Психологи большого города. Александр Сосланд

Возраст: 55 лет.

Образование: Второй московский ордена Ленина государственный медицинский институт им. Н.И.Пирогова (сейчас — Российский национальный исследовательский медицинский университет им. Н.И.Пирогова), клиническая ординатура по психотерапии при кафедре психотерапии Российской медицинской академии последипломного образования.

Работа: доцент Московского государственного психолого-педагогического университета (МГППУ), старший научный сотрудник Института «Русская антропологическая школа» (РАШ) при Российском государственном гуманитарном университете.

О психотерапевтах в разных странах

Психотерапевтическое сообщество наиболее развито в индустриальных странах (так называемый золотой миллиард). После Второй мировой войны мода в психотерапии (и не только, как мы знаем) пошла из США. Большую роль, в частности, сыграла эмиграция в эту страну европейских специалистов, спасавшихся от фашизма. Сейчас там множество школ, методов, начиная с клиент-центрированной психотерапии и заканчивая НЛП. В Калифорнии, где круглый год тепло и есть море, больше принято заниматься краткосрочными терапиями, в том числе и телесно-ориентированными. А в более интеллектуализированных Чикаго, Нью-Йорке и Филадельфии, как считают многие, лучше идет психоанализ. Конечно, такое деление по регионам условно, везде есть все виды терапии, но традиционно считается так.

В наши дни во многих странах психотерапевтические услуги оплачиваются по страховке. Нам до этого далеко. И недостаточность обращения к психотерапевтам связана, помимо прочего, как раз с проблемами материального толка. К нам обычно ходят хорошо зарабатывающие люди. На периферии их, конечно, немного, но в Москве и Питере дела обстоят иначе.

Так что да, Россия пока не входит в клуб сверхразвитых психотерапевтических держав. Но за последние, скажем, 25 лет проделан огромный путь (на Западе он занял около 100 лет). За эти годы у нас появились и распространились все известные виды психотерапии, хотя до перестройки, в советское время, официально были представлены только три терапии: гипноз, аутотренинг и рациональная (примитивный аналог когнитивной).

О вреде общения сразу с несколькими специалистами

Есть такие люди, которые бегают по психотерапевтам и сплетничают одному про другого. Порой доходит до смешного — они ставят одного в пример другому. Я стараюсь избегать таких ситуаций: если ты ходишь ко мне, ты ходишь ко мне, а если у тебя есть кто-то на стороне, не надо меня хотя бы в это втягивать. Есть люди с очень серьезными патологиями, таким клиентам мы не можем гарантировать полного излечения и стараемся быть им опорой и поддержкой, психотерапевтическими «костылями» в течение всей жизни. Плохо, когда они шатаются от одного специалиста к другому, должна быть константность отношений, константность нас как объекта, с которым можно работать, ведь мы уже знаем какие-то особенности этого человека, истории из его жизни.

Хорошо, если ты находишься в поиске, но если уж ты нашел психотерапевта, который тебя удовлетворяет, не стоит его менять. Это твой партнер в диалоге, он не советует, но обсуждает, он обращается от тебя к тебе же самому. Это посредник между тобой и тобой. И большее преимущество у того психотерапевта, кто тебя давно знает. Уходить от него к «звезде», про которую говорят, что «он бросил взгляд и исцелил», не имеет смысла. Психотерапевт не может решить все проблемы одним жестом.

О психологах, психотерапевтах и чудотворцах

Главная проблема восприятия психологов и психотерапевтов в общественном пространстве связана с неосведомленностью. Она естественным образом ведет к мифологизации: нас порой очень плохо отличают от ясновидящих и чудотворцев, бывает, просят полечить на расстоянии, по фотографиям. Получив вежливый отказ, заявляют: «А-а-а, вы ничего не можете!» По разным исследованиям, 40–50% опрашиваемых россиян настроены на переживание оккультного или мистического опыта. Это, конечно, делает очень востребованными наших «коллег» из числа тех, что обносят людей свечками, снимая сглаз, и тех, кто прибегает к «считываемой из космоса информации». Это проблема.

Порой люди посещают одновременно и нас, и наших «коллег», склонных к мистическим практикам, тех, кто снимает порчу и прочее. У меня была клиентка, которая одновременно ходила и ко мне, и на каббалу. Она спросила у своего учителя, можно ли ей посещать меня, и тот ответил: «Да, потому что это — земное». А мне и в голову не приходило ее ограничивать, мы же ничего не запрещаем, не критикуем, не ругаем — это наша позиция. Мы сталкиваемся с таким сплошь и рядом, почти половина моих клиентов, а то и больше посещали до меня наших коллег из оккультного цеха. Некоторые делали это довольно долго и, только убедившись в полной безрезультатности этих практик, обращались к нам. При этом время было упущено, и нам приходилось лечить не только от их состояний, но и от последствий предыдущей терапии.

