Александр Васильев

— Вы состоите в правозащитной организации «Русский вердикт». Для чего она была создана?

— Она была создана в 2010 году для того, чтобы восполнить важный пробел: если вы посмотрите на практику различных правозащитных организаций, то увидите, что они охотно защищают самые разные меньшинства — от сексуальных до национальных. Они защищают специфические, немыслимые для нашего общества права — например, право на гей-парад. В то же время в России нет организаций, которые бы защищали права большинства. И этот недостаток мы как люди, небезразличные к тому, что происходит в стране, решили восполнить. Исторически так сложилось, что на территории Российской Федерации в большинстве живут люди русской национальности и гетеросексуальной ориентации. Но я не ограничиваю свою профессиональную деятельность защитой людей определенной этнической группы и политических взглядов.

— Но вы на этом специализируетесь.

— Да.

— Почему?

— В большинстве случаев мне понятны их взгляды, даже если я их отчасти и не одобряю.

— Вы были адвокатом на процессе Артура Рыно и Павла Скачевского, которых в 2006 году обвиняли в том, что они сколотили банду, убившую 37 человек «неславянской национальности». Вы защищали Тесака и Никиту Тихонова. То есть вы в суде представляете интересы людей, которых, часто небезосновательно, обвиняют в совершении убийств по этническим признакам. Какие именно их взгляды вы разделяете? В какой части?

— Я попробую объяснить. Любое государство строится гражданами во имя своих граждан, вы с этим согласны? Отсюда совершенно логично вытекает то, что в государстве прежде всего должно быть комфортно его настоящим гражданам, а уже потом — всем остальным.

— Если речь идет о таком многонациональном государстве, как Россия, то непонятно, стоит ли считать русских привилегированной кастой, чей комфорт обеспечивают все остальные.

— Давайте с другой стороны зайдем. Мы с вами создали коммерческую фирму с целью извлечения прибыли. Логично, если эту прибыль мы будем получать вдвоем и не будем делиться с остальными?

— Это подмена понятий.

— Нет. Это грубая аналогия, понимаете? Есть группа людей, которая исторически оформилась в виде государства. Эти люди работают на укрепление и расширение государства, на накопление богатств, и вполне естественно, если они предполагают, что с течением времени их дети и внуки будут пользоваться результатами их труда и самоотверженности. И меньше всего они думают так: «Мы работаем для того, чтобы к нам в страну приехали другие люди и жили с нами наравне».

— Кроме «Русского вердикта» националистов никто не защищает?

— Таких адвокатов мало, националистов редко защищают профессионально. Такие дела имеют свою специфику. Во-первых, они всегда получают определенный общественный резонанс. Во-вторых, к этим делам на стадии предварительного следствия подключаются Следственный комитет при прокуратуре, центр «Э» и ФСБ. В-третьих, довольно часто в этих делах фигурируют несовершеннолетние, и им вменяются групповые преступления. В-четвертых, там, как правило, достаточно сложная доказательная база — соответствующая литература, музыка, артефакты культуры. Не зная этого, не умея с этим работать, можно наделать достаточно ошибок, которые могут сказаться на приговоре.

— Вы юридический факультет окончили?

— Да, при Высшей школе милиции. С 1998 по 2004 год отработал следователем ГУВД Московской области, потом ушел в адвокаты.

— И чем вас как адвоката привлек национализм?

— Я начал им интересоваться в середине 2000-х годов. Появилось несколько знакомых, которые имели отношение к различным националистическим организациям. В частности, Максим Базылев из НСО. Его задержали по делу «НСО Север» и пытались сделать вдохновителем всех преступлений, которые совершала эта группировка. Вменяли несколько убийств и подготовку к теракту. Дело в Мосгорсуде рассматривала «тройка» (трое судей. — БГ), подсудимым вынесли обвинительный приговор, Максим Базылев в изоляторе на Петровке вскрыл себе вены и погиб.

— Они были ни в чем не виноваты? Вас возмутила несправедливость, поэтому вы решили заниматься подобными делами?

— Длительная следовательская и адвокатская деятельность научили меня одной истине — нельзя высказываться о деле, если ты сам с ним не разбирался. Я не считаю, что достаточно компетентен в доказательной базе по делу «НСО Север», чтобы говорить на эту тему. Первым делом, которым я занялся подробно, стало дело Максима Тесака Марцинкевича.

— Как оно к вам попало?

