Анатомия чиновника. Карьера

Наталья Тимакова, пресс-секретарь премьер-министра, работает чиновником пят­надцать лет.
А в прошлой жизни была журналистом. С ней поговорил Валерий Панюшкин — ее бывший коллега по ­«Коммерсанту».

— Если провести параллель между военными рангами и гражданскими, правильно я понимаю, что по табели о рангах вы генерал?

— Я не очень интересовалась. Это мужчинам нравится мысль, что они могли бы командовать армиями.

— Вам трудно? Конкуренция жесткая?

— Нет, мне хотелось бы, чтобы конкуренция была жестче. У руководителя всегда должно быть две-три кандидатуры на мое место.

— Зачем вам эта нервотрепка?

— Это, во-первых, подстегивало бы меня. А во-вторых, это полезно для любого руководителя любой структуры. Разве вам не приходилось слышать от чиновников слова, что такой-то, конечно, неумный и непрофессиональный, но кто, кроме него? Губительная постановка вопроса.

— Вы откуда узнали, что конкуренция нужна? В «Коммерсанте» втолковали?

— Наверное. Если ты журналист и пишешь, как тебе кажется, прекрасные тексты, а их никто не читает, то, к сожалению, это значит, что ты не очень хороший журналист. То же самоес госслужбой. Если ты делаешь свою работу хорошо, тебе нужно некое общественное признание. В бизнесе оно может выражаться бонусом в конце года. В спорте — в рекордах. На госслужбе признание может выражаться в росте карьеры. И в «Московском комсомольце», где я начинала, и в «Коммерсанте» я видела много журналистов вокруг себя, взрослых,знаменитых. И я понимала, что мне нужно достичь их уровня, закрепиться на этом уровне, попытаться стать лучше, а со мной вместе это будут делать еще двести молодых борзых журналистов, которые тоже хотят славы Панюшкина, Геворкян и Колесникова.

— А есть у конкуренции правила?

— Есть. Она должна быть честной. Объективной, как цифры рекордов. Нечестная победа может быть одержана, только если есть внешние факторы, обусловливающие принятие несправедливого решения.

— Какие цели вы перед собой ставите?

— Я считаю, что на своей позиции я могу влиять на то, чтобы власть и СМИ выстраивали нормальные цивилизованные отношения. Если у меня это получается в каких-то ситуациях, яполучаю от этого моральное удовлетворение. Но поскольку я читаю фейсбук, я понимаю, что толпы поклонников у меня появятся еще нескоро.

— Запреты для вас существуют?

— Я стараюсь не врать без необходимости. Предпочитаю не ответить, чем соврать, хотя работа это отчасти предполагает.

— В газете отношения с начальником в общем равные. На Влада Бородулина или на Андрея Васильева (в разное время — главные редакторы «Коммерсанта». — БГ) можно было наорать…

— …вам. Мне в моей позиции никогда нельзя было наорать ни на одного, ни на второго… Выслушать от них крики можно было. Поспорить можно было. Наорать нельзя было. Но отношения были в общем на равных, да. На госслужбе есть иерархия. Жесткая. Но за пятнадцать лет я выработала для себя такой принцип, что до момента принятия руководителем решения я считаю себя вправе высказать руководителю любые возражения, любые аргументы. С того момента, как решение принято, я должна его выполнить максимально хорошо, каким бы оно ни было.

— Ваш телефон прослушивают?

— Не знаю. Некоторые мои друзья, когда я начала работать, перестали обсуждать со мной по телефону серьезные вопросы. И я выработала себе принцип, что никогда не говорю по телефону и никогда не говорю в компаниях того, чего не могу сказать публично или в глаза начальству.

— А как же напиться, поссориться, наговорить гадостей…

— Исполняется блестяще. Будучи не очень трезвой, поругаться с подругой я могу, но ничего лишнего про свою работу я не скажу. И это тоже часть моей работы. Надо быть аккуратной со словами. Эта аккуратность распространяется и на частную жизнь.