Мы сталкиваемся с тем, что люди плохо отличают психолога от психотерапевта, психотерапевта от психоаналитика, психоаналитика от психиатра. Каждый раз приходится довольно долго это разъяснять. Я даже ввел в оборот такой термин — «психист». Так можно обозначить некоего специалиста по проблемам, связанным с психикой. Именно такой термин может репрезентировать фигуру помогающей специальности в «психосфере», без углубления в тонкости различий.

Мне кажется, был бы очень важен такой проект, как «психпросвет», чтобы понимали, что к чему. И это, без преувеличения, государственная задача. По разным данным, около 10–20% населения страдает душевными расстройствами в разных редакциях, что требует вмешательства. Психологическая грамотность в мире — один из актуальных и наболевших вопросов. А у нас психология никак не репрезентирована в высших эшелонах власти. Все-таки мы живем в «византийском» государстве, кто бы что ни говорил о демократии. У медицины и образования, например, есть солидная репрезентация в верхах — министерства и все прочее. Для психологии отдельное министерство создавать было бы излишним, но нужен какой-то «комитет по делам». Просто психология — это самостоятельная практика, далее она будет все более и более массовой.

О самодиагностике

Конечно, у некоторых клиентов, которые приходят и говорят, что у них депрессия, действительно она и есть. Порой слышишь, не на приеме, конечно, некоторые девушки рассказывают, что купили туфли, а те им не идут — и «я впала в депрессию на два часа». Вообще-то, депрессия — длительное состояние с рядом признаков: пониженной самооценкой, изменением отношения ко времени, обостренным чувством вины. Клинически выраженная депрессия диагностируется после двух месяцев стойкого немотивированного снижения настроения. Это повод для серьезной работы. А с изменением настроения на пару часов легко справиться и без нашей помощи.

Бытовая, непрофессиональная диагностика имеет свои интересные закономерности. Зачастую бывает, что о себе самом чаще говорят «депрессия» — хотя ее вполне может и не быть. Диагностируя других, чаще скажут, что у них «паранойя» или, к примеру, «истерия». Образ другого как душевнобольного всегда связан с тем, что от него исходит опасность, взбалмошность, агрессивность. «Псих» — всегда неуместный, непредсказуемый, злонамеренный, сверхактивный. Но клиническая реальность такова, что большинство душевных страданий приводит к прямо противоположной картине: человек замыкается в себе, и в первую очередь он опасен для себя самого, а не для других. Другие чаще всего страдают от здоровых и активных.

Когда надо обратиться за помощью

У каждого свои критерии, но лучше, ясное дело, не затягивать. Бывает, происходит что-то острое, и человек обращается к нам уже через несколько дней. Чаще приходят, когда ощущают заметный дискомфорт, мешающий жить в течение длительного периода времени. Когда долго мучают проблемы и друзья, выслушав человека, говорят: «все будет хорошо» или «возьми себя в руки» (мы так никогда не говорим). В общем, каждый решает сам, что должно произойти, чтобы наша помощь стала необходимой.

Сейчас я редко езжу к клиентам, а во времена моей терапевтической молодости такое бывало. Как-то я ездил к даме с эмоциональными расстройствами на фоне ограничения движения и пространства: она долго лежала с переломом ноги и не могла никуда пойти. Ее состояние было вполне терпимым, но она при этом активно искала помощи. В беседе выяснилось, что ее дочь уже несколько лет почти не может выйти из квартиры. Она работает в соседнем доме, но добирается туда всегда с кем-то сопровождающим, преодолевая множество страхов (сейчас это называют паническими атаками). И я спросил, как же так, тут же душевная патология, гораздо более серьезная. Дама ответила: ничего страшного, она выйдет замуж, и все пройдет.

Об отношениях с клиентами

Если клиент начинает видеть во мне друга — это полбеды. Намного хуже, когда клиентки воспринимают меня как мужчину — и это начинает доминировать в работе. Такие ситуации возникали еще на заре психотерапии, речь о том, что у нас принято называть переносом. Часто отношения действительно становятся настолько близкими, что многие склонны принимать терапевтическую близость как другую. Порой поступают предложения: «А почему мы с вами встречаемся все время у вас в кабинете? А не пойти ли нам в кафе?» Тут надо проявлять предельную жесткость, проводить границу, все проговаривать и объяснять. Отношения — самое главное в нашем процессе.

Если все-таки психотерапевт, нарушая профессиональную этику, вступает в связь с клиенткой, скорее всего, она больше никогда не обратится за помощью. Это всегда довольно драматичные ситуации. Признать свои чувства частью терапевтической работы согласна далеко не каждая. Однажды ко мне пришла женщина, которая буквально через полчаса после начала разговора, без каких-либо видимых причин стала признаваться мне в чувствах и склонять к иным отношениям. Оказалось, что до меня два психотерапевта, работавшие с ней, легко согласились на ее предложение, у них были романы. То есть она искала не психотерапевтической помощи, а чего-то другого.

