Внутри коровы: Московская биеннале для родителей с детьми

Contemporary art — это обычно верный способ утвердиться в собственном идиотизме и чужой пронырливости. Игнорировать современное искусство вменяемый городской житель уже не может — по крайней мере, не во время биеннале. Но вот любить или хотя бы понимать его получается куда хуже. Нужно прочесть, что имел в виду художник. Что по этому поводу думает куратор. Неплохо хотя бы примерно представлять, сколько эта работа может стоить, — это как-то сильно добавляет уважения к художнику.

В результате чаще всего возникает картина, которую живописал Виктор Пелевин: «Когда зритель узнает, что какие-то люди дали этому маленькому педику пятнадцать миллионов фунтов, чтобы растянуть п…у из кожзаменителя над заброшенным футбольным полем, он вспоминает, чем занимается по жизни он сам и сколько ему за это платят, потом глядит на фото этого маленького педика в роговых очках и веселой курточке и чувствует растерянность и недоумение, переходящие в чувство, которое германский философ Мартин Хайдеггер назвал „заброшенностью“».

Ощутить заброшенность на выставках современного искусства, безусловно, очень легко, но есть проверенное средство этого избежать. Нужно идти с детьми. Своими или чужими — неважно. Можно, допустим, обмануть приятеля и на вопрос «Ну как?» сказать: «Очень интересно», но ребенка не обманешь. Что именно интересно? Почему? Что вообще значит эта… инсталляция?

В самом деле — что имела в виду группа австрийских художников, приделавшая к Музею Ленина деревянный сортир с желтой сосулькой? Чтобы не попасть в дурацкую ситуацию, к выбору выставок на Московской биеннале следует подходить с осторожностью. Выбрать, к счастью, есть из чего.

Вот, например, инсталляция Кристиана Болтански. В полуразрушенном Музее архитектуры вывешены потертого вида пальто. Называется «Призраки Одессы». О чем это вообще? О потерянных вещах? О расставании? О свойствах памяти? Об одесских родственниках художника? Пытаясь хоть как-то разъяснить словами этот погребальный гардероб, вы и сами не заметите, как сочините с пяток вполне жизнеспособных концепций, за каждую из которых теоретикам искусства выплатили бы вполне серьезные деньги. Самое важное, что подобным жульническим образом можно неожиданно наладить довольно близкие отношения с современным искусством, которое прежде вам, возможно, казалось просто хорошо разработанной технологией отъема денег у доверчивого населения. Кроме того, бродить по руинам музея детям гарантированно нравится и без всяких инсталляций.

Ничуть не меньше нравятся им работы израильской художницы Михаль Ровнер, представляющей людей в виде маленьких копошащихся червячков Особенно та, в которую надо заглядывать, как в пробирку или чашку Петри. Тут, конечно, тоже можно много всего напридумывать, благо сама Ровнер дальше концепции «люди как микробы» не пошла, но вид этих самых человечков-червячков, погруженных в бесконечное броуновское движение, обычно завораживает и сам по себе. Так же как, например, возможность засунуть голову под хвост гигантской коровы и увидеть там пасторальное видео с мерцающими планетами (это старая работа Олега Кулика, выставленная в рамках проекта «Starz»). Семь лет назад внутри этих коров показывали, как Олег Кулик сношается с собаками, и детям такое едва ли стоило бы демонстрировать, но теперь там все очень мирно и торжественно.

Самый же беспроигрышный вариант — инсталляция «Бабаку» в Музее Ленина. Это просто очень много игрушечных машин, в беспорядке разбросанных по полу. Что хотел сказать художник, понимают даже не все арт-критики, но от машинок детей, как, впрочем, и некоторых взрослых, просто не оттащить. Модели, кстати, регулярно крадут. А после машинок вполне можно вернуться на «Starz» и показать клетку с чучелом Льва Толстого, на которого беспрерывно гадят курицы. Вот этих куриц дети, особенно среднего и старшего школьного возраста, тоже обычно очень хорошо понимают.