Учителя большого города: Ирина Косякова

Имя: Ирина Валентиновна Косякова.
Работа: учитель и заведующая циклом английского языка в «Школе сотрудничества», эксперт ЕГЭ.
Стаж: 19 лет.
Регалии и звания: Кембриджский сертификат (уровень Professional English).

О методе

Самое главное, что поменялось в образовании, — это метод. В советской школе был грамматико-лексический подход. Язык осваивался для чтения и перевода, но не для общения. Зачем иностранный язык человеку, который не выезжает за границу? С кем он будет говорить? Я училась в очень продвинутой спецшколе. У нас были лингафонные кабинеты, изумительные преподаватели и даже клуб интернациональной дружбы. Лучшие ученики заканчивали курсы переводчиков и получили удостоверение, дающее право сопровождать иностранцев. Когда сюда стали приезжать детские группы, нас пригласили с ними работать. Это был ужас: мы ничего не могли сказать! Мы были лучшими учениками в школе, читали Сэлинджера и Хемингуэя в оригинале, но, когда приходили эти мальчики, голоса делались деревянными. Конечно, постепенно все приходило — пассивный запас потихонечку встраивался, ухо привыкало. Помню, как после дня общения на английском я ехала домой и не могла понять, что люди вокруг говорят, русскую речь я слышала в английской интерпретации. Сейчас этого нет: я переключаюсь. Ухо вообще нужно тренировать, без этого очень тяжело. А сегодня все направлено на то, чтобы дать человеку возможность общаться, говорить. Если он хочет знать английский на академическом уровне, учиться в университете — пожалуйста, он может взять другие книги и углубиться.

О том, как я стала учителем

Я никогда не мечтала ни о школе, ни о педагогической деятельности. Всегда была большая любовь к английскому, а вот мысль о преподавании пришла, только когда мне предложили преподавать английский малышам в Библиотеке иностранной литературы. Кроме своих троих детей у меня была куча племянников, и я знала, что мне с ними хорошо и легко, поэтому согласилась. Через несколько лет эти дети пошли в школу в районе Таганки и сразу стали меня туда звать, уверяя, что школа необыкновенная. Мне всегда было интересно посмотреть, как другие работают, ведь урок английского у хорошего преподавателя — почти что спектакль. Я пришла, чтобы попроситься на уроки, а меня стали уговаривать идти к ним работать. Купили меня детские рисунки, которые висели внизу. И вообще, школа была очень интересная — маленькая, экспериментальная, уже тогда она стала частной. Так получилось, что у меня не было никакой наставницы, у которой я могла бы поучиться, и я сама не заметила, как превратилась в такую мудрую тетеньку, к которой приходят новые коллеги за советом. Я много думала о школе и поняла, что это такая капля, которая отражает все, что происходит в мировом океане. 

Об учебниках

Когда я пришла в школу, как раз вступил в силу новый закон об образовании. Среди прочего там говорилось, что преподаватель вправе сам выбирать учебники. И как только к нам пришли западные учебники, мы сразу стали по ним работать. Это как хорошая машина — сел и поехал. К тому же если мы вступаем в Болонскую систему и используем коммуникативный подход, мы должны признавать существование неких уровней, которые определены экспертами: начинающий, продвинутый и т.д. Западные учебники такое разделение отражают — это абсолютно прагматический подход к языку, который у меня лично не вызывает никаких возражений. А у нас все равно пишут учебники по-своему, пытаясь подсунуть то, что делалось раньше, когда давался огромный текст, с которым потом долго и нудно работали. В этом есть свои плюсы, но современные дети так учиться не будут. Да и я не хочу с учениками третьего класса читать сказки про зайку и теремок, которые они заранее знают. Лучше мы в этот теремок сыграем. Иностранные учебники построены на более коротких текстах с самой разнообразной тематикой, которая интересна школьникам.

Учебники — это колоссальные тиражи. Постепенно у нас спохватились, что если отечественные учебники не навязывать, то их вообще не будут брать. Поэтому все спецшколы обязаны использовать наши учебники, хотя и непонятно, на каких основаниях.

В английских учебниках, по которым мы работаем, поднимаются очень разные и актуальные темы. А наши методисты исходят из того, что раз уж вы учите английский язык, то должны уметь рассказать о нашей стране, о том, как хороша, высока и глубока наша культура. И поэтому в российских учебниках предлагаются тексты, которые восхваляют нашу культуру. На самом деле если дети учат язык, чтобы общаться с англичанами, американцами и вообще с западным миром, то они должны об этом мире знать. Знать о своей стране они тоже должны, но это задача других курсов.

