Александр Проханов, писатель

Эдуард Беляев

— Жалко было газету продавать, да?

— Об этом все говорят и будут говорить. Все знают и видят, что сближение «Завтра» с «Родиной» состоялось. Раньше было одно светило — КПРФ. Теперь взошло второе солнце — «Родина». У КПРФ есть свои газеты: «Советская Россия», «Правда». Мы, имперская газета, должны окормлять «Родину».

— Почему?

— Потому что с ее появлением из КПРФ ушел священный огонь, плазма превратилась в камень, даже не в камень, а в пемзу. Трудно взаимодействовать с пемзой. На этом фоне «Родина» — это комета, привлекающая художника. Мы же газета художников…

— Так газету-то вы продали?

— Мы никогда и ни от кого не получили ни рубля, ни доллара, ни динария, ни шекеля. Поначалу это нам не мешало — мы были вполне преуспевающим изданием, даже немножко зарабатывали. Потом стали убыточной газетой. Убыточность нарастала, но мне всегда ее удавалось компенсировать за счет привлечения средств от мелких спонсоров.

— И теперь такой спонсор — это «Родина», да?

— Ни один из спонсоров никогда не оказывал влияния на политику газеты, хотя в это никто никогда не верил: кто-то говорил, что нас финансируют армяне, кто-то — что азербайджанцы, кто-то до сих пор уверен, что мы живем на еврейские деньги.

— Кто распускает слухи?

— Никто. Просто такая у нас мнительная среда. Но «Завтра» — это действительно независимая газета, с маленьким, но блестящим составом сотрудников, которые несут людям Знание. Люди изголодались по этому Знанию…

— Я, наверное, так никогда и не узнаю, продали ли вы газету.

— Продавать можно породистых сук. Своих родных детей продавать нельзя. Единственное, на что я могу пойти, — это идеологическое сближение с партией «Родина». Газете выгодно иметь политическое прикрытие в виде партии, имеющей фракцию в Госдуме. Тем более когда речь идет о такой бурно развивающейся партии. Это взаимовыгодное условие. Например, «Родина» может побудить своих сторонников выписывать газету, и у нас вырастет тираж.

— А появление на первой полосе портрета Ходорковского с красным знаменем в руках как-то связано с этим политическим прикрытием? Если бы года три назад вам сказали, что в газете «Завтра» будет такая картинка, вы бы стали смеяться?

— Я и сейчас смеюсь. Превращение Ходорковского из миллиардера в Зюганова — это очень смешно. Но, думаю, для него это этап, не более. Этап большого пути. Пути из тюрьмы. Тюрьма — огромная фабрика новых людей, и сейчас на наших глазах Ходорковский превращается в Махатму Ганди, в Нельсона Манделу, в Мартина Лютера Кинга.

— Вы, я вижу, на это очень надеетесь. Вам нужен вождь, правда?

— Я очень боюсь, что власть будет Ходорковского уничтожать. В тюрьме человек попадает в абсолютную зависимость от палачей. Это страшно. Он может стать обезьяной, скоморохом, насекомым.

— Как?

— Ему могут выламывать суставы, вспарывать живот… Русская тюрьма — огромный университет.И Ходорковский сейчас его проходит.

— Статья «Левый поворот» вам, наверное, понравилась.

— «Левый поворот» — это вопль. Вопль, но не финальный. Велика еще мера сознания у Ходорковского. В нем нет никакой метафизики, но интуиция у него колоссальная. Сейчас вам кажется, что Ходорковский становится левым. Но это совсем не так.

— А как на самом деле?

— Очень скоро он придет к осознанию того, что нужно начинать национально-освободительную войну. Он должен ее начать. Стать фокусом, огненным центром, лазерным лучом, направленным на спасение народа и сбережение пространств. Историю России всегда создавали творцы проектов. Ходорковский должен стать таким творцом, как Иван Грозный, как Петр, как Сталин. Путин и Фрадков — это энтомологи.

— Почему?

— Им никогда не прийти к концепции национально-освободительной войны. Ходорковскому это по силам. Он должен обнять сидящего с ним в одной тюрьме полковника Квачкова, объединить свои финансы и связи с нравственным зарядом этого бойца. Мощно и агрессивно проводить линию на национально-освободительную войну.

— Войну с кем? С Кремлем?

— Кремль замыслил свой левый поворот. «Матросская тишина» повернула влево — и Кремль повернул влево. Бросил кость лимоновцам, снял запрет с их партии. Даст смягчение тем сорока мученикам, которые сейчас сидят на цепи. Но это дым. Кремль совсем не дорожит страной.

— А Сурков говорит, что дорожит.

— Сурков — загадочный человек. Я изучал его, встречался с ним. За обеденным столом трудно понять, с кем имеешь дело. Но он действительно оперирует такими категориями, как сбережение страны, сохранение границ. Он же чеченец. Нерусские правители всегда тоньше чувствовали Россию.

— Следующий президент выпустит Ходорковского?

— Думаю, что к тому моменту, когда Рогозин станет президентом, а он им станет, пройдет много времени. К этому времени эволюцию переживут и Рогозин, и Ходорковский, и само общество. Если мировоззрение Ходорковского будет эволюционировать в том же направлении, что и теперь, и он придет к идее национального проекта спасения и сбережения страны и пожертвует значительной суммой оставшихся у него денег — тем самым он реабилитирует себя как раскаявшийся олигарх в глазах общества и новой власти.

— Вы говорили о войне, а теперь — проект какой-то…

— Проект борьбы с тандемом коррумпированного чиновничества во главе с Путиным и теми слоями олигархов, которые коррумпировали страну, — их лидером по праву считается Абрамович. Эти группы должны стать объектом национального удара.

— Удара со стороны Ходорковского?

— Ходорковский — это песчинка. Удар нанесет народ. А вообще, глупости это все. Мне тут вина прислали, настоящего, горного, итальянского. Очень хорошее вино. Давайте выпьем.