О море и космосе
Первое, что я точно помню, — как сидел на горшке и играл. Горшок был зеленый, с крышкой, а игрушки — жестяная машинка — подъемный кран с крючком на веревочке. Я родился в 1958 году в городе Туапсе Краснодарского края, на самом берегу Черного моря. Тепло, юг, солнце — не Москва. И горы рядом: 10–15 минут идти, город ведь маленький. В детстве мы целыми днями торчали на море (у взрослых эта потребность отпадает) — в порту или на судоремонтном заводе. Купались, ныряли, ловили крабов. Плавали по «катакомбам» — там же блоки бетонные были навалены везде. Красивое такое запустение: горячая вода, бычки плавают и всякие другие рыбки. Еще в порту было интересно плавать между кораблей. Плавать я начал рано, хотя помню, как учился: бил воду около берега, по дну руками ходил…
Первые воспоминания о мировых событиях связаны с космосом. Были новогодние открытки с собачками или людьми в ракетах и надписью «С Новым годом!». Ракета летит — маленькая, компактная, с застекленным салоном. Про собачек в космосе даже был какой-то диафильм. Сначала я следил за космонавтами, а потом их стало так много, что я следить перестал.
О книжках
Мать выписывала очень много изданий — в 1970-е их прямо в почтовый ящик засовывали. Я брал, листал и сразу начинал смотреть иллюстрации. Читать начал до школы. Позже очень много читал Грина, Лондона, Стивенсона. «Чука и Гека» и «Судьбу барабанщика» Гайдара, всего Кассиля, все тома Катаева. «Аэлита» была для меня очень важной книгой. «Гиперболоид инженера Гарина» тоже любил. Кроме того, я ходил в библиотеку. Во-первых, там тишина и тебя никто не трогает: сидишь себе, книг завались. Читал я запойно. Это заменяло кино, которое было не очень, да и стоило денег. Кинотеатров было два — большой зал, а рядом маленький. Его называли «Кинохроникой»: когда-то там показывали только хронику, документальные фильмы, новости дня и так далее. А потом появились нормальные фильмы, но все продолжали говорить: «Пойдем в «Хронику». С утра билет стоил 10 копеек — дешевле некуда. «Хроника» была на первом этаже. Выход — прямо на улицу, за тяжелой занавеской, которая развевалась. Смотрели все: «Неуловимых мстителей», про индейцев разные фильмы, «Спартак».
«Сначала я следил за космонавтами, а потом их стало так много, что я следить перестал»
О дворовой жизни
Дом был новый, во всех квартирах жили дети, и компания была огромная. В доме жили преимущественно железнодорожники. Некоторые дети постарше дома паяли радиопередатчики, потом залезали на крыши и выходили в эфир, устраивали там свои радиостанции. Так как Туапсе — это погранзона, милиция гонялась за ними по крышам. Назывались они радиохулиганами. Случалось, что и фарцевали, курили коноплю — двор был достаточно хулиганский.
Во дворе играли в самые разные игры, например в казаков-разбойников. Играли в чижа, в подкидного, строили халабуды из кирпичей и досок прямо во дворе, а потом сидели и курили внутри, никого не пускали. Это так и называлось — «халабуду построить», такую развалюху из ящиков. В то время дворы воевали друг с другом, и между ними была конкуренция. У нас в доме была молочная, и нас называли молокососами, а напротив стоял дом с кулинарией — детей оттуда называли пирожками. Это была, конечно, не война, а так, стычки. Но я в этом не участвовал. А рядом с домом была кочегарка, из которой потом сделали зубопротезный кабинет — буквально во дворе. Вечером иногда было слышно, как люди кричат там от боли. Меньше всего хотелось учить уроки, больше всего — всюду ходить. Это называлось просто «пойдем полазаем» — по всяким канализациям, дырам, щелям, постройкам и помойкам.
Во дворе был забор, и мы разбирали его то на мечи, то на клюшки. Хотелось в хоккей — вот и клюшка. А когда играли в Спартака, отрывали штакетину и начинали строгать меч. Летом во двор вытаскивали раскладушки, и мы, дети, спали прямо во дворе. У нас и кино снимали во дворе. Другу купили маленькую любительскую камеру, которая заводилась пружиной: снимали боевики, а потом крутили на стенку вечером, прямо во дворе. И покупные крутили — «Шпионские страсти», мультики. На газоне сажали овощи и фрукты — кто зелень, кто лук, кто укроп. У кого-то даже малина росла.
«В то время дворы воевали друг с другом, и между ними была конкуренция. У нас в доме была молочная, и нас называли молокососами, а напротив стоял дом с кулинарией — детей оттуда называли пирожками»
О мечте
Я мечтал иметь избушку где-то на берегу моря, чтобы никто не знал, где она находится. Еще я хотел стать пиратом, но таким, который никого не убивает и никого не грабит: мне нравилось, что у них такие красивые корабли, флаги, что они сокровища закапывают. Помню, как я распустил мамины бусы, сшил мешочек, сложил туда все бусины и брошки и получился клад. Вообще, все мечты мы старались претворить в жизнь, даже подводную лодку пытались строить, но у нас не получилось.
О воспитании
Помню, когда я закурил первый раз. Мы с другом собирали бычки — а тогда они были огромные, потому что, едва закурив, люди бросали сигареты. Нас увидела мать и, естественно, закатила истерику. А отец завел в комнату и очень серьезно сказал: «Слушай, может быть, тебе давать 30 копеек на сигареты, чтобы ты бычки не собирал?» Не стал даже ругать, а просто попытался понять, что дальше делать. Мама преподавала детскую психологию в педучилище, но это было как-то теоретически. Она знала, как обучать детей, но на то, чтобы применять эти знания на практике дома, у нее не хватало сил. Дома она была просто усталая женщина. У нее самой было тяжелое детство: земляной пол, одна пара валенок на пятерых, семья, которую пытались раскулачивать.
О восприятии
В детстве все вокруг, все цвета воспринимаются очень объемно и ярко и сразу запоминаются. Сейчас такого уже нет: это возрастное. Скорость внутреннего движения не совпадает с реальным временем. Сейчас неделя проходит одна за одной, а тогда 45 минут на уроке было высидеть невозможно, так моторило, такая скука. Скука, кстати, тоже была сильной, как и желание двигаться. И огорчения были сильными, и радости были сильными.
О марках и Швамбрании
Я собирал марки и спичечные этикетки. А еще мы ходили по улицам и собирали пустые пачки от сигарет. Вырезали картинки, собрали целую коллекцию. Когда мы «Кондуит и Швамбранию» прочли, стали играть в свою Швамбранию, свою страну. Там были свои деньги, карты, азбука — очень развернутая подробная игра, которая занимала много времени. Мы писали себе биографии, у нас с другом были страны, и даже брату и еще одному мальчику выделили страну, но они стали слишком все модернизировать — появились авианосцы, самолеты полетели, — а мы хотели более патриархальный, ветхозаветный уклад. Но они стали наращивать вооружение, и стало неинтересно.