Александр Григорьев

— Вы первыми сообщили о теракте — раньше, чем все новостные агентства. Как так вышло?

— В 8.06, то есть через 14 минут после того, как это произошло, мне позвонил корреспондент. Еще 4 минуты мы потратили на то, чтобы позвонить нашим информаторам, узнать что-то еще. В 8.10 мы уже вывесили новость.

— А откуда вы узнали эту новость?

— Позвонили наши информаторы.

— Откуда? Из метро?

— Не буду говорить, откуда. Не хочу никого палить. В общем-то, ничего криминального они не сделали, просто рассказали, что произошло. Они хорошо сделали даже. Чем раньше информация приходит — тем больше пользы.Чем больше информации — тем лучше. Если б людям не говорили, что это технические неполадки, не волнуйтесь, если бы им все сказали — возможно, поезд, где ехала вторая шахидка, опустел бы уже.

— А вы с этими своими информаторами на какой основе сотрудничаете?

— За идею, скажем так.

— За какую?

— Секретов выдавать не буду. Кто как.

— Кто-то за деньги, кто-то по дружбе?

— Ну зачем так говорить: за деньги, что ж вы людей-то так. По дружбе, скажем так.

— А вы им по дружбе платите?

— Иногда по дружбе благодаришь — он принимает благодарность, а иногда — отказывается, говорит: ну зачем вы.

(Раздается звонок мобильного, в нем женский голос сообщает, что есть информация о новом теракте в метро, который случится через два часа. Александр отвечает, что это не первый раз сегодня, просит перезвонить своему заместителю.)

— У вас же на сайте прошла информация про третий взрыв на «Проспекте Мира», ­которая не подтвердилась.

— Там были еще «Беговая» и «Улица ­Подбельского». Информация прошла по линии Московской службы спасения — туда выезжали бригады скорой, и когда не подтвердилось, мы тоже обновили. По «Проспекту Мира» прошла инфор­мация, что взрыв — оттого что давка была большая.

— На следующий день после теракта «Коммерсант» вышел с вашей фотографией на первой полосе. С фотографией двух трупов в вагоне, которую вы сделали и вывесили. Это такое признание, что вы здесь отработали лучше, но и повод для дискуссии о журналистской этике. Начнем с первого: откуда она у вас взялась?

— Это наши люди сняли.

— А как они ее сняли?

— Люди зашли просто.

— Как они зашли?

— Ну это тоже секрет фирмы. По-разному можно зайти. Я вот из своего опыта расскажу. Завод по производству стеклотары — в нем бунт, милиция, стычка уже. Перед заводом огромный забор, колючая проволока, никого не пускают. Я подхожу на охрану, называю себя, говорю, что по договоренности с директором, они — ничего не знаем, я — ну давай, звоните. Он им, естественно, кричит, что он ничего такого не знает. Я говорю: дайте я сам с ним поговорю, беру трубку, он кричит там, что ни в коем случае. Я говорю: ну мы же договаривались, жду немного и вешаю трубку. Говорю им: он разрешил.

— А в этой ситуации как было?

— Ну зачем подставлять людей, которые там в оцеплении были.

— Вам наверняка не раз приходилось слышать о том, что вы делаете бизнес на крови и низменных интересах людей.

— Слышать приходилось не раз. Помню коллеги называли нашу газету «Вестник патологоанатома», но я никогда не соглашался с такой формулировкой. Не мы же это совершаем, мы только подаем это людям так, как они хотели бы это увидеть. Об этом говорит посещаемость сайта.

— Говорят, что когда вы звоните ньюсмейкерам, представляетесь другими изданиями, иначе с вами отказываются говорить.

— Зачем это подтверждать, прочитают у вас в журнале — не будут реагировать.

— Почему вы только что проигнорировали звонок с предупреждением о теракте?

— Мы даем далеко не всю информацию, которая к нам приходит. В той суматохе первых часов после взрыва — любую информацию надо было дать первыми.

— Даже если она ошибочная?

— Лучше сказать, что на «Подбельского» взрыв, даже если это ошибка, люди туда не поедут. Меньше вероятности, что человек вообще полезет в метро.

— А откуда берется эта ошибочная информация про взрыв?

— К каждому празднику милиция получает ориентировку: планируется то-то и то-то. Сами милиционеры называют это дело полным бредом — в 90% эта информация для того, чтобы привести их в тонус. Вчера задержали мужчину в Раменках, он сооб­щил, что в 18.30 на станции «Маяковская» будет еще один взрыв. Он оказался отставным сотрудником «Альфы», его супруга — бывший сотрудник ГРУ. После отставки она стала заниматься экстрасенсорикой — и вот ей привиделось.

— И все-таки вы всегда с уверенностью ставите свои новости?

— Мы тоже, скажем так, не боги, ошибаемся. Иногда мы думаем, что еще можно, а это уже за гранью.

— Когда такое было?

— Была история: двое мужиков и ребенок ушли на джипе под лед, мы ехали снимать, как их достают, посещаемость была большая. Но люди в комментариях писали: зачем все это снимать? И мы под этим давлением убрали все, кроме нераздражающих кадров.

— А эту фотографию из взорванного поезда обсуждали? Были сомнения?

— Были, но мы их в конце концов отмели. Это общественно-значимое событие, люди имеют право видеть и знать.