Детская поликлиника: Ольга Азбукина

Ольга Дмитриевна Азбукина, 39 лет

Окончила дефектологический факультет Московского педагогического государственного университета имени Ленина.

С 1994 года работает логопедом в амбулаторно-стационарном детском отделении в Центре патологии речи и нейрореабилитации.

Мы не учителя и не врачи, а симбиоз всего этого, педагоги-дефектологи. Виктор Маркович Шкловский,  руководитель нашего центра, терпеть не может слова «логопед»: он нас называет нейрореабилитологами и речевыми терапевтами. Вообще, у нас ко всем речевым нарушениям комплексный подход: обязательно лечит врач, невролог или психиатр, занимается логопед, психолог, логоритмист — это когда соединяются музыка, движения, ритм и речь. И еще делают массаж. Благодаря такому комплексу получается наилучший результат.

Азбукины — династия, совсем давняя и старая. Мой прадед, Дмитрий Иванович Азбукин, вместе с коллегами создали дефектологический факультет на базе Московского Университета. Кроме факультета дефектологии они сделали еще Институт дефектологии (сейчас это Институт коррекционной педагогики на Погодинской улице). Моя бабушка, тоже Азбукина и тоже психиатр, — автор учебника для факультетов дефектологии. И тетка моя — дефектолог, с той же фамилией. Я продолжаю это дело. Получается, как обычно, медаль с двумя сторонами. Из плюсов — генетическая память: мне все близко и понятно, я с каждым годом открываю в себе новые склонности и способности к этому. Из минусов — заданность пути. Конечно, в самом начале были возможности выбора, но в трудные 1990-е проще оказалось пойти по проторенной дороге. Благо фамилия известная. Но я выбрала чуть-чуть другую область. Логопедией из родственников не занимался никто: они имели дело с психиатрией и работали с олигофренами.

Я училась у Татьяны Семеновны Резниченко: она придумала очень интересную методику работы с детьми, которые в достаточно позднем возрасте, от трех до шести лет, не говорят и часто имеют трудности с пониманием. Мы занимаемся дифференциальной диагностикой: отделяем алалию (отсутствие речи) от детского аутизма, которого сейчас развелось огромное количество. Конечно, когда ребенок ничего не говорит, не понимает и по полу катается, трудно определить, в силу чего затруднен контакт. Он на своей аутической волне? Или речевые зоны мозга поражены, и он просто недопонимает речь? Благодаря методике Резниченко (она основана на обучении послоговому чтению, но там много всего) мы стимулируем определенные зоны мозга, которые, в свою очередь, запускают речь. Как правило, если за полгода пойдет прогресс, у ребенка появятся по крайней мере слова и элементарные фразы, он как-то сможет включаться в совместную деятельность, перспективы хорошие.

Дети с легкими нарушениями речи, с неправильными звуками, в центр к нам не приходят: с этим справляются в поликлинике или детском саду, а до пяти лет мы звуки даже не трогаем, даем им возможность самостоятельно встать на место. Но в частной практике такие случаи встречаются, и ими очень приятно заниматься: после тяжеленных, поведенчески трудных детей, с которыми месяц-два надо только контакт налаживать, на этой работе отдыхаешь. Только надо ее окончить до школы, лучше — c пяти до шести с половиной лет. А в школе не до того уже, там другие нагрузки на нервную систему.

Так сложилось в моей практике, что мне всегда давали детей посложнее, потому что я их выдерживаю. Многих они начинают раздражать, а я терпеливая, у меня как-то получалось. И больше всего мне нравится, когда приходит тяжелючий-тяжелючий, просто ужасающий ребенок с системным недоразвитием речи — и вдруг за полгода меняется, начинает говорить, поведение улучшается. Все счастливы, и я тоже. У меня был такой мальчик четырех с половиной лет, от которого все отказались, никто его не брал. Прогресс пошел только через год, мы несколько лет занимались, и сейчас он потрясающе скомпенсирован. Не бывает худа без добра: из-за алалии он так здорово научился читать, рассказывать, вообще учиться, что стал отличником в обычном классе. Вот до чего можно дойти при благоприятном стечении обстоятельств и хорошей маме. Очень радует, когда у людей есть мотивация.

С трудными детьми главная, первая задача — заинтересовать хоть чем-то, сформировать хоть какую-то мотивацию к обучению, пусть и в игровой форме. Сначала ее нет совсем: они начинают бегать по кабинету, хватать игрушки, потом кидать и хватать новые. Но на игру ведутся по большому счету все. Дальше с игрушками мы проигываем какие-то сюжеты, интересные именно этому ребенку. Тогда он начинает что-то озвучивать, подавать положительные сигналы. Мы берем сказку или рассказ, начинаем драматизировать с реальными предметами — они это очень любят. Учим стихи с большим количеством жестов и движений, чтобы ребенок понял: слово необязательно произносить, его можно показать. Пусть речевых возможностей нет, но двигательные-то есть. У Саши Черного прекрасное стихотворение, про гнома и кота: 

— Кто живет под потолоком? 

