Учителя большого города. Анна Попова

Имя: Анна Юрьевна Попова.

Должность: учитель начальных классов в Пироговской школе.

Стаж: с 1994 года.

Об ангелах

Дети — настоящие ангелы. Я имею в виду маленьких детей. Конечно, бывают иногда трудные детки, но на самом деле это не они такие, а воспитывают так. В основном все добрые, на руки лезут, доверчивые, солнечные. Их поцелуешь — они стоят довольные. А примерно в четвертом классе они уже перестают быть ангелами, к сожалению. Как Мэри Поппинс говорила: «Зубки прорежутся, и младенцы перестанут понимать язык птиц и зверей». Наверное, и здесь то же самое. Лет в одиннадцать-двенадцать гормон первый вылезет, и все — прощайте, крылышки! 

Старшие заходят в гости, и я вижу, как иногда в них причудливо сохраняется то, что было видно в маленьких. Черты лица меняются, а характер чаще всего нет.

О дистанции

Никогда не пробовала преподавать старшеклассникам. Вообще, я их страшно боюсь. Они большие. Моим ученикам я еще могу побыть мамой, а старшим уже мамой невозможно быть, потому что надо держать дистанцию, быть строгой. А я человек не очень строгий. С младшими дистанция тоже нужна, конечно, но все-таки им я пока еще мама. Скоро, наверное, уже перейду в разряд бабушек, но пока еще мама.    

О прозвищах

Исторически сложилось, что я всех детей зову «хрюша-дорогуша» — с тех пор как родила своего сына, всех так называю. Они знают, что это ласковое слово, что я их не обзываю. Это не единственное их прозвище, они у меня и лягушки, и горошины, и пузыри… Просто хрюша — главное. А мое собственное прозвище — Анна Хрю. Меня только взрослые называют Анна Юрьевна. Анна Хрю — потому что одна девочка мне хотела сказать: «Хрю, Анна Юрьевна», а так как она очень эмоциональная, поторопилась и сказала «Хрюрьевна». Так и прижилось. Все эти прозвища — не панибратство. Просто моя задача — чтоб им было хорошо, чтоб они не боялись нового места.    

О памяти и кругозоре 

Мы с ними много ходим в музеи, а потом в средней школе в рамках курса МХК они бывают в тех же музеях. Заходят, рассказывают, где побывали. Я их спрашиваю: «А вы там что-нибудь вспомнили, что я вам рассказывала?» И оказывается, что в основном все забыли. Но у меня на самом деле и нет такой задачи, чтоб они все запомнили и выучили. Мне важно, чтобы у них все время расширялся кругозор, чтоб они учились впитывать. Влажной губке очень легко впитать еще и еще, и вот моя задача — чтобы эта губка размокла. Чтоб они все замечали и учились видеть. 

О внимании и о том, что интересно детям

У нас сложилась такая традиция — сажать гиацинты. Мы обычно луковицы замачиваем на Крещение. Потом появляются корешки, мы их высаживаем. И попутно обсуждаем, что нужно цветку, чтоб он жил, — вода, воздух… Делаем разные опыты с воздухом — почему, например, если к батарее привязать тоненькую полоску бумаги, она вверх взлетает? Или изучаем, может ли гореть свечка без воздуха.  

Потом у гиацинта начинают расти мелкие корешки, мы их разглядываем и обсуждаем, зачем они нужны. Сначала они придумывают всякие глупости, а потом, с моей помощью, доходят до мысли, что корень для гиацинта — это и рука, и рот. Потом наблюдают, как они расцветают.

У каждого свой горшочек — надписанный. Когда гиацинт расцветает, его можно забрать домой и пересадить на даче в грунт. Можно назад принести. Мы даже успеваем до конца года еще одну серию гиацинтов и крокусов посадить в подарок другим учителям. И все эти на вид странные вещи, вроде не учебные, помогают тренировать умение удерживать внимание — благодаря тому, что сам процесс им интересен.  

Есть вещи, которые интересны почти всем детям. Например, они любят наблюдать за природой, не боятся насекомых. Часто любят всякие интересные исторические штуки — про рыцарей, например.

А есть вещи, которыми они не любят заниматься, и то, что они не любят, — им надо давать, наверное, но это для них скорее как суп. А то, что интересно, — это десерт. И вот моим детям нужно десерта давать больше, чем супа. Потом, конечно, в средней школе супа всегда больше, чем десерта.  