Есть проблема в отсутствии законодательства в этой области. Если подобное происходит в Европе или в Америке, пойманный на совращении клиентки психотерапевт без вариантов награждается волчьим билетом, у него отнимают все лицензии, все членства в сообществах, он остается без работы. Хотя, конечно, там это тоже все равно происходит — по немецкой статистике, в 1% всех терапевтических случаев. У нас такого законодательства нет, в этом плане мы самая свободная страна в мире.

О друзьях

Психотерапевты и психологи не работают с друзьями, это правда. В порядке исключения я помогал когда-то своим бывшим школьным учительницам. Это была особая ситуация, потому что я понимал, что, если не ко мне, они вообще ни к кому не обратятся. Для них было важно доверие.

Остальным я могу дать совет непсихологического характера, просто по-человечески, исходя из собственного опыта. Но так, чтобы дружеское общение превращалось в психологическую консультацию — такого нет, я за этим слежу. Мой дружеский и профессиональный совет отличается так же, как отличается стратегия разговора и выслушивания. Психотерапевты дают человеку побольше высказаться, чтобы была возможность выстроить какие-то связи от проблемы к ситуации, к личностям. В основном это долгий разговор, на много встреч. Мы избегаем простых дружеских советов, профессиональная помощь радикально отличается от личной (да и отношения между друзьями, как известно, это только отчасти дружба: там очень много от соревнования, ревности, борьбы, конкуренции).

Конечно, к нам часто пристают с домыслами: «Ну ты же меня насквозь видишь, ты же специалист. Что это значит, по-твоему? Какие у меня комплексы?» На мой взгляд, профессионализм заключается, помимо прочего, в том, чтобы быть профессионалом только во время работы, а дальше отключаться. Если очень настаивают, можно сказать: «Да-да, я все вижу, все про тебя знаю, но не скажу».

О психотерапевтах в кино

Есть сериалы целиком на психотерапевтическую тему. Скажем, «In Treatment» («Лечение»/«Терапия»), где каждая серия представляет собой отдельную встречу психотерапевта с клиентом. Пожалуй, этот фильм самый близкий к правде, хотя обобщений там тоже хватает. Еще в некоторой мере отражает реальность «Цвет ночи», где герою Брюса Уиллиса приходится распутывать сложную детективную нить. Нам тоже необходимо разгадывать ребусы с отношениями, в этом смысле наша деятельность аналогична работе детектива. Сравнение Фрейда с Шерлоком Холмсом давно стало общим местом.

Во многих фильмах психотерапевт — это негативный персонаж. Он оказывает жесткое давление и на клиента, и на членов своей семьи, как в фильме «А как же Боб?». Или нарушает этические правила, становится жертвой манипуляций клиентов, как в «Окончательном анализе». Клинический психиатр практически всегда выставлен негодяем, который пытается тяжелыми лекарствами излечить «светлый душевный порыв» человека, занимается репрессивной практикой, как в «Пролетая над гнездом кукушки».

Еще есть фильм «Психоанализ», где психоаналитик, к которому ходит главный герой, оказывается растворен в пространстве вокруг него и выскакивает то из шкафа, то из туалета, то прыгает где-то сверху и начинает учить его жизни. То есть он олицетворяет собой совесть человека, он такой ведущий, направляющий, немного агрессивный. Это то, кем мне меньше всего хотелось бы быть по отношению к моим клиентам, мне не хочется представлять инстанцию совести. Клиенты порой рассказывают, что наши коллеги, у которых они бывали раньше, старались как-то пристыдить, воспитать чувство вины, задать высокие моральные нормы, сделать их более обязательными, более совестливыми. Это то, чего я избегаю и, думаю, мало-мальски толковый психотерапевт будет избегать. Никакой моральной агрессивности, попытки сделать человека более нравственным, более ответственным — этим занимаются другие. Мы потом от такого лечим. Психотерапевт не воспитатель, не друг — он освободитель.

Вообще какая-то «научная точность» в художественных фильмах соблюдается очень редко, потому что режиссеры не ставят перед собой каких-то просветительских задач, они решают художественные проблемы. Многое, что касается нашего дела, в фильмах очень часто притянуто за уши. Авторы используют психотерапевта или психоаналитика как сюжетообразующую функцию, как художественный образ, наделяют его теми чертами, которые ему порой приписываются в культурном пространстве. Например, ясновидением и толкованием любых симптомов: если ты носишь черный костюм — ты склонен к мрачности; раз ты посмотрел туда-то — ты задумался; когда женщина слишком часто перекладывает ногу на ногу — это значит, она влюблена в своего собеседника. На самом деле мы ориентированы не на отдельные признаки, а на некий общий образ. Хотя некоторые моменты, конечно, отслеживаем, и очень многое из того, что мы понимаем относительно нашего клиента, идет по визуальному каналу.

Но вот то, что женщина влюблена, можно понять по тысяче разных признаков. Это видно и так, для этого не надо быть психологом.