Наталия Фишман: «Это не история про то, что маленькая девочка стала заправлять Медной горой»

 

 — Когда открывается музей?

 — Первое торжественное открытие будет 8 ноября, на него придет Путин, президент Израиля Шимон Перес и другие официальные лица — все-таки это важное международное событие. А второе открытие 10 ноября — туда мы позовем наших друзей, богему и арт-сообщество. Мы хотим, чтобы все они его увидели, потому что это важное городское место — и не только в силу своего размера и масштаба. Это будет самый высокотехнологичный музей на всем постсоветском пространстве. Я думаю, что он задаст новый стандарт для современных московских музеев.


— А в чем пафос этого события, что на нем будут присутствовать президенты обеих стран?

— Полностью название музея звучит так: «Еврейский музей и Центр толерантности». И эта вторая компонента тут очень важна. В экспозиции акцент сделан на истории евреев в России XIX и XX веков — начиная с местечек, еврейского быта при царе, потом революции и Гражданской войны, холокоста и жизни в поствоенной Советской России. И, конечно, открытие Еврейского музея сегодня — это важное событие на фоне той истории антисемитизма, которая была в советское время. Это важный этап осознания своей истории.


— Путину зачем там присутствовать?

— Он вообще как-то очень проникся этим проектом и даже в свое время перечислил в фонд создания музея свою зарплату. Мне сложно судить о его мотивах, но думаю, этим отношением он демонстрирует победу российского общества над антисемитизмом. И, как ни странно, на протяжении всего своего правления он проявляет довольно высокую степень лояльности к еврейской общине: он ходил к Стене Плача, на разные еврейские культурные мероприятия, был на открытии Еврейского общинного центра — все вместе выглядит так, будто он проводит определенную работу над ошибками.


— Как в музее подается история советского антисемитизма?

— Откровенного акцента на этом не будет, потому что we are over it — мы не плачемся. Это музей не о том, как нас обижали, а о том, как мы жили, как история страны влияла на нас, а мы на нее. Мы не жалуемся.


— Вы сказали, что музей будет высокотехнологичным. Расскажите поподробнее про его устройство.

— В нем будет множество сенсорных панелей, интерактивных столов и технологичных диаграмм, 4D-кинотеатр, еще там будет настоящие танк и самолет времен Второй мировой войны. И это не экспозиция, в которой экспонаты стоят за стеклом, а строгая эрмитажная бабка отгоняет вас от всего подальше — чтобы вы, не дай бог, ни до чего не дотронулись. У нас можно будет трогать все: такая музейная технология участия и вовлечения посетителей очень принята в мире, и у нас она, пожалуй, есть в «Экспериментаниуме», но ни один исторический российский музей пока что просто не мог себе этого позволить.




— Кто спонсировал создание музея, кроме Путина с его зарплатой?

— Его создала еврейская община. Но важно понимать, что в религиозном плане это абсолютно нейтральный музей — в том смысле, что он соблюдает очень корректную западную традицию, в нем нет никаких акцентов на различных ветвях иудаизма, и я спокойно хожу на работу в брюках. К тому же это негосударственный музей — я бы никогда не пошла работать в государственный музей, будучи советником Сергея Александровича Капкова.


— Почему?

— Потому что, если бы я была в закулисье подведомственного ему учреждения и работала при этом с ним, — это было бы в высшей степени неэтично по отношению к другим руководителям государственных музеев. Тогда это была бы история про то, что он меня туда поставил, назначил. А в реальности это независимая история, которая никак не пересекается с моими обязанностями в Департаменте культуры Москвы.


— То есть вы не оставляете пост советника Капкова? Даже учитывая, что музей негосударственный и формально не подведомствен министерству, ваше назначение может выглядеть так, будто Капков пролоббировал в музей своего человека.

— Да, я буду этим заниматься параллельно. Но мое назначение никак не связано с политикой Капкова. У меня всегда была ярко выраженная еврейская идентичность, и то, что я буду работать в музее, — это исключительно мое желание.


— Вы выросли в религиозной семье?

— Напротив. Мои родители — советские интеллигенты, папа — дважды доктор наук, мама — кандидат. Я узнала, что я еврейка, когда меня начали обзывать во дворе. Я первый человек в семье, который решил обратиться к своей истории и исторической вере. Думаю, что во мне заговорило желание, которое в последнее время стало просыпаться у многих вокруг, — желание узнать свою историю и разобраться в своих корнях.