О запретах

Запретов должно быть мало, но они должны быть жесткие. Чтоб ребенок знал, что есть такие вещи, которые если сделаешь — все, конец. Перейдешь один дорогу — гулять не пойдем на следующий день. Ушел с площадки один — то же самое. Проступок — вещь серьезная. А если они просто бегают и кричат на перемене — на то они и дети. Слава богу, что бегают ножками сами, а не в инвалидных колясках сидят.  

О взаимоуважении

В детстве я заикалась, и меня обижали. И, наверное, поэтому я очень боюсь их обидеть. На всю жизнь себе выработала правило, что детей нельзя обижать. Лучше на что-то сквозь пальцы посмотреть или потом спокойно сделать замечание, но не обидеть. И когда они начинают капризничать или грубить, я всегда говорю: «Ты же знаешь, я всегда к вам отношусь с уважением, и вы это видите. И ты, пожалуйста, относись ко мне с уважением». По-моему, это единственное, что я говорю по-настоящему строго. И это всегда производит должное впечатление.  

Спрашиваю: вы когда-нибудь видели, чтоб я на вас ругалась или унижала вас, и вот вы тоже, пожалуйста, и ко мне, и друг к другу относитесь соответственно. Раньше у нас вообще был лозунг «Нельзя драться и обзываться, нужно обниматься и целоваться». Потом я поняла, что это немножко чересчур, но все равно взаимоуважение — это очень важно.

О родителях 

О родителях можно вообще диссертацию написать. К сожалению, сейчас все чаще появляются мамы, которые делают карьеру, для которых ребенок — часть этой карьеры. Ребенок становится подтверждением успешности: мол, вот я и начальницей стала, и ребенка родила. А то, что при этом сам по себе ребенок никому не нужен, никто не замечает. Я уже неоднократно видела родителей, для которых ребенок — не часть их сердца, а часть их жизни. Это большая разница. С такими родителями очень трудно сотрудничать, они так прямо и говорят: «А мы его и отдали сюда, чтоб вы его всему научили, какие к нам претензии?»   

Но есть и другие родители, которые живут интересами ребенка. Это не значит, что они все свое время только ребенку посвящают и жертвуют для него всем. Но они берут в свое сердце — как часть самих себя — его боль, его сложности, его переживания. И с ними, конечно, легче — можно посоветоваться, подумать вместе, как решить проблемы ребенка. А бывает такой подход: «А у нас все хорошо, это у вас тут проблемы». И это значит, что они видят лишь то, что хотят видеть.

Про игру и учебу

Например, бывает, что ребенок хочет играть, а ему совершенно не дают такой возможности, только учат все время. Спрашиваю родителей, а они говорят: «Да он только и делает, что играет…» «А во что он играет?» — «Вот, он занимается английским, и нам говорят, что он очень хорошо по-английски говорит…» Ну, молодец, говорю, а играет-то во что? — «А вот еще с папой они смотрят стрелялки». — «Замечательно, а во что он играет-то?» — «Ну а что ж он, так всю жизнь и будет играть?!»   

И я понимаю, что ребенку играть не дают. А он очень перевозбужденный, нервный. Ему бы «отыграться» хорошенько, в игрушки — хоть в солдатики, но не в стрелялки. Главное, чтоб это было с папой или с мамой и чтоб игра была на равных. Ведь ребенок лет семи не нуждается в таком количестве учебы. А играть им очень нужно. На занятиях с малышами шести-семи лет мы только и делаем, что играем.  

О трудностях и радостях 

Вот чего я не люблю — так это с ними гулять, потому что очень за них боюсь. Эти прогулки меня когда-нибудь доведут до белого каления. Очень боюсь и нервничаю.  

Еще тяжело, когда отношения не складываются, и приходится родителям говорить: «Знаете, лучше бы вам поискать другую школу…» Бывает, что ребенок слишком агрессивный, а родители считают, что это нормально, мол, все такие, и не слышат меня. Бывают разные конфликтные ситуации, я этого не люблю, очень стараюсь избегать.  А все остальное в моей работе мне очень нравится.  

О страхе

Когда я начинала работать с детьми, была еще совсем молодая, и мне казалось, что я совсем ничего не могу. Мне было очень страшно, я боялась учеников, боялась родителей. Теперь я поняла, что, раз они мне доверяют своего ребенка, значит, можно и нужно с ними быть в дружеских отношениях. Не панибратствовать, но и не бояться честно с ними входить в контакт, дружить. Говорить: «Если я что-то делаю неправильно, помогите мне, а если вы что-то будете делать не так, я вам помогу». Вот такие должны быть отношения. А когда человек боится, говорит: я не могу, мне страшно — это не годится. И если б я могла сама себе тогда что-то сказать, я бы сказала: «Не бойся».