художественный руководитель
Я выпустился из ГИТИСа, и мне ничего не нравилось. Ни одна пьеса. Я вообще не представлял, что буду ставить и где. Пока я учился, я работал режиссером во Дворце пионеров на Воробьевых горах — руку набивал. И вот меня пригласили на фестиваль «Золотая репка» в Самару. Среди прочего там нам читали старые и новые немецкие детские пьесы. Я все это послушал и понял, что вот это действительно интересно, потом стал читать сказки — все подряд: русские, африканские, чукотские, страшные, смешные, романтические. Я понял, что почти каждую из них мне хочется поставить, а особенно — современные.
1 июня 2008 года у нас была первая премьера — как раз по мотивам лабораторной работы, которую я сделал в Самаре. Задание звучало так: «Как осовременить «Курочку Рябу»?». Я решил отталкиваться от того, что интересно детям, а дети больше всего любят приключения и фантастику. И мы с моим соавтором Ниной Беленицкой перенесли действие старой как мир сказки на космическую станцию. Так родился спектакль «Побег из космоса».
О людях
Наш постоянный костяк — я, продюсер Олег Кленин и директор Лариса Ламаш. Первые два спектакля у нас был еще постоянный художник, но художникам у нас трудно приходится: декорации приходится не только придумывать, но еще и делать их, чаще всего из того, что найдется на ближайшей свалке или на чердаках дач наших друзей, так что теперь мы с разными художниками работаем. И с артистами тоже разными — почти все работают где-то еще. Для большинства это глоток свежего воздуха по выходным. За последние два года такая хорошая актерская компания у нас собралась, что я уже стараюсь работать только с ними.
«У ковчега в восемь» — дико смешная немецкая пьеса о том, как два пингвина протащили третьего, атеиста, на Ноев ковчег в чемодане. Потому что «пингвины своих не бросают». Идет по всей Германии, да и, в общем, уже по всей России.
На семинаре, где впервые читали отрывок из этой пьесы, нас было три режиссера. И мы поняли, что это абсолютный хит, который надо бежать и ставить прямо сейчас. И все трое поставили: в Екатеринбурге, в Москве, в Барнауле. Сейчас, мне кажется, нет города, в котором эта пьеса не идет.
Однажды мы играли этот спектакль в Еврейском культурном центре. Дети очень ополчились на героя, третьего пингвина. Кричали ему: «Как это Бога нет?! Бог есть!»
Пока по случайному и счастливому стечению обстоятельств получается, что дети реагируют именно так, как мы рассчитываем: им и не скучно и они готовы взаимодействовать, когда надо, а иногда, в серьезные моменты, внимательно слушать.
Самое страшное в детском театре — это крайности: откровенное развлекалово или, наоборот, дикий морализаторский серьез.
Изначальный формат был — современная драматургия для детей. Такая «Практика» для маленьких. Но потом мы поняли, что и классикой тоже хотим заниматься и вообще не хотим себя ограничивать. Так что самое главное: пусть спектакль и детский, но взрослому должно быть не менее интересно, чем ребенку.
У детского театра есть такая модная история — интерактив. Но мне кажется, все-таки какая-то дистанция должна быть соблюдена. Интерактив, безусловно, нужен, потому что очень важно подарить ребенку участие в представлении. Чтобы он мог тоже крикнуть, что зайчик за деревом спрятался. Но актеру потом важно снова отдалиться и продолжить рассказ. Иначе ребенок не будет воспринимать происходящее как историю, ему будет неинтересно слушать, надо будет только участвовать.
У нас есть спектакли для детей от двух лет, от четырех, от восьми, а летом будет спектакль для подростков. Дети очень все воспринимают в зависимости от возраста: в четыре им уже неинтересно то, что было интересно в два. Поэтому к каждой возрастной категории нужен особый подход.
Последний наш спектакль, «Кораблик», как раз для самых маленьких — от двух лет. Там слов нет, а есть либретто, которое сочинили мы с женой. И в нем заняты даже не три профессиональных актера, а три музыканта. Весь спектакль в сопровождении живой музыки: человек делает кораблик и отпускает его в путешествие.
