«Сначала это был абсолютно обычный день»

В Бабушкинском суде на окраине Москвы необычное для спального района оживление. Стоящие в очереди к металлорамкам участники гражданских процессов обмениваются краткими репликами о том, почему такое столпотворение. Спустя 15 минут стоящий в общей очереди журналист с камерой на плече сообщает, что слушается дело о мере пресечения для водителя бизнесмена, расстрелявшего чиновников в подмосковном Красногорске. Уголовное дело возбуждено по статьям об убийствах (части 1 и 2 статьи 105 УК) и незаконном обороте оружия (часть 1 статьи 222 УК).

В ожидании выхода 27-летнего Шота Элизбарашвили телеоператоры шутят, что окно «аквариума» стоит помыть — камера фокусируется на разводах. Адвокат Владимир Саруханов в пиджаке на одной пуговице и коричневой водолазке по горло собирает невидимые ворсинки с кожаной куртки и нервно барабанит пальцами по папке с документами. В кулуарах он говорит, что на его клиента «повесили всех собак». Сидящие отдельно от всех престарелые родители Элизбарашвили смотрят в одну точку, обнявшись.

Железная дверь конвойного помещения долго не поддается: наконец, входит одетый во все черное подозреваемый в сопровождении человека в штатском и двух полицейских в зимних шапках. У одного из сотрудников в прозрачном кармашке для бейджика виднеется сложенная пополам георгиевская ленточка.Пока операторы делают картинку для репортажа, мать Шота показывает ему поднятый большой палец.

«Говорят, меня задержали, но я сам пришел добровольно. Хотел помочь следствию, а не скрыться. И я не знал, что в сумке, — говорит отстраненным шепотом с легким грузинским акцентом полноватый подозреваемый, который первоначально проходил свидетелем по делу об убийствах. — Я невиновен, просто попал в такую ситуацию, он тоже угрожал мне оружием. Ничего такого не предвещало, сначала это был абсолютно обычный день».

Шота Элизбарашвили официально числился работающим в ООО «Гринтаун», уже четыре года он возил бизнесмена Амирана Георгадзе либо на автомобиле начальника, либо на собственном Ford Focus. 19 октября Элизбарашвили, по собственным признаниям, не должен был работать. Шефа он согласился подвезти лишь после настойчивой просьбы.

В этот же день разъяренный начальник расстрелял заместителя главы Красногорского района Юрия Караулова и руководителя ОАО «Красногорское предприятие электрических сетей» Георгия Котляренко, чиновников, с которыми был давно знаком. Также жертвой стал бизнес-партнер грузинского предпринимателя Тристан Закаидзе. Через несколько часов Георгадзе выстрелил в случайного прохожего, которым оказался охранник «МК» Константин Смыслов. После этого Элизбарашвили убежал от Георгадзе, испугавшись, что может стать следующей жертвой. Это последний раз, утверждает водитель, когда он видел своего клиента — о сегодняшнем местоположении ничего не знает. Вернувшись домой после семейного совета, Шота Элизбарашвили пошел в отдел полиции вместе с адвокатом, чтобы рассказать подробности трагедии.

Элизбарашвили фокусирует свой взгляд на стекле между ним и журналистами, и поднимает голову, только заметив сквозь ряд телекамер мать, у которой из-под очков потекла тушь. Из-за щелканья фотовспышек подозреваемый говорит еще тише.

На вопрос, считает ли он себя виновным, уроженец Тбилиси молчит и крутит головой влево-вправо. Он почти упирается головой в потолок «аквариума», ладони обхватывают друг друга, из-за чего почти не видны туго застегнутые наручники. Судья Глухов бегло засчитывает, что находящийся в клетке холост, имеет российское гражданство и прописку в Опалихе, детей на иждивении нет, а месячный оклад составлял 30 тысяч рублей.

«Подозревается в пособничестве по совершению убийства, предоставил оружие, незаконно его перевозил, обещал скрыть преступника», — скороговоркой зачитывает прокурор в синей рубашке. Позади него выстроились два седовласых пристава в бронежилетах.

Качаясь из стороны в сторону на стуле, мать удивленно разводит руками и шепчет: «Ну как же так», Элизбарашвили никак не реагирует на знаки внимания со стороны семьи и продолжает с равнодушным лицом слушать прокурора, лишь периодически облизывает губы. Держащий ее под руку супругу отец такой же высокий, как и сын; он с силой сжимает губы.

Вслед за прокурором следователь с бородкой «эспаньолкой» и галстуком ниже ремня просит оставить подозреваемого под стражей. На просьбу судьи Александра Глухова дополнить сторону обвинения Элизбарашвили заявляет, что, вернувшись с сумкой, шеф уже встретил его с пистолетами в каждой руки, а охотничья винтовка «Сайга» является легально оформленным оружием, которое «начальнику подарил сам Калашников — о чем всегда любил напоминать».

«Спору нет, Элизбарашвили подозревается в тяжком преступлении, — говорит одетый в темное поло адвокат Алексей Антоновский. — Но свидетельница утверждает, что сумку с «Сайгой» принесли, когда раздались выстрелы, а Шота даже вынес женщину из кабинета, чтобы успокоить. Так в чем же его пособничество? Прокурор обвиняет, что Элизбарашвили не остановил преступление, но я бы посмотрел на любого в зале, кто остановит невротического человека с двумя пистолетами».

Адвокат Светлана Воронкова признает, что «наверное, он не герой и не хотел умирать», но уверена, что у водителя не было мотивов убивать, и «как только без ущерба для себя он смог скрыться, то немедленно этим воспользовался».

«Элизбарашвили находился в машине, на заднем сидении нервный человек с двумя пистолетами, поэтому он и скрылся с места преступления, жертвой которого мог стать сам», — энергично завершает выступление защиты третий по счету адвокат Владимир Саруханов, и немного погодя добавляет: «Возможен залог в размере трех млн рублей, проконсультировался с семьей. Нас устроит все, кроме заключения под стражу».

Пока судья удалился на обдумывание решения, семья сгрудилась на корточках у небольшого окошка. Услышав грузинскую речь, Элизбарашвили впервые позволяет себе слегка улыбнуться. Спустя полчаса судья, зачитывая решение, отмечает, что водитель может установить контакт с шефом, скрыться и уничтожить улики, следовательно оснований для домашнего ареста или залога нет.

«Он пришел домой и решение наше было — идти сразу сдаваться с адвокатом. Я сама посоветовала идти в полицию», — сокрушается мать на импровизированной пресс-конференции прямо в зале суда. Она говорит, что обжалует приговор.