— Мои знакомые из националистических организаций предложили вступить в это дело. Мне было просто интересно: на тот момент 282-я статья была не особо раскручена и широко не применялась, плюс сама личность Максима Марцинкевича привлекала внимание — к нему можно по-разному относиться, но мало кто может отрицать тот факт, что человек он самобытный.

— В чем его обвиняли?

— По первому делу его обвиняли в том, что в 2007 году он пришел на политические дебаты в клуб «Билингва», несколько раз крикнул «Зиг хайль!», а потом задал Юлии Латыниной вопрос: «Согласны ли вы, что, если убить всех демократов, жизнь в России будет лучше?» — и после этого ушел. Через полгода его задержали, посадили в изолятор и привлекли по статье 282, части 2. По наивности я строил свою защиту на отрицании того факта, что его высказывания возбуждали вражду и ненависть.

— И они таки возбуждали вражду и ненависть.

— А у вас появилась после этого вражда и ненависть, да?

— Слушайте, если при мне будут кричать «Зиг хайль!», вражда и ненависть у меня обязательно появятся.

— К кому?

— К человеку, который кричит.

— Правильно. Но давайте мы разберемся, адекватно ли была вменена статья 282? Вот статья гласит: «Действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, совершенные публично с использованием средств массовой информации».

— Он предлагал убить всех демократов.

— Это был вопрос.

— Публичный вопрос, заданный в утвердительной форме.

— Вы хотите сказать, что если я вам задам вопрос, будет ли России лучше, если убить всех демократов, то я совершу преступление?

— Публично — да.

— А кого он призывал к убийству? Юлию Латынину? Призыв — это призыв, вопрос — это вопрос. В данном случае было очевидно, что Марцинкевич действительно произнес эти слова в клубе «Билингва», и мои основные усилия были направлены на опровержение доводов лингвистической экспертизы, которая была проведена по этому делу. Тем не менее Марцинкевич получил три года, а через два года против него возбудили второе уголовное дело: в 2006 году двадцать человек, одетых в белые балахоны ку-клукс-клана, инсценировали казнь таджикского наркоторговца, сняли видео и выложили в интернет. Организаторами якобы были Максим Марцинкевич и Артем Зуев. На самом деле все обстояло так: к Марцинкевичу обратились журналисты компании «АТВ продакшн» и предложили снять эпатажный ролик о якобы существующем на территории России подразделении ку-клукс-клана, члены которого вешают таджикского наркоторговца. На основании этого ему вменили статью 282 часть 2.

— И правильно сделали.

— Я готов принять вашу точку зрения, но тогда на скамье подсудимых вместе с Марцинкевичем должны были сидеть и те журналисты, которые предложили ему снять ролик и которые показали его в эфире.

— А так Тесак был милым человеком, действовал в рамках закона и слова дурного не сказал.

— Состав статьи 282 — резиновый, под него можно подвести любого человека за любое высказывание. Вот вы, например, всю свою жизнь курите, а месяц назад был Рамадан — отрицание алкоголя и прочих соблазнов для мусульман, так что вы своими действиями оскорбляете мусульман. Эта шизофрения, но она укладывается в рамки уголовного кодекса.

— Я не слышала ни про одно такое уголовное дело.

— А вы знаете, что Марцинкевичу вменили по второму уголовному делу? Что он возбуждал ненависть в отношении врагов белой расы. В результате мы добились — по частичному сложению сроков по двум уголовным делам — трех с половиной лет вместо пяти, которых просила прокуратура.

— Скажите, а вы стали бы защищать таджика, пострадавшего от рук националистов?

— Сложный вопрос. Если я психологически проникнусь ситуацией этого таджика и резко негативно буду относиться к тем, кто на него напал, то, возможно, да. Иначе как я смогу гарантировать качественную работу?

— Мне казалось, что адвокат в первую очередь выбирает дела по фабуле, по аргументации, по набору доказательств, а не по мировоззрению.

— Адвокат не сферическое существо в вакууме. Он живет в обществе, у него есть предпочтения, взгляды. И самый честный и адекватный подход — определиться, сможет ли он работать по данному делу, не мешают ли ему собственные внутренние установки. Если он не может понять потерпевшего до конца, он должен отказаться.

— Ваши следующие дела, связанные с националистами, были уже не только по статье «Экстремизм».

— Мое второе дело — процесс Рыно-Скачевского 2009 года, на котором я защищал Светлану Авакумову. Ее обвиняли в убийстве, хотя она во время нападения на гражданина Китая снимала происходящее на видео. Гражданин выжил и уехал из России, а Авакумовой вменили две статьи: 282 и 105, хотя разумнее всего было сделать из нее железобетонного свидетеля по делу. Моей основной задачей было вывести дело в суд присяжных, на котором в итоге удалось доказать, что Авакумова, стоящая с камерой в руках, никого в принципе убить не могла.

