Леонид Печатников: Власти могут забрать деньги у метро и ЖКХ, но не у медицины

На прошлой неделе в прессе появились сообщения о том, что в ближайшие годы в Москве планируется сократить до трети больничных коек. Вместо них поставят платные койки, койки для мигрантов и пожилых людей. Что это значит?

Никаких директив на сокращение коек никто не издает. Но мы пытаемся, как и весь цивилизованный мир, переложить большую часть проблем на поликлиники. Если во всем мире 70% медуслуг оказывается в поликлиниках, и только 30% — в больницах, то у нас ровно наоборот. И это не потому, что мы плохие, а они хорошие. А просто до недавнего времени в поликлинике нечем было заняться. Ну как можно было оставлять человека в поликлинике, когда там не на чем обследовать?

Сегодня мы изменили оснащенность поликлиник, за два года сделали революционный рывок и рассчитываем, что поликлиники возьмут на себя большую часть того, что раньше делали только больницы. Если это произойдет, то естественным образом количество коек в больницах должно уменьшиться.

Смотрите, в Сеуле 10 млн человек и 26 тысяч коек, в Израиле 8 млн человек — 16 тысяч коек. В Москве 12 млн застрахованных — 120 тысяч коек! Я беру все вместе — и муниципальные, и федеральные. Поэтому мы рассчитываем, что в поликлиниках будет оказываться больший объем услуг, в больницах будут высвобождаться койки, и вместе с этими койками — специалисты, которых у нас в больницах профицит, а в поликлиниках не хватает.

Это будет естественным, абсолютно экономическим, рыночным, если угодно, механизмом регулирования, в том числе и врачебного состава в поликлиниках, где у нас его явно не хватает.

Уже несколько лет компания «Мосавтосантранс» выигрывает контракт на оказание транспортных услуг городской «скорой помощи». Сумма контракта в этом году — 6,3 млрд рублей. Эксперты полагают, что эта цена завышена. Как считаете вы?

Я не могу судить, поскольку контракт проходит экспертизу и в тендерном комитете, и в Департаменте экономической политики, и независимые эксперты дают заключение по стартовой цене контракта. Наверное, там достаточно много специалистов, которые могут это оценить. Поэтому не думаю, что надо быть столь категоричным в оценке стартовой стоимости.

Почему из года в год этот контракт выигрывает одна и та же компания, а частники не допускаются?

У нас были попытки все это попробовать на свободном рынке. Мы не ограничивали техзадание, делали его более широким. Люди выигрывали, а потом приезжали с молдавскими номерами, на полуразвалившихся автомобилях — и такое у нас бывало. Рисковать в этом смысле очень и очень стремно. Я вообще всю жизнь был таким либералом-рыночником, пока не поработал.

Мне почему-то кажется, что у нас рынок работает только между самими рыночными структурами. Вот когда они торгуются за собственные деньги, они и торгуются, и качества требуют. Как только рыночные структуры начинают приближаться к бюджетным деньгам, у меня ощущение, что здесь рынок заканчивается. Здесь просто какое-то воровство.

Поэтому то, что эти контракты выигрывает «Мосавтосантранс», меня радуют. Считайте меня ретроградом, — тут я ничего сделать не могу, врать не буду. Я знаю эту базу, знаю, что на этих машинах мы возим наших с вами соотечественников и родственников. А кто выиграет, если техническое задание расширить и сделать его более свободным? У меня уверенности нет, что эта машина не развалится по пути в больницу.

С этого года в силу вступили поправки в «Закон о здравоохранении», переложивший финансирование медицины на фонды страхования. Как это повлияло на ситуацию в городе?

С 1992 года у нас действует система медицинского страхования. Другое дело, что Москва всегда была немного сепаратистской, и закон об ОМС функционировал здесь не в полной мере или почти не функционировал. Но потом было принято политическое решение — медицина в России страховая.

Теперь город платит за неработающее население, а работодатели платят за работающее население.

Кто и как выделяет поликлиникам и больницам деньги на здравоохранение?

Мы (столичные власти — прим. БГ) отдаем деньги сразу в федеральный фонд (обязательного медицинского страхования — прим. БГ), минуя городской. А затем федеральный фонд отдает нам столько, сколько нам положено по нормативам, умноженным на количество застрахованных.

Но мы доказываем, что у нас полно мигрантов (которые не застрахованы — прим. БГ), которым мы все равно обязаны оказывать экстренную помощь, мы же давали клятву Гиппократа, мы не можем их бросить.

Мы говорим о том, что указ президента требует от нас соответствующей привязки коэффициента врача к средней зарплате по региону, а у нас он самый высокий в стране, он у нас в 1,85 раза выше, чем в среднем по России. И федеральные власти сопротивляются, но все равно дают.

Этих денег больницам и медикам достаточно?

Из городского бюджета нам выделяется сумма (46 млрд рублей на сегодняшний день), которая называется «на выравнивание». Это значит, что если кому-то не хватает омээсовских денег, то город им доплачивает. Но надо суметь жить по средствам. Это как раз то, что нам придется делать. Это непросто, но у нас есть защищенный бюджет.

Вообще, когда мы начинаем формировать бюджет следующего года, то первые заседания у Собянина посвящаются здравоохранению и образованию. Мы защищаем эти статьи, и они уже незыблемы. Могут забрать немножко у метро, немножко — у дорог, немножко — у ЖКХ, у кого угодно, но образование и здравоохранение — это две особые статьи: если деньги выделили, их уже не забирают.