— Есть какие-нибудь шмотки, которые вам нельзя?

— Конечно, я скучаю по джинсам, которые нельзя надеть на заседание правительства. То есть даже, наверное, можно надеть джинсы, но сама себя будешь чувствовать неловко.

— А как вы зарабатываете? Может, у вас есть какие-нибудь синекуры? Советник гендиректора какой-нибудь компании по чему-нибудь?

— Нет, конечно. Это совершенно невозможно. Только зарплата. Последние три года я декларирую все свои доходы. В этом смысле девушкам проще: муж зарабатывает.

— А во время предвыборной кампании?

— Сверхурочные не оплачиваются. Это пакетное соглашение.

— Все люди, работающие в штабе, получают деньги, а вы нет?

— Деньги получают только нанятые на определенные функции специалисты со стороны. Поскольку во время предвыборной кампании Дмитрий Анатольевич не уходил в отпуск, я просто продолжала делать свою работу.

— Вы можете описать день? Подъем в шесть утра? Зарядка?

— Обычного дня у меня нет. Мой график завязан на график премьер-министра. Никакой зарядкой по утрам я заниматься не успеваю. Журналисты звонят мне в любое время дня и ночи. Я даже иногда завидую офисным сотрудникам, которые в шесть вечера выключают компьютер и уходят с работы.

— Дайте двухминутный мастер-класс пресс-секретаря. Ну журналисту же можно объяснить, что надо опросить два источника…

— …Да! Причем не использовать вместо слов второго источника слова «Наталья Тимакова от комментариев отказалась». Потому что, если тебе не дали инфор­мацию, это значит, что у тебя информации нет.

— Вы мне сейчас даете журналистский мастер-класс. А вы дайте мастер-класс пресс-секретаря.

— Ты должен быть дружелюбным. Ты должен понимать, что главное в работе твоего руководителя. Ты должен понимать, что в работе твоего руководителя больше всего интересует общество. Ты должен быть готов отвечать на вопросы. А если ты не готов ответить, то нужно взять паузу и подготовиться. Или свести журналиста с человеком, который может ответить на его вопросы. Ты должен быть все время в курсе информационного потока и понимать, как те или иные события могут затронуть твоего руководителя. Надо, конечно, работать с журналистами напрямую. Надо, чтобы у них всех был твой телефон. И чтобы они понимали, что с тобой надо общаться. Простые правила, и на госслужбе они ничем не отличаются от аналогичных правил в бизнесе. Просто в бизнесе цена выражается в деньгах, а на госслужбе — в рейтинге. 

— Набор суеверий?

— Главное — на пресс-конференции не перепутать Словакию со Словенией.

— В «Коммерсанте», например, все знали, что надо обязательно придумать к заметке заголовок и подзаголовок, даже если точно знаешь, что редактор их перепридумает. Просто из суеверных соображений.

— Ой, я придумала в «Коммерсанте» несколько хороших заголовков. Лучшим был заголовок «Он жив», когда ничего не было известно о здоровье Бориса Николаевича.

— Вам, кажется, интереснее рассказывать про свою работу в газете, чем про свою работу в правительстве.

— Ну, я скучаю очень.

— На чем держится доверие начальника к вам? Он знает про вас что-то компрометирующее? Он вам за что-то благодарен?

— Мы уважаем друг друга. Для работы это главное.

— Когда вы перестанете быть пресс-сек­ретарем, ваш опыт может быть монети­зирован?

— Наверное. Правда, мне, скорее всего, будет скучно работать пресс-секретарем даже очень крупной компании. Наверное, я попробую что-нибудь другое. Четыре года быть пресс-секретарем главы государства — это особенный опыт. Можно по-разному относиться к государству и к главе государства, но атомная бомба у него есть, и цену своих слов ты должен соизмерять. Я бы занялась какими-нибудь культурными проектами. Мне интересно монетизировать не связи, которые я наработала, а опыт и навыки. Я умею руководить людьми и общаться с людьми. Я по­бедила в себе мизантропию, поняла, что люди разные и делают иногда что-то такое, про что ты никогда не поймешь, зачем они так делают.

