Учителя большого города. Сергей Горбушин

Имя: Сергей Александрович Горбушин.
Работа: учитель физики в физико-математических классах гимназии №1514.
Стаж: 20 лет.
Регалии и звания: лауреат фонда «Династия» в номинации «Наставник будущих ученых» (в 2005, 2006, 2007, 2008, 2009, 2010, 2011, 2012 годах), премия Президента РФ, «Грант Москвы» (в 2003, 2004, 2011 годах), почетный работник образования.

О профессии

Я с самого начала хотел быть учителем. Когда нужно было поступать, я выбрал физический факультет в педагогическом институте и ни разу об этом не пожалел. Вообще эта профессия оказалась гораздо более захватывающей и интересной, чем я думал: я даже представить себе не мог, что она до такой степени хороша.

Конечно, если б надо было все время рассказывать одно и то же, было бы скучно. Но я же учу детей решать задачи, а это абсолютно не сводимо к рассказыванию. Тренеру было бы скучно год от года читать лекцию о безопасности на воде, но ему никогда не надоест учить людей плавать. Или вот скульптор: он всегда долбит камень, и все, и инструмент у него всегда один и тот же — а ему не надоедает. Отгадка очень простая — творчество надоесть не может. А работа учителя — это творчество.

О работе в пионерском лагере

После второго курса пединститута есть обязательная летняя практика вожатым в пионерском лагере. И я вполне мог не получить по ней зачет, потому что придумал турнир, кто кого перехлещет крапивой (сейчас бы я такого, конечно, не сделал), и имел большие неприятности по этому поводу. Понятно, что среди детей турнир произвел фурор, это оказалось намного интересней, чем мазать друг друга пастой по ночам. Кстати говоря, мы отменили это мазание, потому что придумали другие шутки, более остроумные и безобидные, которыми руководили все по очереди, я тоже. 

О пользе педагогического образования и дистанции между учителем и учеником

У людей без педагогического образования бывают такие россыпи педагогических идей, что мне становится жутко. Ни один профессионал не будет изобретать велосипед с такой прытью и так искренне считать, что с его приходом в школу в педагогике начнется новая эра. У него нет такой дикой жажды новизны и авангарда. Вернее, эта жажда есть в какой-то степени у любого, но, если человек учится в пединституте, он переболевает этим в студенчестве, потому что имеет редкий шанс эту новизну попробовать и научиться профессиональной осторожности.

Педагогическое образование дало мне самое главное — понимание, что я тут не сердце отдаю детям, а работаю. Мне говорили, что в определении «педагогика — это наука о воспитании чужих детей» главное слово — «чужих». Я тут на работе. Поэтому нельзя обидеться на ученика, это непрофессионально. Нельзя путать свое существование здесь со своей личной частной жизнью. У людей без педагогического образования я часто вижу путаницу между их частной и профессиональной жизнью. А ведь дистанция между учителем и учеником для профессионала самый действенный инструмент. Не надо ее сокращать. Первый же пинок ты получишь от ученика. Он первым поймет, что ты глуп. У человека, который имеет базовое педагогическое образование, эти вопросы внутренне выяснены — он никогда не будет эту дистанцию сознательно убирать, потому что понимает, что этот инструмент ему нужен, он же на работе.

Есть учителя, которые приходят в школу, чтоб общаться. Походы, поездки, пение под гитару — это замечательно, но, если учитель все это любит больше, чем урок, он все-таки вдохновенный дилетант, он не профессионал. У человека с педагогическим образованием, как правило, давно расставлены акценты — он должен научить. А в процессе учебы ученик непременно будет воспитываться, неформальное общение для этого совершенно не нужно.

С выпускниками математических классов я общаюсь довольно много и, признаться, на них не нарадуюсь. Школьникам же я могу сказать: «На этот вопрос я отвечу утром после выпускного вечера, когда мы не будем связаны служебными отношениями». И вообще я стараюсь с ними «по душам» до этого времени не разговаривать, вместо этого на классных часах читаю им книжки. Ничего странного здесь нет, в нашем ремесле очень важно поддержать интригу. Оно устроено как сказка про Царевну-лягушку, где нужно подождать, не жечь шкурку раньше, чем надо. Эта такая новелла о терпении.

О руководстве детьми

Если учеником не руководить, то он, может, и в школу не зайдет. Ну кто из здоровых людей хочет встать в шесть? Поэтому, когда мы размышляем о том, насколько тот или иной ученик хочет или не хочет поступать в какой-то профильный класс, это узаконенное лукавство — он вообще сюда не хочет. Здесь все состоит из того, что он с удовольствием променял бы на здоровый утренний сон, вкусный завтрак и поход в кино. Поэтому педагогика — это прежде всего наука о манипулировании детьми. Только дилетант может считать, что в этой формуле сокрыто что-то противоестественное. Противоестественно как раз обратное утверждение, что манипулировать детьми мы не будем. Тогда, собственно, что мы здесь делаем? Дети хорошо понимают, что они одни в этом мире не проживут, что ими должны руководить. Единственное, чего они не прощают, если кто-то из взрослых, кому это поручено, увиливает от этого, не желает руководить, либо делает это бестолково или оскорбительно. Манипулирование, безусловно, предполагает навязывание ребенку своего сценария и вообще руководство им. Только оно не должно быть дурным: меня учили, что в нашей профессии главное слово — «исподволь». Уважение, естественно, должно быть. Начальник, который руководит подчиненным, может относиться к нему гораздо лучше, чем к себе. Искренне считать, что тот лучше его. И все равно он должен начальствовать, а тот подчиняться. Я могу на многих учеников смотреть снизу вверх — это ничего не меняет. Самое доброе, что я могу для них сделать, это добросовестно выполнять свои функции. Не халтурить. Они могут простить мне излишнюю страстность, эмоциональность, но, если я буду учить их дурно, они мне этого не простят.