Мы стараемся найти недорогие площадки в аренду. Их теперь достаточно много, есть дружественные, есть и равнодушные. С этого сезона их достаточно: проблема, где играть, отпала, осталась проблема — где репетировать.
Сейчас активно появляются детские клубы, и все хотят свой контент. Но, к сожалению, у большинства этих площадок нет своей собственной художественной программы. Например, есть «Мастерская», где мы играем уже больше двух лет. Там постоянно проходят очень интересные концерты, но как театральную площадку клуб себя не осознает. У владельцев нет представления о том, чего они хотят добиться, куда хотят развиваться. Такое вообще часто случается, что у кого-то что-то есть, но он не знает, что с этим делать.
«Будильник» сейчас переживает стадию сжатия. Первые два спектакля я по инерции рассчитывал на большие площадки: спецэффекты, масштабные декорации, которые в машину не помещались. А последние два спектакля камерные: один помещается в легковую машину, а другой — в сумку. И иначе не выживешь никак.
Это был бы вообще идеальный вариант, если бы какой-нибудь стационарный театр решил с нами так сотрудничать: они бы делали взрослые спектакли, а мы бы занимались детским репертуаром. Но таких предложений пока не поступало. Хотя сейчас в «Сатириконе» будет премьера спектакля «Карасенок и Поросенок» по пьесе Юрия Клавдиева. Изначально это был наш проект: я с композитором Ашотом Ахвердяном написал к этому спектаклю песни, Олег Кленин все это продюсировал… Когда пришло время выпуска, нас прогнали с площадки, где мы собирались все это выпускать, потому что там решили проводить выступления звезд шансона. Но, поскольку режиссером спектакля была Елена Бутенко, педагог Школы-студии МХАТ и жена Константина Райкина, а в ролях были задействованы артисты «Сатирикона», спектакль не пропал.
Репертуарный театр ужасно непоротлив, боится сделать шаг вправо или влево. Мне бы, конечно, хотелось работать с большим театром — вроде РАМТа. Но они боятся синтетических жанров, боятся экспериментировать. Когда появляется какая-то пьеса, они долго к ней присматриваются. Пока присматриваются, пьеса успевает устареть, и потом она им уже неинтересна. А у меня три недели может пройти между тем, как я услышал о пьесе и как поставил ее. У меня создается впечатление, что репертуарный театр ищет только хиты, только стопроцентно гарантированный успех, но хит — субъективное понятие. Его нельзя предсказать стопроцентно — столько всего должно сойтись. Из-за этой погони за хитами в стороне остается много действительно хорошего материала.
Мы существуем за счет сбора с билетов. Иногда какой-нибудь детский клуб выкупает у нас спектакль целиком и сам уже билеты продает. Второй вариант, конечно, надежнее, но дирекции, Олегу и Ларисе, как раз нравится первый. Да и мне, если честно.
Знаете, что больше всего ранит? Отсутствие внимания. Даже на «Золотой маске» нет номинации «Лучший детский спектакль» — хотя кукольный есть. Еще год назад, если человек ставил детский спектакль, считалось, что он просто аутсайдер такой и взрослое ему ставить не дают — или он не дорос еще. Но сейчас, слава богу, эта ситуация меняется.
Недавно произошло одно событие которое очень сильно повлияло на меня. Я познакомился Юрием Макеевым — художественным руководителем «Театра вкуса» — и, с одной стороны, перестал чувствовать свою уникальность (потому что оказалось, что он тоже сделал свой маленький театрик, безо всякой поддержки, и не собирается это дело бросать) а с другой стороны, понял, что я не одинок. Мы с ним в мае провели фестиваль «Бутон» в программе которого собрали еще 7–8 коллективов, похожих на нас как по организации, так и по мировоззрению. И у нас получилось, потому что все друг другу помогали. А теперь мы уже думаем про фестиваль в следующем году, совместные гастроли, единую афишу. В общем, когда есть единомышленники, намного легче становится.