Многие знали, что Абрамкин нажил в лагерях туберкулез, и понимали: 66 лет — уже немало. Во вторник, на поминках, его ровесники, или люди следующего поколения, после первой-второй-третьей будут много говорить, слушать и удивляться услышанному. Ушел человек светлый, героический, человек многогранной кристальной судьбы — но это понимание, увы, останется здесь, среди них. Активисты и публицисты — что перестроечной, что новой протестной волны — в большинстве едва ли считают своими предшественниками диссидентов или тех, кто дейсвтвал и писал в «подлые нулевые». Сейчас все через одного мнят себя первооткрывателями. Ведь иначе возникает неудобный вопрос: «А что мы делали 5–10 лет назад, когда другие не молчали?»
Кроме того, память если и передается дальше, то тускнеет: слушателя обманывает седина и отсутствие глянца у говорящего. Привычные нам плешивые и бородатые портреты великих в энциклопедиях, учебниках и на стенах аудиторий — обманывают. Они, когда творили, покоряли и побеждали, были совсем другими.
В 1970-м, окончив Менделеевку, инженер-химик Валерий Абрамкин попал по распределению в «Девятку», в средмашевский «почтовый ящик». Опубликовал три десятка научных работ. Со студенческих лет Валерий Абрамкин писал песни, ставил поэтические композиции. Тогда еще стал председателем институтского КСП — клуба самодеятельной песни (за что и был исключен из комсомола) — и членом правления московского КСП.
Да, хипстеров тогда не было. Тогда вообще не было «клубов» в современном понимании. А КСП стал одной из альтернатив официозу.
Официоз не дремал. КГБ доложил в горком партии, и в 1973 году комсомол взял каэспэшное движение в объятия. Разумеется, чтобы улучшить и помочь! Объятия оказались удушающими: в руководство КСП ввели «правильных» людей, для регулирования репертуара создали худсовет. В 1975-м Абрамкин выходит из правления КСП. Организует независимые слеты, «Воскресения». В ответ — «беседы», «предупреждения», обыски, изъятие сборников по материалам «Воскресений», в 1976-м — увольнение из «почтового ящика». Он зарабатывает рабочим в геофизической партии, лесорубом, кочегаром, сторожем в церкви. Так создавалось пространство независимой художественной активности в нашей стране.
За два дня до конца срока был вновь арестован и получил по той же статье за разговоры и письма из лагеря еще три года
Давление на активистов всегда вызывало лишь противодействие. В 1978-м Валерий Абрамкин становится одним из организаторов выпуска «Поисков» — «свободного московского журнала». В СССР это было первое независимое общественно-политическое издание такого уровня. Была «Хроника текущих событий» — информационный бюллетень, была «Память» — исторический сборник. Намечался (но так и не вышел) журнал литературный, из портфеля разогнанного «Нового мира». И вот — «Поиски», восемь выпусков за два года.
Абрамкина арестовали 4 декабря 1979 года. И сам он, и его товарищи, наверное, понимали неизбежность этого: в каждом выпуске он значился членом редколлегии журнала. Еще весной следователь Бурцев заявил: Абрамкин отправится за решетку, если в самиздате появится 6-й выпуск. Арестовали его даже раньше, а судили почти через год, осенью. Сразу после закрытия Олимпиады последовала череда из двух десятков политических процессов. Некоторые подсудимые каялись и получали свободу — московские остряки называли это «поток сознания». Абрамкин был непреклонен — и получил по «клеветнической» 190-й статье три года общего режима, то есть уголовных лагерей. Сидел на Алтае, сидел тяжело. За два дня до конца срока был вновь арестован и получил по той же статье за разговоры и письма из лагеря еще три года, которые отбывал в Красноярском крае.
Освободился в 1985-м. Но вернее будет сказать, что с зоны Абрамкин так и не вернулся, оставшись вечным зэком. В 1989-м он создал Центр содействия реформе уголовного правосудия. Забота о заключенных — не политических, всех! — стала смыслом его жизни.
В последний год-другой тюремная тема, что называется, вошла в повестку дня — и это хорошо. Но до того двадцать лет работали в этом направлении немногие — среди них Валерий Абрамкин. Многие лишь недавно осознали, насколько это близко и ужасно — современная российская тюрьма. Но ведь совсем недавно было еще хуже! Следственных заключенных было вдвое больше: тюрьмы разгрузили в первой половине нулевых благодаря упорной работе Абрамкина и таких, как он. И была эта тюрьма «черной дырой» — а ОНК, Общественные наблюдательные комиссии за местами принудительного содержания, появились совсем недавно и по той же причине.
Мир начался не вчера. Мы просто заступили на вахту, кого-то сменив. Вахта Валерия Абрамкина закончилась. Помянем его — тем более повод искать не надо. Слушая песню — где хочешь и какую хочешь, — держа в руках журнал, можно вспомнить «Поиски» и «Воскресения». Вспомнить человека, чей взгляд так и остался молодым. В двадцать восемь — бунтарь с гитарой. В тридцать — самиздатчик. В тридцать два — политзаключенный. А в тридцать восемь — освободился, навсегда оставшись в зоне.