в президентские выборы на Украине — это что-то невероятное. Ему дали два часа прямого эфира на трех основных каналах во время выборов — это потрясающе: представить себе, что украинский президент приезжает в Москву и ему дают на национальных каналах два часа прямого эфира. Но вот сейчас с питерским издательством «Амфора» вроде все закрутилось — они уже три книги издали и будут все остальные издавать. Они мне сказали, что когда думали, стоит ли браться за меня, им позвонили из АСТ и очень советовали этого не делать. Но они серьезно за меня взялись — реклама, встречи, и теперь, мне кажется, и в России все будет.

В России Курков может претендовать на должность главного литературного пингвина. В общем, пингвин он и есть. Поэтому я в Киеве целый день мерзну, а ему хоть бы хны.

— В зоопарке в Киеве, к сожалению, не было пингвинов — всю информацию я искал в интернете. Ну а все остальное — придумал, — рассказывает мне на прощание Курков, когда я разочарованно говорю ему, что до последней минуты рассчитывала на встречу с пингвином. — Пингвин — коллективное животное, один он никогда не выживет, тем более дома, тем более в компании с журналистом. Но я вас порадую: хоть я пингвина дома и не держу, но я был в клетке с пингвинами. В Европе у меня было пять выступлений перед пингвинами. Я приезжал в зоопарк, собиралась пресса, сотрудники зоопарка, читатели, я заходил в вольер и читал отрывки из романа. Пингвины вначале стояли, смотрели, слушали, подходили ближе, начинали щипать меня, книжку, а я продолжал читать как ни в чем не бывало. В Мюнстере одна пингвиниха по кличке Сэнди вообще хотела со мной уйти из вольера — так ей книга понравилась.

На вопрос, не чувствовал ли он себя идиотом, читая в клетке книги пингвинам, Курков не сомневаясь говорит, что ни капельки — ему было весело. Наоборот, он наконец понял, что значит жить с пингвином.