Как устроена государственная психотерапия

Проблемы с психическим здоровьем и нервами — это не только про клинических сумасшедших; в условиях современной городской жизни и связанных с ней стрессовых ситуаций никто не застрахован от нервного срыва или депрессии. Первый раз в жизни я собралась решать проблемы со здоровьем походом в районную поликлинику, а не через знакомых, как это у нас принято. Я пришла, чтобы пообщаться с психотерапевтом. Он посмотрел на меня, коротко спросил о самочувствии и сказал: «Вам нужно месяц полежать в больничке, а то закончите либо в Кащенко, либо выйдете из окна», после чего выписал направление в клинику неврозов им. Соловьева, в котором были просто указаны симптомы — с моих же слов.

В тот же день я взяла талончик в консультационное приемное отделение клиники неврозов им. Соловьева. Затем почти три часа сидела в очереди. Чувствовала я себя, мягко говоря, паршиво, на основании чего врач тут же диагностировал мне эпилепсию. Визуально. Никаких посещений дополнительных специалистов или анализов он мне не назначил, а просто прописал три таблетки феназепама в день и сказал приехать через четыре дня на госпитализацию.

Три таблетки феназепама, как я потом узнала, для нормального человека — сумасшедшая доза: из-за этого я вообще не помню, как ложилась в «Соловьевку», — память как будто стерли.

Конечно, можно было бы пойти в частную клинику или обратиться за советом к друзьям. Но обычно, когда речь идет о проблемах, связанных с психическим здоровьем, люди стараются в одиночку справиться с ними. Это связано не только со страхом потерять уважение среди своих, но и с тем, что ты механически совершаешь привычные действия, и чувство, что есть выбор, пропадает. Я просто пришла в свою районную поликлинику — и столкнулась с машиной государственной психотерапии. Мне сказали принимать феназепам — я принимала, хотя и удивилась размеру дозы. Дали направление в «Соловьевку» — я пошла, хотя, как потом оказалось, можно было самостоятельно выбрать клинику.

Попасть в психоневрологический диспансер или клинику неврозов (даже не имея направления) довольно просто, зато сложно оттуда выйти. Каждого пациента ставят на учет, что опасно уже само по себе: к этой базе данных доступ может иметь не только МВД, но и, к примеру, потенциальный работодатель или иностранное консульство. Так как словосочетание «клиника неврозов» отсылает скорее к психоанализу, чем к психиатрии, такое учреждение кажется более безобидным, чем ПНД. Да и подсказки в Foursquare тоже настраивали оптимистично: пациенты хвалили «волшебные таблеточки» и спокойствие, охраняемое глухим забором.

На самом же деле клиники неврозов по условиям содержания не сильно отличаются от психиатрических больниц и интернатов. Ломать человека, конечно, в них никто специально не собирается, но подход к лечению сохранил очень многие черты советской карательной психиатрии.

Основа государственной психотерапии — стандартизированный подход, полное отсутствие индивидуального отношения к каждому пациенту. Почти никогда не проводятся «психотерапевтические беседы» (хотя в выписке обязательно напишут, что таковые были). В ответ на любую жалобу резко повышают дозы нейролептиков и антидепрессантов, после которых буквально превращаешься в овощ. Про бытовые условия и говорить не приходиться: нельзя пользоваться не только своим чайником или феном, но даже тройниками для розеток. Руководство экономит таким образом электричество.

В моей клинике (которая в советские времена считалась передовой и даже элитной) весь первый этаж еще несколько лет назал был занят кабинетами психологов. Психолог — едва ли не главный специалист в такого рода учреждениях, потому что без помощи квалифицированного специалиста вернуться к нормальной жизни после всех антидепрессантов невозможно. Но теперь психологов убрали, первый этаж переделали в платное отделение с палатами «повышенной комфортности»: там есть кулеры с горячей и холодной водой, шкафы с книгами и даже — невиданная роскошь — столы для тенниса. Пользоваться всем этим (даже взять почитать книжку) пациентам с других этажей нельзя.

Если от побочных эффектов (а у каждого препарата, которым меня кормили, целый букет очень неприятных побочных эффектов) тебе становится только хуже, врачи советуют «сбегать в аптеку за углом». Для этого нужно поймать своего психиатра и просить «лечебный отпуск» на 10–15 минут. Если он не отпускает, спасает то, что охрана относится к своим обязанностям довольно беспечно.

Узнать свой диагноз (я долгое время была уверена, что у меня эпилепсия, хотя этот диагноз и оказался ошибочным) и названия таблеток у лечащего врача нельзя — приходится ходить окольными путями: расспрашивать медсестер или расшифровывать код заболевания (по Международной классификации болезней МКБ-10), подсмотрев его в направлении на анализ крови. Но в выписке все равно будет написан совсем другой диагноз (обычно это вегетососудистая дистония, давно придуманная психотерапевтами для обозначения «прочих невротических расстройств»). Разумеется, в той же выписке будет сказано, что вы полностью здоровы, а «работоспособность пациента восстановлена», несмотря на то, что вы с трудом будете читать, ходить и даже говорить.

Почти сразу после «Соловьевки» я оказалась в кризисном отделении ГКБ №20, где нахожусь до сих пор и лечусь от последствий лечения: на меня разом обрушились все побочные эффекты и проблемы, связанные с передозировкой сильнодействующих лекарств.

Из своего приключения я сделала довольно парадоксальные выводы. Помимо главного — никогда не лечиться у государства — есть еще один: если вам не повезло оказаться в государственной психотерапевтической клинике, все анализы сделайте заранее. Диагностику любого уровня в госклиниках делают плохо, часто на устаревшем оборудовании, а могут и вообще не сделать, объясняя это просто: «А почему мы должны на вас бюджетные деньги тратить, может, вам просто кажется, что у вас какие-то проблемы».