Дмитрий Иванов Гематолог |
«Бывает, что в нашей клинике нет необходимого пациенту лекарства. Зачастую так происходит из-за сроков ожидания препаратов — от полутора недель до 2 месяцев. Все государственные закупки идут по федеральному закону «О госзакупках»: мы должны объявить конкурс. У нас, как у крупного учреждения, количество лекарственных препаратов большое — под 1 000 наименований. Быстро закупить на год такое количество очень сложно. Поэтому иногда бывают перебои: например, неправильно рассчитали, как у нас это было несколько раз, потому что мы реально не знали, какой будет поток пациентов (клиника всего полгода как открылась). Мы, конечно, прикидывали, пытались теоретически рассчитать, но практически получилось, что больных с одними диагнозами и схемой лечения пришло мало, а с другими — много. И какие-то лекарственные препараты оказались у нас в избытке, а какие-то — в недостатке. Это первое.
Второе: бывают уникальные больные с уникальными ситуациями и уникальными лекарствами, которые нужны здесь и сейчас. Например, пациенту срочно требуется очень дорогое таргетное лекарство за несколько сот тысяч рублей. Мы его в принципе не можем купить быстро, потому что мы должны на него объявить конкурс. А у наших пациентов просто нет времени. Если это редкое лекарство и оно нужно будет 2 раза в год, то его нецелесообразно держать в больнице: оно может испортиться в ожидании следующего пациента, который, вероятно, и не придет, потому что такие больные редки.
Так что с закупками очень сложно, потому что сильно затрудняет работу сам этот федеральный закон «О госзакупках». Конечно, он направлен против коррупции, но реально он эти свои функции: а) не выполняет, б) всем сильно затрудняет деятельность, затягивая сроки поставки лекарств.
В других клиниках тоже бывает все очень сложно, потому что многие закупают что подешевле, и там реально случается ситуация, когда есть лекарства, но они неважнецкого качества. И тогда появляется новый вариант: лекарство есть, но оно так себе, или дженерик (дешевый аналог известного препарата, выпускаемый не компанией-разработчиком, а ее конкурентом. — БГ), или вообще непонятно что, и тогда врачи его стараются вообще не применять. В таком случае, если пациенты имеют возможность и желание получать нормальное лекарство, они вынуждены его покупать при наличии дженериков в больницах. Все это делается, конечно, не в официальном режиме, потому что не очень приветствуется, у нас страшно поддерживаются отечественные производители и так далее».
Михаил Каабак трансплантолог |
«Такая ситуация возможна в двух случаях: либо врач не хочет назначать пациенту дженерики, либо нужного лекарства нет в России.
Дженерики, вообще-то, вещь хорошая. Это наш единственный способ обуздать финансовые интересы производителей лекарств. Но у нас в стране разрешаются к использованию дженерики непроверенные, что в принципе недопустимо. Этот препарат, может быть, и прекрасный, но про такие его характеристики никому ничего неизвестно, кроме тех 20 добровольцев-индийцев, которые его принимали в течение недолгого времени. Насколько безопасно его пить после таких испытаний, еще предстоит узнать.
Второй случай — препараты, которых нет на рынке в России. Проблема, опять же, в недостаточно цивилизованном регулировании рынка. Один из самых ярких примеров — препарат, необходимый при трансплантации органов «Кэмпас». Он исчез с российского рынка, потому что производитель хочет увеличить цену на него на порядок, а то и на 2. Но по законам даже нашего рынка этого нельзя делать просто так — захотел, и все. Производитель должен объяснить. Поэтому он уводит препарат, а потом вернет через год-два под другим названием, в другой расфасовке и с другими показаниями. В результате цена миллиграмма вырастет в 10 или в 100 раз. Сейчас же сайты благотворительных сообществ пестрят просьбами о сборе денег на покупку «Кэмпаса» в Канаде или Австралии.
К слову, не во всех больницах разрешают говорить, что чего-то нет. Сфера интересов главного врача заключается в том, чтобы его не сняли с работы, не появилась в желтой прессе информация о том, что в его больнице доктора предлагают или заставляют пациентов оплачивать лекарства. Власти надо, чтобы все было шито-крыто, чтобы все было благополучно, все лежат на своих кроватках, получают все лекарства, какие есть. У нас как ни случится теракт, выступает какой-нибудь директор института, где лежат пострадавшие, и обязательно говорит, что все лекарства есть, все оборудование есть. Хотя такого в принципе быть не может — всегда есть что-то, чего нет».