Об экзаменах

Наши ученики сдают международные экзамены еще с начальной школы. И это хорошо — появляется стимул. Важно, что такие экзамены не травмируют. Англичане, как прагматики, исходят из того, что экзамен должен показать человеку, что он может. Наши экзамены, наоборот, показывают, что человек не может. В задачи ЕГЭ входит не только проверка уровня знаний выпускников, но и отсеивание учеников, чтобы не все поступили в вуз. Из-за этого экзамен очень противоречивый. К тому же задания начального, продвинутого и очень продвинутого уровня в ЕГЭ перемешаны. И если человек, имея средний уровень, не справляется с более сложными заданиями, то у него может возникнуть чувство неполноценности, и в результате он все сделает плохо. А подготовленные дети, наоборот, самые простые задания могут принять за более сложные и тоже сделать неправильно. Таких случаев полно. Так что экзамен очень не репрезентативный. Вот набрал человек 60 баллов, и что это означает? Какой это уровень? Я не знаю: зависит от того, какие он сделал ошибки.

Вообще, я считаю, что независимая экспертиза должна быть после 9-го класса. А обучение в 10–11-х классах не должно быть обязательным. Я знаю несколько примеров, когда дети после 9-го класса поступили в колледжи — и это пошло им на пользу. А если человек собирается в вуз, он может отучиться два последних класса и сдать ЕГЭ. И это будет другой экзамен.

О нетерпимости

Я была поражена, насколько быстро дети усваивают все эти идеи о том, какие мы распрекрасные. Наши ученики, дети из очень небедных семей, пытаются культивировать в себе эту «русскость». В прошлом году у меня был мальчик, который сказал: «А что это я буду материалы по Англии искать? Я не хочу, на кой мне эта Англия дурацкая сдалась?» Я сказала: «Хорошо, делай про Россию», но он толком ничего не сделал.

В Европе идеи толерантности и равенства очень важны, поэтому герои наших учебников — как правило, люди разных национальностей. А наши дети к этому очень плохо относятся. Для их бабушек и дедушек «Хижина дяди Тома» была настольной книгой. Помню, у меня была кукла-негритенок, которого звали Джим, он мне ужасно нравился. А теперь, если при чтении по ролям кому-то достается роль негра, он может очень плохо высказаться по этому поводу. Я говорю: «Что я должна чувствовать, когда я тебя слышу? Мой прадед из Африки, а прабабушка — еврейка». На самом деле я не знаю, кто мои предки, но говорю это очень серьезным голосом. Потому что когда ты переходишь на личности, человек задумывается.

О пресыщенности и чувстве ответственности

Хорошо, когда дети всем обеспечены, когда они ни в чем не нуждаются и с детства могут везде поездить. Но плохо, когда они не могут ответить, где провели зимние каникулы. Спрашиваешь: «Это была Франция? Швейцария?» «Я не знаю. Я спал». То есть ему это неинтересно. Конечно, больше детей нормальных, но и нормальные дети пресыщены. Я очень хорошо помню свои поездки с детьми в Англию в 1990-е годы, на которые родители наскребли денег. Это было такое открытие! Нам так все было интересно! А сейчас дети ездят с мобильными телефонами, и как только приезжают, сразу же начинают звонить родители: «Так, почему их поселили не в ту комнату? Почему не повезли в магазины?» Их повезли на какие-то достопримечательности, а оказывается, надо шопингом заняться. Подумаешь, Англия — чего я там не видел? Они не замечают того, что надо бы увидеть.

Я думаю, что самое печальное, что происходит, — у детей очень плохо развито чувство ответственности. Наверное, это везде, не только в России. У нас работает очень хороший американец, который к тому же пишет книги про Россию. Он взялся вести спецкурс у десятиклассников. И вот он приходит ко мне и говорит: «Они ничего не делают, зачем я им? Почему я им должен объяснять, если они не хотят работать самостоятельно? Они взрослые люди, это их выбор. Я не буду навязываться». По его мнению, если человек пришел в школу, значит, он должен играть по определенным правилам. И зачем учителю тратить свое время, если ученик нарушает договор. Наши учителя начинают уговаривать этого американца: «Ты попробуй, ты их заставь…» А он говорит: «Ну хорошо, я напишу тогда еще одну книжку про ваш русский подход».