— Вы говорите, что такое желание — это некоторая общая тенденция. Откуда она взялась?

— Мое поколение никогда не было ни октябрятами, ни пионерами. А как говорил в своих лекциях Юрий Павлович Вяземский, важнейшая потребность человека — относить себя к какому-то сообществу. Наверное, мы захотели соотнести себя с чем-то и таким образом лучше понять себя.


— Что такое Центр толерантности?

— Это отдельное пространство в музее, которое создано для того, чтобы дети смогли вести разговор о толерантности на качественно новом уровне, нежели это возможно в школе. Центр будет функционировать совершенно независимо от музея — в него даже будет отдельный вход. Это важно, потому что это будет разговор не только и не столько об антисемитизме, но о самых разных проблемах толерантности. К примеру, у нас будут специальные обучающие ролики, которые нам сделал Первый канал, — в них будет рассказываться и об инвалидах, и о людях разных рас и вероисповеданий. Кроме того, там же будут занятия для школьных учителей: мы будем учить их говорить с детьми о толерантности. Сейчас это очень острая в российском обществе проблема. И миссия музея в том и заключается, чтобы знание другой жизни и культуры расширяло сознание наших посетителей. И, возможно, в результате в следующий раз, когда они сядут в такси, то увидят в водителе не какое-то чужеродного тело, а человека, который несет в себе другую интересную культуру.


— Как вы сказали, тема антисемитизма тоже будет вами подниматься. Как рассказать ребенку о холокосте?

— Мемориальное пространство о холокосте в нашем музее похоже на то, как это сделано в Яд Ва-Шеме — иерусалимском музее холокоста. Там есть зал, который сделала семейная пара, пережившая концлагерь, в память о своем погибшем там ребенке. Это такая длинная комната, в которой горят три свечи, а множество искривленных зеркал по-разному отражают их свет. Ты идешь по хлипкому мостику, вокруг тебя трепещут эти свечи, и слышно, как голос зачитывает имена погибших в холокосте детей и их возраст. Это очень сильное переживание. Думаю, что рассказывать детям про холокост нужно постепенно. Не пугать и не вываливать на них все сразу. Но важно, чтобы дети осознавали, что этот ужас случился с их ровесниками и что это не должно произойти снова. Так по крайней мере мне подсказывает мой опыт общения с детьми на эту тему. Это не рассказ про ненависть или про обиду. Это рассказ про бесконечную боль.




— Вы преподавали еврейским детям?

— Нет, я ребенком ездила в еврейские детские лагеря. И мне кажется, что в некоторых из них совершенно напрасно воспитывают в детях чувство обиды, трагедии и это вечно передающееся по наследству ощущение несправедливости мира по отношению к ним. Я не считаю, что мир ко мне несправедлив.
И наш музей демонстрирует то, что мы можем говорить о себе спокойно, что слово «еврей» — не ругательное, его не нужно стесняться. Я знаю многих людей, которые стесняются говорить своим детям, что они евреи. И я не вижу для этого ни малейшего повода. Поэтому я хочу, чтобы евреи и не евреи научились спокойно к этому относиться: я — русский, я — еврей, я — татарин, я — армянин. И это нормально.


— Вам 21 год. Вы не слишком молоды, для того чтобы брать на себя ответственность за такую большую и сложную структуру?

— Меня это тоже беспокоит, и это был первый вопрос, который я задала, когда мне сделали предложение войти в совет директоров. Но все-таки у меня есть некоторый опыт работы над культурными проектами — начиная с Института «Стрелка», потом парка Горького и заканчивая остальными проектами, которыми занимался Сергей Александрович Капков в качестве министра культуры Москвы. К тому же меня страхуют: это не история про то, что маленькая девочка стала заправлять Медной горой. Меня окружает множество разных профессионалов, саму экспозицию разрабатывала при участии общины компания Ralph Appelbaum Associates — главный авторитет в области мемориальных музеев. На это, кстати, ушло пять лет. Моя задача — сделать так, чтобы в музее появилась жизнь. Мне предстоит собрать в нем разных приятных людей, запустить детский центр и Центр толерантности, книжный магазин, экскурсионную программу, Центр русского авангарда. А еще мы сделаем бейглную, где будут продаваться очень вкусные бублики.