— Гном. 

— У него есть борода? 

— Да. 

Мы каждую строчку показываем: «дом» — крыша над головой, «гном» — в шапке, «кот» — усы. На каждый ответ — действия, движения. А если появляются жесты, то скоро возникают и звуки, и слова. Тут очень важен правильный эмоциональный настрой — терпеливый и доброжелательный, принимающий. Им это очень необходимо. И тут в ход идут и пластилин, и рисование, и игра.

Еще мне нравится работать с заиканием, если оно только возникло, года в 2,5–3, когда появляется и активно развивается фразовая речь. Приходит этот бедный, невротизированный ребенок, с замученными, издерганными родителями. Но если они обращаются с начальной формой и получают грамотные рекомендации, медикаментозное лечение, заикание может пройти и никогда больше не вернуться. Мы обучаем родителей и детей правильно взаимодействовать друг с другом, находим эффективные способы: что менять в распорядке дня и стиле поведения. Во время лечения очень желательно соблюдать режим дня, не ходить совсем на яркие, громкие мероприятия типа цирка или театра, не показывать новых мультфильмов, даже книжек новых не читать: стараться сохранять все старое, чтобы была рутина. Встали, поели, пошли гулять, посмотрели на воду и уточек, поспали дома. В детский сад не надо ходить в таких случаях. Бывают, что ребенка отводят впервые в сад, а ему там не очень комфортно и приятно, и он начинает заикаться, так как для ребенка детский сад — огромнейший стресс, тем более если он интроверт и не очень любит компании. Заикание сейчас, кстати, участилось. По-моему, это связано с общей невротизацией. У меня в классе был один ребенок с заиканием, сейчас запросто случается трое. Изначально заикание возникает в районе 2,5–3 лет, просто иногда оно проходит незамеченным — ребенок всего лишь немножко повторяет слова или слоги. Бабахнуть может позже, если он будет сильно болеть или возникнут трудности у родителей, между собой или в отношениях с ребенком.

Вообще, всякой речевой патологии сейчас развелось, на мой взгляд, очень много. Каждый второй или третий обращается за помощью к логопеду. Раньше такого не было: приходил, может быть, каждый шестой или седьмой. Здесь много составляющих, и прежде всего — уход от естественности. Рожать стали позже, зачатие происходит не всегда естественным способом, рожают с обезболиванием и стимуляцией, делают кесарево сечение по поводу и без повода. А потом это расхлебывается долгие годы. Существует большое количество неврологической, микроневрологической патологии, тянущейся с рождения. Очень важно в три месяца показать ребенка грамотному неврологу, который может по каким-то своим признакам разглядеть проблемы с развитием нервной системы. Чем раньше это произойдет, тем будет эффективнее. Могу рассказать про своего сына, которому сейчас 16 лет. Он родился с сильной гипоксией, а в последние дни перед родами у него была внутриутробная гипоксия. Я показала его очень хорошему неврологу, с которым работаю до сих пор. В три месяца он назначил лечение для питания мозга, улучшения мозгового кровоснабжения, витаминные препараты. И к году диагноз — перинатальная энцефалопатия — был снят. А если бы я его показала в поликлинике, сказали бы: «У вас все в порядке, идите, гуляйте».

И еще одна важная проблема наметилась в последние годы: изменение образа жизни людей. Многие стали меньше времени уделять своим детям, заменять общение на телевизор или компьютер уже в год или два. Не дают детям должного развития: не рассказывают, не показывают на улице, не читают книжки, никуда не водят. Растут дети-Маугли, не получающие правильного эмоционального информационного поля. А нужно обязательно читать книжки, причем для каждого возраста свои. Желательно с хорошим языком и с картинками хорошими, чтобы родители и сами получали от этого удовольствие. И с самого рождения с ребенком общаться: все озвучивать, что происходит вокруг, все называть и показывать, чтобы рот буквально не закрывался. И с самого раннего возраста играть в разные игры, в том числе речевые: «Да и нет не говори», позже — кроссворды, ребусы, но так, чтобы родителю тоже было интересно. Надо обязательно учить ребенка рассказывать о себе и своих событиях, начиная с рисунков: они обожают рисовать, как они гуляли, как ели, и это отлично готовит к тому, чтобы планировать высказывания и выражать мысли. А телевизор ограничивать совсем. Если он смотрится, то только совместно, не больше 15 минут в день и не раньше чем с трех лет. До трех лет — запрещено. Это очень дурно влияет на развитие.

Словотворчество не надо пресекать. Если ребенок придумывает слова и играет с ними, это очень здорово — это показатель мышления, творческих способностей. Одна моя знакомая трехлетняя девочка, билингва, прекрасно говорящая и по-английски, и по-русски, и еще по-немецки, потому что живет в Швейцарии, слепляет слова из разных языков. Например «эплоко». Такое править просто не хочется, тем более что это быстро проходит, шарм теряется. Но важно не спутать: если ребенок общается только на своем, выдуманном языке, надо обращаться к специалисту.