Атлас
Войти  

Также по теме

Учителя большого города. Владимир Глебкин

Учитель физики, культурологии, латинского и древнегреческого языков в гимназии №1514 — о едином гуманитарном курсе, параллелях между историей и современностью, о том, нужно ли учителю заниматься наукой, и проекте «Открытый университет»

  • 10576

Владимир Владиславович

Имя: Владимир Владиславович Глебкин. 

Работа: учитель физики, культурологии, латинского и древнегреческого языков, преподаватель курса «Методы научного исследования», руководитель отделения теории и истории мировой культуры (ОТИМК) гимназии №1514, заведующий сектором развития основ общей одаренности и универсального образования отдела общего образования Федерального института развития образования.

Стаж: с 1986 года.

Регалии и звания: кандидат философских наук.

О том, как занятия философией привели меня в школу

Когда я заканчивал маткласс 52-й школы (сейчас это гимназия 1514), учителем быть не хотел совсем. Но на старших курсах физфака МГУ я стал активно читать философские книжки, и занятия теоретической физикой показались мне какими-то сухими и далекими от жизни. На меня очень повлияло высказывание Кьеркегора: «Истину нельзя знать, в истине можно быть или не быть», то есть одно дело истина в науке, которую каждый может постичь, и совсем другое — твоя индивидуальная истина, которую ты воплощаешь в своей жизни. Сейчас я не столь категоричен, но определенная правда в этом есть. И я пошел в школу, решив, что это и есть живое человеческое общение. Поначалу меня больше интересовали походы и разговоры, чем сами уроки. Но очень быстро я понял, что если ты говоришь с детьми про что-то важное, но не отрабатываешь на уроках по полной, то это нечестно. И я начал активно совершенствоваться.

О том, как возникла идея единого гуманитарного курса

Потом я работал в Московском химическом лицее, где, помимо физики, читал курс науки в истории культуры. Идея состояла в том, что нельзя говорить о некой единой науке, что разные типы культур порождают разные научные модели — скажем, модель античной математики кардинально отличается от математики Нового времени. Через год работы в лицее я предложил идею единого гуманитарного курса. Директор лицея Сергей Евгеньевич Семенов, будучи человеком смелым и свободным, давал свободу и другим, так что он не возражал. Не имея никакого гуманитарного образования, я предложил историку, филологу и историку искусств читать такой курс, и они согласились. 

Потом я ходил в Греко-латинский кабинет Шичалина, где выучил древнегреческий и латынь, потому что понимал, что это мне необходимо для работы с текстами.

Об ОТИМКе и стремлении к синтезу 

В конце 90-х люди активно уезжали, возникал провал в научной традиции, но было понятно, что наша гуманитарная наука много наработала и что жалко, если это уйдет. Хотелось готовить людей, которые бы этим занимались, но из лицея, где я работал, все-таки выходили химики. И я пришел в 52-ю школу, где директором была Любовь Мироновна Асмолова. Как и Семенов, она дала мне абсолютную свободу. В итоге в гимназии было создано отделение теории и истории мировой культуры. Дети у нас учатся в 9–11-х классах и проходят единый гуманитарный курс, который ведут несколько преподавателей: историк, культуролог, историк искусства, филолог, историк философии и историк музыки. Программа устроена так, что по разным гуманитарным предметам дети одновременно проходят одну и ту же эпоху. Наряду с английским в девятом классе преподается латынь, в десятом — французский, в одиннадцатом — немецкий. В десятом классе начинается специализация: по русской, западноевропейской, античной культурам и по Востоку. На западноевропейской — продолжается латынь, на античности учат древнегреческий, на Востоке — японский. Сначала мы думали, что японский для детей будет сложен, но практика показывает, что это работает. Многие поступили в ИСАА, а недавно два наших выпускника защитили диссертации по Японии. 

Мы проводим междисциплинарные семинары — рассматриваем важные для культуры тексты, вопросы к которым предлагают историк, историк культуры, филолог и историк искусства. Это очень важный для нас опыт разрушения междисциплинарных перегородок.

Владимир Владиславович

О том, нужно ли ученику быть исследователем 

Каждый год дети под руководством квалифицированных ученых, преподавателей вузов, с которыми мы сотрудничаем, пишут большую исследовательскую работу, с которой потом выступают на конференции.

Конечно, мы хотим, чтобы дети максимально работали самостоятельно. На уроках гуманитарного курса мы всегда работаем с источником, а не с пересказами. Текст учебника рассматривается как одна из интерпретаций. Например, есть текст «Жития Александра Невского», где описывается Ледовое побоище. А в учебнике истории о нем написана фраза, которая из текста никак не вытекает, откуда она взялась? И постепенно дети приходят к выводу, что она могла быть взята из фильма Эйзенштейна, например. Таким образом воспитывается критическое отношение к источникам. Но, с другой стороны, если они будут работать только с источниками, то могут пройти мимо каких-то базовых вещей — событий, дат, а это тоже неправильно.