— Моды какие есть у чиновников? Часы на правой руке, горные лыжи. Еще что?

— Я не считаю, что носить часы на правой руке и кататься на горных лыжах — это часть моей работы. Но вот четыре года на­зад я не каталась на горных лыжах, а теперь катаюсь. Происходит это потому, что часть мероприятий зимой проходит в Красной Поляне, и после работы делать тебе совершенно нечего, если ты забрался в горы и вокруг тебя только снег и горнолыжные подъемники.

— Свод правил, кодекс поведения есть?

— Есть. Он утвержден и опубликован. Есть регламент моих должностных обязанностей. Есть понятие конфликта интересов, и расписано, как этот конфликт интересов решать. Жертвой конфликта интересов стал мой муж. Он перестал быть журналистом, потому что всем казалось, что все факты сливаю ему я.

— Словарь сленга?

— У нас есть сленг, который активно ис­пользуют наши коллеги из отдела внешней политики. Например, есть вещи, ко­торые делаются у нас «субстантивно». Есть вещи, которые«оптически» выглядят неплохо. Есть прекрасное выражение: «Давайте, прежде чем докладывать, сфазируем наши позиции».

— Выходной день?

— Поспать. Провести время с друзьями. Кино, театр, баня… На дачу в Жуковку поехать шашлык жарить. В будни же там жить нельзя, очень много времени на до­рогу. Я-то еще с какой-нибудь мигалкой могу иногда проехать, а мужу совсем неудобно. Друзей моих вы многих хорошо знаете. Одноклассники, друзья из журналистского прошлого, люди, с которыми я познакомилась на госслужбе. Радует, что компания перемешивается. Очень люблю Большой театр. Стараюсь не пропускать премьеры. Хотя огромная проблема Москвы в том, что спектакли начинаются в семь вечера. Я никогда не освобождаюсь в семь вечера. И даже если обещала мужу пойти с ним в театр в будний день, то приезжаю, как правило ко второму действию, а то и в ресторан, где после спектакля муж с друзьями обсуждают увиденное. Поэтому театр — в выходные. А еще люблю выставки, музеи: посмотреть на что-нибудь вечное, чтобы не думать, будто все самое важное в мире происходит сейчас.

— Старость и смерть?

— Я хотела бы быть веселой бойкой старушкой, путешествующей, поучающей детей и внуков и вообще всех вокруг. А про смерть я стараюсь не думать. Я человек верующий: случится, когда случится. Но лучше, конечно, в круизе, чтобы похороны оплатила страховая компания.

— Наверняка ведь все ваши друзья упрекают вас — ваш начальник ездит со своими, блин, мигалками, а мы тут стоим в пробке.

— Упрекают — не то слово! И неприятно это слышать. Эти упреки отражают отношение к власти, а не реальное положение дел. Я вас уверяю, что транспортная обстановка в Москве никак не меняется, если премьер работает за городом и никуда не ездит. А президент в командировке.

— Проведите мониторинг. Выбираем сто дней, когда Путина и Медведева не было в Москве. И сравниваем уровень пробок.

— Это ничего не изменит. Можно убедить людей, что в пробках они стоят не из-за Медведева и Путина. Но тогда они найдут другой повод быть недовольными властью.

— Зачем, когда Медведев и Путин идут выпить пива, ресторан закрывается, все перегораживается, журналисты набегают? Вы правда думаете, что это нужно? Вот если бы там за дальним столиком сидели Медведев и Путин, неужели же…

— Если бы там за дальним столиком сидели Медведев с Путиным, кто-нибудь обязательно подошел бы фотографироваться. Это магическое действие власти. Вы не представляете, какие люди вдруг начинают просить автограф на руке, сфотографироваться на память, принять визитку, принять в подарок книжку… Люди ругают власть, но, когда есть возможность прикоснуться к «человеку из телевизора», президенту или премьеру, они мгновенно меняются. Я видела это много раз.