О разных физиках

Когда я учился в школе, у меня было такое представление о физике: прочитал параграф — пересказал, прочитал — пересказал… Я вообще не знал, что по этому предмету есть задачи. И сейчас за те два часа физики, которые есть в обычной школе, максимум, что можно, — это научить детей понимать, что написано в параграфе: решать задачи они не будут. У нас часов больше, но не намного. И первое, что мы должны за это время сделать, — подготовить их к поступлению в вуз. Планка очень высока — человеку, который решает все вступительные задачи на физфак или физтех, можно давать диплом, а не аттестат. Если мы хотим до этой планки дотянуться, нужно чем-то жертвовать. Отчасти экспериментом, например. Вот если сейчас собрать детей и сказать: «Дети, мы с вами будем заниматься удивительной, занимательной, познавательной физикой, но, правда, потом вы вряд ли напишете хоть какую-то олимпиаду», то родители их тут же заберут из этой школы — и будут правы. Конечно, интерес и прагматику можно объединить, и это возможно сделать тем многообразнее, чем больше в школе часов. Мы, например, стараемся это делать с помощью задач. Решать олимпиадные задачи весьма занимательно и одновременно с этим прагматически полезно.

О математике как языке

Я считаю, что математике нужно учить каждого на пределе его возможностей. Математика — это язык всех аналитических предметов, для которых требуется, чтобы, по высказыванию Ломоносова, «ум был в порядок приведен». А потом уже на этом языке можно говорить о разных вещах — о физике, биологии, информатике… И задача каждого учителя, чтобы на этом языке ученик хорошо говорил на его предмете. Причем абсолютно все, что ребенок делает на этом языке и в связи с этим языком, растит его интеллект. Поэтому на уроках физики, мы, конечно, много говорим о физике, но не меньшая часть приходится именно на язык. В этом смысле физика — инструмент мощный, но не уникальный. Я даже склонен считать, что он самый мощный, но он не один такой. Для говорения о природе, об окружающем нас мире, математики, как языка, совершенно достаточно. Как говорил Галилей, книга природы открыта каждому, но написана она на языке математики (хотя некоторые гуманитарии искренне считают, что на языке «Бесприданницы» и «На дне»). Так вот, чтобы эту книгу прочитать, нужно этот язык постичь. Другое дело, что для того, чтоб человек был образован разносторонне, нужны и другие предметы, кроме математики. 

О том, нужно ли учителю заниматься наукой

Должен ли хирург, который работает в больнице, двигать вперед абдоминальную хирургию? Может двигать, а может и не двигать. Из-за этого он не будет плохим хирургом. У нас тоже жанр исполнительский. Хотя формально я как раз имею отношение к иной сфере: я получил второе образование — филологическое, потому что хотел заниматься Хармсом, так что время от времени мы пишем статьи с одним моим выпускником — как несложно догадаться, математиком.

О школе №1514

Мне невероятно повезло со школой. В ней очень хорошо. Достаточно сказать, что на моем месте я могу представить практически любого преподавателя с кафедры математики, причем он бы с большим основанием занял это место, нежели я. Мне кажется, они научат любого, вообще стул научат.

В нашей школе мне очень нравится образ выпускника маткласса, и я вижу — это очень важно — связь того, как его учат и чему его учат, с тем, что он получается именно таким. Умным, саркастичным, с огромной самоиронией, незавышенной самооценкой, без экзальтации и пафоса. Они все вполне веселые, вполне оптимисты — что всегда сочетается в них с полнейшим отсутствием каких бы то ни было иллюзий. Единственно настоящий оптимизм. Так что математический профиль мне так дорог не только потому, что он «ум в порядок приводит», — он еще и с душой делает то же самое. Он в принципе формирует этот образ. Уберите математику — образ будет другой.

И есть преемственность. У нас все факультативы, к примеру, ведут только выпускники. Вся физика второй половины дня, углубленная, занимательная, олимпиадная, целиком держится на студентах, я там не веду ничего.

В математическом профиле приняты определенные интонации. Вообще интонация в школе очень важна — та, с которой учат, спрашивают, задают домашние задания, делают замечания… И многие поколения интонируют в этом регистре. Можно предположить, что это идет еще от Александра Николаевича Склянкина (директор школы в 1959–1967 годах. — БГ), но у меня эта интонация, этот образ связаны, конечно, с Валентиной Афраимовной Симановской. Она хотела очень тонкой вещи — математической школы «с человеческим лицом». И это удалось. Не будет преувеличением сказать, что школу создала именно она. В сущности, это авторская школа. И, к счастью, продолжает таковой быть.