Чужой беды не бывает

В канун Нового года в нашей больнице детей было мало. Видимо, всех, кого можно было выписать, выписали. Потому что в праздники в больницах работали только дежурные смены. Даже объявление повесили: экономить простыни и пеленки — прачечная откроется только 4 января. Впрочем, запас белья был большой, надеюсь, его хватило.

В палатах остались только или очень больные дети с температурой, или те, кому просто некуда идти. Последних было больше, чем первых.

Руслан и Тимур лежат тут уже 4 месяца. Тимуру полгода, а Руслану полтора. Они родные, но их держат в разных палатах: они разновозрастные. Братьев разделяет стеклянная стенка, но они вообще не видятся: перегородка закрашена белой краской почти до самого потолка. 

Тимур — улыбчивый спокойный восточный толстяк, Руслан — активный шумный хулиган, который умудряется, сидя в железной кровати за высокой решеткой, двигать ее до середины палаты, стучать в стены, привлекая к себе внимание, срывать с себя всю одежду (знает, что это самый действенный метод — обязательно кто-то войдет, чтобы одеть).

Тимур может сутками молча лежать в кроватке, как колобок, переворачиваясь с живота на спину и наоборот. Стоит кому-то войти, он улыбается. Крепко держит голову, у него хороший мышечный тонус — в отличие от других детей, которые долго лежат в больнице. Он всеобщий любимец — и врачей, и медсестер, и волонтеров. Было много желающих его усыновить, но у мальчика, как это принято говорить, «нет статуса».

Руслан внешне похож на Тимура, но совсем другой. Он хочет двигаться, ходить, играть. Если у волонтера нет времени, Тимур кричит и бьется головой о кровать. Поэтому когда попадаешь к нему в бокс — это послушание на весь день. Тимур кричит во все горло: «Топ-топ!» — и показывает на шкафчик с сандалиями. Надев обувь, носится по боксу, потом, успокоившись, берет детский стульчик, нагружает его игрушками и, толкая стул перед собой, изображает грузовик. Он любит рассматривать книжки, а еще больше — рисовать фломастером. 

Усадить его в кровать можно только после ужина — дав кусок хлеба. У ребенка аллергия, поэтому на ужин всегда одна рисовая каша, и он не наедается. 

Судьба этих братьев очень неопределенна. Всего у родителей четверо детей. Двух старших уже передали в приют. А маленьких по не известной мне причине держат в больнице. Родители не лишены прав и, как говорят медсестры, пытаются выправить документы, чтобы забрать детей. Но пока им это не удается. Скорее всего, это семья мигрантов, которые потеряли либо свидетельства о рождении детей, либо свои собственные документы. Впрочем, родителей Тимура и Руслана тут ни разу не видели. Обычно мамы приходят под окна отделения и высматривают своих детей, к этим же малышам никто не приходил. Может, родители даже не знают, где дети. 

Такое тоже бывает. Однажды мигрантка и жена дворника одного из московских округов рассказала мне, как участковый забрал у нее ребенка, потому что семья жила в подвале. «Подвал теплый», — объяснила она. Пришлось собирать деньги по всей диаспоре: вернуть ребенка стоит от 5 до 7 тысяч рублей. Тот ребенок провел в больнице всего сутки: мать принесла справку из полиции и забрала сына. Помню, одна медсестра очень возмущалась этой историей: «Забирают детей от мамаш, отрывают от груди, эти дети сутками тут орут, не замолкая. Для чего так измываться?»

А может, родители Тимура и Руслана хотят от них отказаться и просто тянут время, чтобы не лишать себя последнего родительского шанса. В таком случае у детей нет никаких перспектив. По закону разделять родных братьев-сестер нельзя: их можно усыновить только всех вместе, четверых. А они к тому же неславянской внешности, что в российских условиях минус. 

Это очень смышленые дети. Здоровые дети с иммунитетом. Они уже почти полгода лежат в больнице и практически ни разу серьезно не заболели, хотя в боксах по соседству лежат дети с острыми респираторными вирусными инфекциями. Но, как и у детей с инвалидностью, которые лежат двумя этажами выше, шансы этих мальчишек сегодня связаны только с их родной семьей, а помочь этой семье должны государство и общество — как минимум со сбором документов и покупкой билетов домой. Вполне вероятно, возвращение на родину для них равносильно смерти и им проще отдать детей в российский детский дом. Тогда мы должны помочь им здесь: сделать так, чтобы эти дети воспитывались в своей семье. Это не чужие дети и не чужая беда. Они могут оказаться в наших детских домах, в неблагополучной среде, и тогда это будет уже наша беда. Здесь, в больнице, давно поняли, что чужой беды не бывает. 

В новогоднюю ночь в нашей больнице было 14 таких детей.