О том, зачем наука нужна учителю

Когда я начал работать в школе, мне казалось, что наукой заниматься не надо. Школа меня быстро засосала, но там все-таки много рутины, и через два года работы я выбрался в университет, где читали лекции Аверинцев, Гайденко, Бибихин, Иванов, Гаспаров… Это было событие в интеллектуальной жизни Москвы — на лекции приходило порядка тысячи человек. Я тогда просто ощутил глоток свежего воздуха. И я понял, что для полноценного творческого учителя совершенно необходимо, чтобы была какая-то точка опоры извне. Важно чем-то еще заниматься, чтобы иметь возможность посмотреть со стороны на то, что происходит в школе, чтобы самому внутренне расти.

Мои собственные исследования помогли мне понять, что многое из того, что я считал своей уникальной чертой, сформировала во мне моя культура, что я разделяю эти черты со многими своими современниками. Так что занятия наукой нужны мне для того, чтобы понять, кто я такой, что я из себя представляю.

О чертах современности в прошлом 

Мы работаем с мемуарами Болотова, где автор описывает Россию XVIII века, и оказывается, что очень многое там напоминает современную ситуацию. Или проводим семинар по триаде Уварова и сравниваем ее с выступлением Суркова в начале 2000-х перед академиками — там прямые параллели, не знаю, осознавал это Сурков или нет.

Так что современность у нас всплывает постоянно, чтобы материал не был мертвой вещью, которую прочитал и забыл. Но при этом надо помнить, что всегда есть принципиальные отличия, что реально ситуация была другая и люди другие.

О проекте «Открытый университет»

Мы не воспитываем специально ученых, но все-таки кто-то идет в науку, а в нашей ситуации ученым сложно устроиться. И возникает дилемма — уехать или заниматься не тем, чему тебя учили и чем хочется. Наши выпускники в основном остаются, но в целом в стране сейчас очень мощный отток сильных студентов и аспирантов. И мы решили создать научную среду для общения наших выпускников, для чего запустили проект «Открытый университет». Любой выпускник может объявить курс, который он будет читать, я посылаю это по рассылке, и те, кто хочет, к нему ходят. Я сейчас читаю курс по когнитивной лингвистике, которая для школьников слишком сложна, а некоторым студентам это интересно. Есть у нас лаборатория по исторической и культурной антропологии, в рамках которой мы сделали книжку «Языковые образы человека в истории культуры» — посмотрели, как в разных культурах описывается человек. Сейчас мы работаем с мемуарами и автобиографиями, пытаемся, анализируя текст, сделать выводы о характере автора, его системе ценностей и так далее. Вообще, если б была какая-то возможность, я бы создал над ОТИМКом некую научную структуру, чтобы мы могли заниматься какими-то научными сюжетами, кто-то мог бы преподавать, если б хотел, но это было бы не обязательно. Правда, как это сделать, пока не понятно.
Об опасности схематизации
Мое намерение ходить в походы и общаться никуда не делось, это важная составляющая в жизни ОТИМКа и всей школы. У нас несколько практик. Летом после девятого класса едем в Ферапонтово, где дети работают экскурсоводами. После десятого класса — практика на Соловках, где они занимаются, например, археологией. Там же, в Ферапонтово и на Соловках, дети берут углубленные интервью с разными людьми, которые рассказывают про свою жизнь: где родились, в какие игрушки играли, какие праздники справляли… Это важный опыт, и это производит на детей впечатление. В основном судьбы тяжелые, но при этом у большинства очень светлый взгляд на мир. Дети все расшифровывают, и один экземпляр мы оставляем в местных музеях. Иногда эти интервью используются в исследовательских работах, но основная задача пока — просто сбор информации.

Мне важно, чтобы наши занятия не было лишь теоретическими построениями. Конечно, то, что они делают на рациональном уровне, часто хорошо и правильно, и установка на исследовательскую деятельность это поощряет, но за этим стоит опасность потери ощущения жизни. Есть очень много вещей, которые они знают, но не в состоянии почувствовать, потому что еще не были женаты, у них нет собственных детей. Поэтому многие вещи носят какой-то абстрактный характер, и мы понимаем, что надо делать живые дела, чтобы дети не превратились в конструкторов, которые работают с какими-то фрагментами профессионально, грамотно, но бесчеловечно.

 






Система Orphus

Ошибка в тексте?
Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter