Коллекционер старинных фотоаппаратов

О том, чем фотоаппарат лучше нагана

Большинство фотоаппаратов, которые я держу у себя, семейные и достались мне от родственников. Остальные подолгу, как правило, не задерживаются: я их перепродаю. Те, кому эти фотоаппараты когда-то дарили, к примеру на 16-летие, очень удивляются: «Зачем тебе нужно такое старье?» Отвечу так. Поскольку у нас в стране запрещено оружие, старые фотоаппараты — это отдушина для тех, кому хочется иметь дома нечто металлическое, красиво щелкающее и дающее возможность прицеливаться. С современными фотоаппаратами такого не получается: они электрические, в них нет пружинок, механизмов, металла. Врать не стану, настоящего пистолета в руках не держал, но думаю, что это очень похожее ощущение. Коллекцией фотоаппаратов, в отличие от собрания наганов, гораздо легче пользоваться. Ведь узкая 35-миллиметровая фотопленка и широкий формат 120 выпускаются до сих пор.

О капризных камерах и аппаратах, доставшихся от родственников

То, что фотоаппарат — это лучшая игрушка, я осознал лет в 6, когда сломал дедушкину трофейную  немецкую Super Ikonta. Теперь камеры, пришедшие от родственников, я никогда не дарю и не продаю: хватит с меня того, что аппарат своего родного дедушки я утратил по глупости. Собиранием фототехники я увлекся лет в 16. Сегодня основное мое увлечение — узкопленочные фотокамеры, так что самые старые мои экземпляры относятся к началу 1930-х годов. Но у меня есть и пластиночные камеры, многие из которых гораздо старше и относятся к началу XX века.

Фотоаппараты попадали ко мне разными путями. Однажды в мое распоряжение попали камеры, найденные на квартире у торговца наркотиками — ими наркоманы расплачивались за дозу. Другой раз обычное объявление в интернете из серии «отдам даром всю обстановку в квартире после бабушки» принесло мне редкий улов. Среди вещей в объявлении был упомянут «какой-то «Зенит», нерабочий». Когда я приехал — увидел, что в футляре лежит редчайший «Зенит-7», выпущенный очень ограниченной партией и не нашедший спроса. Вообще, все лучшие фотонаходки случаются не на аукционах, а в разбираемых после смерти стариков квартирах. Так я нашел и «лейку» 1936 года, абсолютно рабочую; у родственников на антресолях оказался «Контакс» 1936 года и «Зоркий-3С» в уникальном экспериментальном футляре под телеобъектив. Дольше всего я охотился за Graflex, потому что трудно найти неизношенный экземпляр, а еще труднее — адаптер к нему для широкой пленки. Сейчас мне больше всего хочется заполучить работающий фотоаппарат «Комета», выпущенный ко Всемирной выставке в Брюсселе в 1958 году. Как и некоторые другие топ-камеры начала 1960-х, этот капризный аппарат должен был «догнать и перегнать» немецкие и японские аналоги, но проект оказался слишком капиталоемким и был свернут. А почти все аппараты пришли в негодность.

О том, что общего у «лейки» и айфона

«Лейку» начали разрабатывать еще до Первой мировой войны, но в продажу она поступила в 1925 году. По сравнению с существовавшими «гармошками» это был фотоаппарат совершенно нового типа, с которого началась вся современная фототехника. «Лейка» позволяла импровизировать, снимать бегущую лошадь, человека, размахивающего руками, — изображение при этом получалось четким, несмазанным.

«Гармошки» в сложенном виде были очень компактны, но на то, чтобы привести их в готовность, сменить пластинку (так как кассеты были однозарядными), прицелиться и сделать кадр требовалось время. Теоретически ими можно было снимать с рук без штатива, но, даже уперев камеру в живот и не дыша, все равно приходилось сталкиваться с большим количеством брака.

Но «лейка» — это шедевр не только технический, это еще и шедевр маркетинга. Фирма Leitz активно продвигала «лейку» среди врачей, астрономов, ученых. Было выпущено множество приспособлений, которые позволяли использовать ее в криминалистике и научной фотографии. В итоге все 1930-е годы фирма получала огромное количество заказов на камеры. Помимо этого, фотоаппарат быстро стал популярным в среде художников-авангардистов, у нас ей снимали Александр Родченко, Варвара Степанова и даже сам Маяковский. Суть в том, что «лейка» открыла новый тип быстрой съемки, ранее совершенно недоступный и мгновенно вошедший  в моду. У этой камеры не было достойных аналогов, и она сразу стала культовой. В наши дни то же самое произошло с айфоном. 

О фотолюбительстве в России

В XIX веке фотокамера была, безусловно, предметом роскоши. Тогдашние аппараты — это не только драгоценный объектив ручной работы, но и труд краснодеревщиков, часовых мастеров, механиков. Деревянные камеры, которые стояли в фотоателье, были очень массивны, стеклянные пластины для них занимали много места. Но зато за счет наклона самой камеры и объектива они позволяли сделать то, что позже стало невозможным с «лейкой»: например, чтобы глаза были резкими, а расположенный в той же плоскости живот — нерезким.

До войны любительские фотографии в России — сравнительная редкость, почти все  они сделаны с широкопленочных и пластиночных камер. Сталин как-то сказал: «Советский человек должен овладеть техникой». Когда у страны появились деньги, а у властей — желание приобщить народ к фототехнике, именно малоформатные камеры стали самой модной новинкой. Так и случилось, что фотолюбительство стало единственной отраслью цивилизации, где Советская Россия заметно опережала США в течение нескольких десятилетий.