— Она стояла с камерой в руках, снимала, как убивают, — у вас моральные ориентиры есть?

— Ее судили не по морали, а по Уголовному кодексу. С точки зрения УК, невозможно, стоя в отдалении с камерой в руках, совершить убийство. В результате присяжные Авакумову оправдали, и она была освобождена из-под стражи в зале суда. Дальше я занимался делом группировки «НСВП», они же — «Белые волки». Все началось с того, что задержали нескольких человек, которые дали признательные показания в отношении себя и своих знакомых об участии в убийствах иностранцев. Членам группировки вменялось одиннадцать убийств, а в результате, по вердикту суда присяжных, трое членов «НСВП» были полностью оправданы, из одиннадцати эпизодов оставили шесть, все оставшиеся подсудимые получили снисхождение, а пожизненное заключение заменили большими сроками. Моего подзащитного Дмитрия Исакина признали виновным в совершении трех убийств, и он получил срок в 23 года в колонии строгого режима.

— А вы его защищали, потому что верили, что он не убивал, или потому что разделяли его мотивы?

— В суде я настаивал на его полной невиновности. Ни в чем нельзя быть уверенным полностью, но я исходил из той доказательной базы, которая была собрана. Я не увидел стопроцентно доказанной вины.

— Ваши подзащитные говорят и делают довольно страшные вещи. Я читала анонимное интервью одного из членов «НСВП», в котором он долго рассуждает, быстро ли человек умирает от ножевого удара или медленно.

— Смотря куда нанести удар.

— Вот именно. Я довольно много ездила по колониям и, например, под Можайском разговаривала с несовершеннолетними мальчиками, убившими якутского шахматиста Николаева, — они его тупо зарезали и сняли это на видео. Так вот они все вашего Тесака называют своим идеологом. Поэтому, даже если ваши подзащитные, вина которых, как вы считаете, не доказана, действительно никого не убивали, их деятельность открыто вдохновляет других на убийства.

— Вы найдите хоть одно высказывание Тесака, в котором бы он напрямую призывал к убийствам.

— Когда 15-летней шпане долго объясняют, что белая раса лучше прочих, она идет и убивает — вы это знаете не хуже меня.

— В любом политическом движении есть радикалы. Разрешите нормальные националистические партии — все станет гораздо цивилизованней.

— Тем не менее вы пытаетесь оправдать людей, у которых кровь на руках.

— Давайте возьмем дело Исакина. Ему и остальным участникам процесса «НСВП» дали снисхождение не потому, что присяжные — националисты, и не потому, что они им были симпатичны. Присяжные не были до конца уверены в вине подсудимых, хотя многие подсудимые свою вину признали, — просто всем понятно, что существует стандартный инструмент получения признательных показаний по таким делам — пытки вроде «растяжки», «ласточки» и электрошокера.

— Вы были защитником Никиты Тихонова, которого признали виновным в убийстве адвоката Станислава Маркелова и журналистки Анастасии Бабуровой. Вы уверены в его невиновности даже несмотря на то, что на первых же допросах он полностью признал свою вину?

— Посадите человека в камеру, лишите его возможности себя защищать, и через пару дней он признается хоть в убийстве Джона Кеннеди.

— На процессе включали аудиозапись, на которой Никита Тихонов и его подельница Евгения Хасис обсуждают детали убийства, называя его: «это дело».

— Там идет очень интересный разговор, тема убийства Маркелова всплывает всего один раз, и нигде не говорится: «Да, Никит, здорово мы с тобой Маркелыча завалили! » — «Ага, Жень, клево!» Они скорее обсуждают, кто мог бы быть причастен к убийству Маркелова.

— Тогда почему Тихонов дал признательные показания?

— Потому что задержали Евгению Хасис, его любимую девушку, и ее обещали отпустить, если Тихонов всю вину возьмет на себя. Имела место джентльменская договоренность со следователем.

— И кто вам об этом сказал?

— Сам Тихонов.

— А то, что у него нашли пистолет, из которого убили Маркелова, как объяснить?

— На тот момент, когда к Тихонову попал пистолет, он не знал, что из этого оружия были застрелены Маркелов и Бабурова.

— И это тоже по его показаниям?

— Да.

— Александр, а вы по ночам спокойно спите?

— Не всегда. Я за подзащитных переживаю.