Правда ли, что ученые скрывают лекарство от рака

Многие комментаторы в интернете — а также некоторые мои случайные светские знакомые — верят во всемирный заговор ученых, которые из алчности препятствуют созданию «лекарства от рака». Это полная чушь. 

Я хорошо помню, когда впервые узнала, что являюсь участницей всемирного заговора, наживаю миллионы долларов и садистически похохатываю над страданиями умирающих. Дело было в 2004 году, на рождественской вечеринке у моего приятеля, где я представилась его новому соседу как научный сотрудник Агентства по исследованию рака канадской провинции Британская Колумбия.

Будучи новоиспеченным выпускником аспирантуры, я тогда зарабатывала 35 000 канадских долларов (около 1 миллиона рублей. — БГ) в год, поэтому послушать о миллионах мне уже было любопытно. Но больше всего меня поразило, с какой злостью обрушился на меня собеседник: тыча пальцем мне в лицо, он громогласно обличал «этих ваших ученых, которые зажали стопроцентное средство от рака» («какие-то там витамины, спрессованные с протеинами», я цитирую его буквально) — мол, глядя на миллионы смертей, мы преспокойно подсчитываем выгоду от продажи «бесполезной отравы», которую втюхиваем несчастным больным.

Этого гостя — когда он двинул в грудь моего мужа, решившего удостовериться, что я в безопасности, — выдворили с вечеринки и никогда больше в тот дом не позовут. Но он далеко не единственный адепт теории заговора. В сети на нее натыкаешься повсюду — настолько часто и густо, что даже читая о последних достижениях родного исследовательского института, я не могу отделаться от предчувствия неминуемой беды, лишь крепнущего по мере продвижения к концу текста.

Слабоумием я не страдаю и поэтому вполне осознаю: дело продвигается удручающе медленно (хотя и верно), и крупные фармацевтические компании ведут себя далеко не безупречно. В то же время как человек, 12 лет посвятивший исследованиям в области борьбы с раком (сначала как научный сотрудник, а затем в качестве менеджера исследовательских проектов и умельца по добыванию грантов), я понимаю, почему решение проблемы дается так непросто. Грубо говоря, убить раковые клетки, оставив в живых здоровые — задача приблизительно такого же порядка, как выиграть сражение, в котором пехота с обеих сторон одета в одинаковые мундиры, и только у кого-то из неприятельских солдат пуговицы слегка другой формы, у других — немножко длиннее шнурки, у третьих — чуть больше кружавчиков на нижнем белье, и все они умеют ловко переодеваться прямо по ходу битвы.

Как таковое «средство от рака» получить невозможно — мы учимся как можно раньше распознавать болезнь, ищем более действенные способы лечения и, в отдельных случаях вроде создания вакцины против вируса папилломы человека, придумываем пути более надежной профилактики. Сделать предстоит еще очень многое, однако и успехов достигнуто не мало: интересующимся темой искренне рекомендую прекрасную книгу Сиддхартхи Мукерджи «Император всех недугов. Биография рака» («The Emperor of All Maladies: A Biography of Cancer»).

Где бы ни работали лично мне известные специалисты — в лабораториях ли фармацевтических корпораций или, как я, в академических исследовательских институтах — всеми в первую очередь движет желание внести свой вклад в борьбу против рака. Многие пришли в эту область после того, как с раком столкнулся кто-то из их близких, — когда мне было 15, от рака умерла моя бабушка. 

Я знаю специалистов, отказавшихся ради исследовательской работы от гораздо более многообещающей в смысле денег карьеры в медицине; сама я, без особого интереса отработав пару лет на постоянной должности в биотехнологической компании, с потерей в деньгах вернулась в мир академической науки и кратковременных рабочих контрактов. Поверьте, из моих коллег очень многие могли бы зарабатывать гораздо больше, избрав себе другое занятие. Да, в научных институтах тоже порой делаются блестящие карьеры — но блеск их не в деньгах, а в славе.

Вот вам еще более весомый аргумент: если бы мы и вправду обладали тайной панацеей, никто из наших коллег и родных никогда не умирал бы от рака. А это не так. Из недавних громких примеров: доктор Ральф Стайнман умер от рака поджелудочной железы, считаных дней не дожив до вручения присужденной ему Нобелевской премии по физиологии и медицине 2011 года, и это несмотря на все попытки побороть болезнь с помощью им же сделанных открытий. Что до людей попроще, то у нескольких десятков знакомых мне сотрудников фармацевтических корпораций и академических исследовательских центров рак либо диагностирован, либо унес кого-то из близких. 

И что? Тайное лекарство? Всемирный заговор?

Ну а как же.

Нам действительно удалось подкупить поголовно всех, кто имел хоть какое-нибудь отношение к клиническим исследованиям (без которых невозможно было бы убедиться, что лекарство работает), мы заткнули деньгами рот всем пациентам, их родственникам и друзьям, медсестрам, врачам, операторам, вводившим в компьютер результаты наблюдений за больными, медстатистикам, аспирантам и всем прочим. Мы стрижем купоны с продажи созданных нами препаратов для химиотерапии и, дабы не лишиться прибыли, в случае болезни сами не принимаем тайного лекарства от рака и не даем его ни друзьям, ни родным. Ради своих насиженных мест мы с легкостью жертвуем миллионами жизней — ведь если открыть миру, что рак излечим, нашей специально обученной шайке нечем будет заняться, для нее больше не найдется даже самой завалящей болячки. И никто из нас до сих пор не заявил прав на Нобелевскую премию, на всеобщую любовь и восхищение, которые причитались бы ему как создателю лекарства от рака! Видите теперь, как несказанно нам везет?

И да, кстати: фармацевтические компании разоряются одна за другой, а все оттого, что целой армии юристов, опытнейших специалистов по интеллектуальной собственности, не хватило на изыскание способа запатентовать сульфат магния — или какое там еще чудодейственное средство по бросовой цене заполонило на этой неделе ленты фейсбука. 

Но тш-ш-ш! Никому ни слова… 

© Guardian News & Media Ltd., 2012