В Америке любительская фотография появилась раньше — в 1900-е годы, причем сразу вместе с сетью лабораторий, куда пользователи почтой посылали негативы на проявку. Но американский обыватель снимал более примитивными, чем советская техника, широкопленочными кодаковскими «гармошками» и «коробочками» до конца 1960-х годов. К тому же и сами фотолюбители в СССР были куда более технически подкованы, чем зарубежные их коллеги. А все из-за тех же самых лабораторий, которые были у них и почти отсутствовали у нас. Советский человек, покупавший фотоаппарат, «подписывался» на самостоятельную обработку пленок в домашних условиях. Когда в 1990-е повсюду появились кодаковские лаборатории, большинство фотолюбителей начали сдавать пленки туда. Так выяснилось, что темные ванные и бачки — это не особая высокая духовность советских и российских любителей, а просто отсутствие иных возможностей.

В производстве отечественной фототехники можно выделить два революционных этапа. Первый пришелся на 20–30-е годы, когда сильные мира сего решили, что советскому человеку необходим доступный фотоаппарат. Сначала существовала масса маленьких оптических трестов, которые делали простые и сравнительно дешевые камеры гармошечного типа, в 1930-х появился «Фотокор», а перед  войной с 1934 года стали производить знаменитые ФЭДы.

Завод ФЭД изначально был Харьковской трудовой коммуной НКВД им. Дзержинского (аббревиатура ФЭД расшифровывается как Феликс Эдмундович Дзержинский). Этой трудкоммуной, состоявшей из беспризорников, руководил знаменитый педагог Макаренко. Из-за низкой квалификации рабочих грубые ФЭДы первых годов выпуска невозможно сравнить с немецкой «лейкой», которую они пытались копировать. Военные фотокоры рассказывали, что в редакции им выдавали ФЭДы, которые заклинивало чуть ли не на следующий день. Бойцы по дружбе добывали им трофейную «лейку», которая исправно снимала вплоть до конца войны.

После войны дело пошло на лад, ведь на территории советской оккупации оказалось несколько отличных фотозаводов. Все производства фирмы Leitz, выпускающей «лейку», оказались на Западных территориях, но нам достались большие заводы Карла Цейса (Carl Zeiss), которые выпускали камеру «Контакс», конкурента «Лейки». Заводы Карла Цейса перевезли на Украину, и камеры «Контакс» стали называться «Киев». В Красногорске на немецких станках начали делать «Зоркие» — еще одну копию «лейки», но гораздо более качественную, чем ФЭД. После войны начался второй этап развития фотопроизводства, когда большими партиями выпускали недорогую и хорошую технику.

В конце 1950-х в Японии и Германии появились фотоаппараты нового поколения. У нас пытались повторить эти разработки, но получилось как с домами: если раньше были хорошие сталинские дома, но не для всех, то теперь  появились хрущевки, но зато для масс. Теперь планы требовали  огромных тиражей при неизменно высоком качестве и низкой цене. Чтобы осуществлять план, старую модель часто упрощали, добавляли незначительную деталь и букву в названии: был «Зоркий-4» — стал «Зоркий-4К». Обновления модельного ряда почти не происходило, и за 10–15 лет мы отстали от других стран на целое поколение. Несмотря на это СССР экспортировал свои фотоаппараты вплоть до середины 1970-х. Среди них был и очень дешевый «Зенит-Е», выпускавшийся миллионными тиражами, единственная в мире камера, корпус которой весь был отлит одной деталью. До середины 2000-х годов под пластиком и кожей «Зенитов» скрывался именно этот корпус из 1960-х. Это вместе с низкой квалификацией рабочих привело к краху производства.

В 1980-е в Ленинграде, помимо дешевых фотоаппаратов «Смена» и очень хороших, но не массовых «Алмазов», делали недорогую мыльницу — «ЛОМО-компакт». В 1990-е, в эпоху до «Инстаграма», ее активно скупали нарождающиеся на Западе хипстеры, оттянув на несколько лет снятие камеры с производства. Теперь «ЛОМО-компакт» для энтузиастов делают в Китае, а в Петербурге, как и на других крупных заводах, вернулись к производству прицелов, приборов ночного видения и флотских систем. Производство зеркалок и цифровая революция прошли мимо нас: зеркалки сегодня — проблема даже для Sony и Olympus, и не «Зениту» было в это ввязываться. Хотя Медведев и позировал лет пять назад с «Зенитом», для себя-то  он снимает «лейкой».

О своих любимых фотографах

У меня есть несколько любимых фотографов в разных жанрах. Я люблю стандартные видовые фотографии Москвы, особенно 1950-х годов, когда на первый план выходит человек. Здесь отличились Илья Голанд, Самарий Гурарий, Иван Шагин и другие. Мой любимый дореволюционный фотограф жил не в Москве, а в Крыму. Практически все открыточные фотографии Крыма в период с 1900-х по начало 1940-х, особенно виды побережья, ставшие впоследствии хрестоматийными, были сделаны Василием Сокорновым. Он добивался поразительной резкости, владел техникой и композицией в совершенстве, я бы сказал, что это такой русский Ансель Адамс. Из ныне живущих очень люблю работы Николая Рахманова, который снимает только на пленку и использует широкоформатную технику.