Детская поликлиника: Ольга Хохлова и Наталья Киприч

Ольга Вивиановна Хохлова

54 года
Окончила Второй Московский медицинский институт им. Пирогова, педиатрический факультет.
Врач-офтальмолог в глазном санатории при Морозовской больнице.

Наталья Валентиновна Киприч

50 лет
Окончила Второй Московский медицинский институт им. Пирогова, педиатрический факультет.
Врач-офтальмолог в глазном санатории при Морозовской больнице.

Киприч: Мне не хотелось заниматься общей педиатрией — я мечтала о чем-то более частном. После окончания института предложили место в интернатуре по детской офтальмологии. Я подумала: а почему бы и нет? Учились мы на кафедре детской офтальмологии, которую создал и которой руководил ныне покойный профессор Евгений Игнатьевич Ковалевский. Он придумал стройную систему офтальмологической помощи детям в Москве — одним из ее звеньев и является наше офтальмологическое санаторное отделение по лечению косоглазия и сниженной остроты зрения, существующее без малого 45 нет. Ковалевский был крутого нрава человек, но умница, прекрасный организатор и педагог, предельно ясный лектор. И замечательный учебник написал, который можно читать легко, для души. Он требовал, чтобы до начала дня ты познакомился с пациентами — не только с теми, которых сам ведешь, но и со всеми, кто лежит в отделении. Мы приходили в смотровую, выстраивались, и он мог спросить любого: что тут? И ты должен был выпалить диагноз как «Отче наш». Сначала мы боялись, прятались за спины. А потом он отпускал вожжи — и дальше все шло по накатанной, а ты по-другому уже жить не мог. Зато в конце интернатуры ему не нужно было устраивать нам экзамен — это была просто дружеская беседа. Сейчас, конечно, уже другое поколение педагогов и студенты другие.

Хохлова: На своем месте я работаю уже 28 лет. Это отделение Морозовской больницы, называется оно «Офтальмологическо-санаторное отделение для лечения детей с косоглазием и амблиопией». Амблиопия — снижение зрения функционального характера, без органических изменений, которое не корригируется очками из-за неправильно устроенной оптики глаза: сетчатка в полной мере не работает. Как родителям в поликлиниках объясняют, «ленивый глаз». Если специальными методами стимулировать сетчатку, можно добиться повышения остроты зрения до нормы. Еще в институте, когда мы выбирали специализацию, мне очень запало в душу это косоглазие. После интернатуры меня распределили в кабинет охраны зрения в поликлинике при Филатовской больнице. Такие кабинеты — тоже часть системы детской офтальмологической помощи, созданной в Москве Ковалевским. Низшее звено — обычный поликлинический кабинет. Если там на приеме выявляется патология, требующая сложного, аппаратного лечения, детей направляют в межрайонный кабинет охраны зрения, где они встают на учет и периодически проходят курсы лечения. Следующий этап — специализированные группы в некоторых детских садах, их тоже оснастили аппаратурой. А наш стационар — уже конечная инстанция. После того как я год проработала в поликлинике, меня пригласили сюда, и с тех пор я тут. И подругу перетащила.

Хохлова: Ребенок видит не только глазами, но и мозгом. Когда один глаз скошен, а другой смотрит ровно, детский мозг обязательно гасит изображение с косящего глаза — иначе получилось бы двоение. У взрослых совершенно другая картина: если по каким-то причинам, чаще всего из-за травм, возникает косоглазие, то изображение двоится. А детский мозг нужно научить видеть правильно, стереоскопически. Операция может более-менее вернуть правильное положение, но это еще не все: сразу после нее, как правило, глазки стоят ровно, но от того, как проходит рубцевание мышц, может вернуться угол, а может и в другую сторону потянуть. Консервативное лечение, где используются разные офтальмологичекие аппараты, учит мозг. К тому же косоглазие — не только офтальмологическая патология, но проблема центральной нервной системы: может быть заторможенность, возбудимость, энурез, тики. Поэтому в нашем центре с детьми параллельно работает невролог, чего в поликлинике, конечно, нет. У нас санаторные условия: ребенок здесь находится на правильном, успокаивающем и упорядоченном режиме, на хорошем питании. С ним проводится множество процедур и упражнений, занятий в специальном ортоптическом кабинете. Каждую такую процедуру надо контролировать, с ребенком все время надо говорить, заинтересовывать. И это трудно. Но у нас замечательные медсестры-ортоптистки. 

Киприч: Организаторы нашего отделения — кафедра детской офтальмологии Второго меда и Институт Гельмгольца — продумали все, начиная от местоположения (не в стенах больницы, а в зеленом и тихом уголке Москвы) и до санаторных условий пребывания. Дети у нас находятся два месяца. Без родителей. Конечно, если мама переживает или ребенок не может здесь целый день оставаться, данному конкретному ребенку меняется режим пребывания: его привозят как в детский сад, к завтраку. Остальных увозят домой на выходные. Системная жизнь для ребенка очень важна, нервная система приходит в баланс, а нам это на руку. Ребенок — это режимный объект. А родителям порой бывает сложно с режимом справиться. В санатории же с ними занимаются педагоги, делают упражнения, играют в игры, гуляют, рисуют. Мы успокаиваем не только деток, но и родителей. С родителей надо начинать: если спокойный родитель — то и ребенок спокоен. Убеждаем, рассказываем, объясняем. Это сложно, но мы пытаемся найти компромисс, чтобы все было тихо и спокойно. Как правило, родители понимают, что санаторий — решение многих их проблем, ребенок получает помощь в полном объеме, а не урывками, а родителям не надо брать отпуск, чтобы водить его в поликлинику.

Хохлова: Для повышения остроты зрения есть разные стимулирующие методы: лазерные засветы, световые засветы, электростимуляция биологически активных точек через веко, специальные аппараты, корректировочные упражнения. Один из основных методов лечения амблиопии — когда выключается лучше видящий глаз: на очки или на глаз надевается такая заклеечка, это называется окклюзия. Работать приходится только плохо видящим глазом. А снижение зрения там может быть очень существенное, и сначала это трудно. Многие родители жалуются, что в поликлинике им выписали очки, назначили заклейку, но дома дело не идет — ребенок протестует. Но здесь почти все ходят в очках и почти все носят окклюзию. А занимаясь каждый день в ортоптическом кабинете, ребенок начинает понимать, зачем это. У некоторых зрение сразу восстанавливается или остаются минимальные отклонения, с которыми можно жить и не иметь ограничений ни в чем. Кому-то приходится лечиться много-много лет, повторяя циклы по два раза в год, потом по разу в год. Прежде чем вылечиться от косоглазия, надо пуд соли съесть. Родители тоже в этом процессе должны активно участвовать. Бывают и неподдающиеся состояния, но и в них происходят какие-то подвижки. А когда ребенок пришел и видел меньше одной десятой, а пройдя несколько курсов, начинает видеть 100%, это очень благодарное дело, которым нигде в мире не занимаются. Везде тоолько оперируют, ставят более-менее глаза ровно. А тренировок для мозга ни у кого нет.

Киприч: Некоторые родители думают, что, поступив в наше отделение, ребенок сразу излечится. Но это не так. Это длинный, сложный путь. Но разъяснительная работа тоже очень важна. Мы объясняем, что привести ребенка на лечение недостаточно, нужно еще много заниматься с ним дома. Родители должны знать, какой у них следующий шаг, как поступать с ребенком. Нужно дать им задел, чтобы они не метались от одного к другому. Когда приходит понимание, что это надолго, люди успокаиваются и нормально занимаются своим ребенком. Все по ступенькам — это тоже очень важно.

Хохлова: Все эти патологии — врожденные. Чем они обусловлены — сложно сказать. Может быть, что-то почти неощутимое в период формирования плода: ОРЗ банальное, стресс, кислородное голодание. Окулист смотрит ребенка в первый же месяц. Грубая патология выявляется сразу, если есть подозрения у доктора, он потом будет приглашать. Дома тоже можно заметить, когда ребенок совсем маленький, — по тому, как он фиксирует взгляд и насколько долго, как реагирует на маму, на игрушки, на свет. Расширяется ли зрачок, сужается ли на свету. Маму может насторожить разница между зрачками, между их положением. Рождается ребенок с дальнозоркостью небольшой, потом она постепенно уходит и может перейти в близорукость. Самый опасный возраст — когда дети начинают рисовать и писать. Именно тогда может проявиться косоглазие. До 2,5–3 лет оно может быть вообще незаметным, а потом проявляется, если есть к тому причины. А причины — в мозге.

Киприч: Раньше в Москве действовала офтальмологическая система. На диспансерных осмотрах патология выявлялась совершенно четко. Существуют декретированные возраста: до месяца, 4 месяца, между 8 месяцами и годом, 3,5 года. Полный осмотр офтальмологический перед школой, чтобы изучить строение оптической системы и понять, разовьется это в близорукость или не разовьется, мам предупредить. Раньше ребенок шел в школу с определенными рекомендациями, медсестры и учителя тоже работали над этим. Сейчас не знаю, что у нас в школах творится, но явно не в лучшую сторону все меняется. И система офтальмологическая разрушилась, доктора не знают ни про кабинеты охраны зрения, ни про такие отделения, как наше. Родители находят нас совершенно случайно, приводят детей, которым уже 7-8 лет, а для нас это пограничный возраст.