Роман Либеров: «Страна находится в эстетическом тупике. В этом смысле Ильф и Петров не менее актуальны, чем Навальный»

— Вы уже сняли документально-анимационное кино об Олеше, Владимове, Бродском, Довлатове. Почему следующими стали Ильф и Петров?

— Существуют некоторые приспособления, которые могут перенести человека в ту или иную эпоху, оживить ее, например, мемуары, записи очевидцев. Человек и произведение искусства — это звенья, «связь времен». Для меня таким звеном стала Александра Ильинична, дочь Ильи Ильфа.

— Ваш фильм — это история об Ильфе и Петрове через их тексты?

— Текстов этих авторов в фильме минимум. Зрители ждут от нас эстетики историй о Бендере, но фильм о другом.

— Действительно, в фильме вы уделили Остапу Бендеру совсем не много времени. Вам не интересно о нем рассказывать?

— Нет необходимости рассказать все, даже все интересное. Когда мы работали над «Ильфипетровым», некоторые изломы моей личной жизни влияли на процесс сочинительства. В другой момент вышла бы совершенно другая история.

Если бы фильм задумывался для телевидения, то есть для привлечения как можно большего количества зрителей, там возникли бы совсем иные мотивы, анекдоты для пересказа. Наше же кинцо сложно пересказать.

— Но впечатление такое, что это сделано специально, что ваши фильмы — это такая скрупулезно выполненная ручная работа.

— Любая работа предполагает, что ты задаешь какую-то эстетическую систему координат.

— Как она выстроилась? Как сложились озвучание, музыка, акварели для анимации?

— Когда рассказываешь о таких вещах, начинаешь к ним слишком серьезно относиться, а они того не стоят. Мы зависим от эстетической шкалы героев, которую «по-своему» прочитать нельзя: помимо неуважения к авторам, это ведет к массе глупостей. Эту чужую эстетическую систему нужно преподнести как свою и новую, а для этого ее нужно понять, уловить ее законы и колебания.

Дальше нужно разобраться, как перевести литературу на язык кино, которым мы занимаемся. Кинематограф прошлого столетия себя изжил, нужны новые формы, что-то свежее, но не отменяющее содержания. Итак, мы решаем использовать мультипликацию и должны выбрать, какой она будет. Та эпоха, между прочим, была единственной, которой Россия вписана в контекст мировой культуры, больше ни одного ощутимого толчка, только адаптация и преемственность. Мы выбираем, кто, по нашему мнению, хранит заряд этой эпохи. Дейнека? Лебедев? Лабас! — потому что он уловил в той эпохе что-то, чего нет у других художников. Его романтика была искренней, его авангард был честным, его увлеченность пульсом эпохи чувствуется в каждом эскизе — дирижабли, самолеты, корабли, гидропланы, все движется, летит. Дальше обнаружились совпадения, подтверждающие, что Лабас для этого фильма незаменим. Выяснилось, к примеру, что Крым, где в 1935–1936 годах лечился Ильф, существует в виде живописных серий «Крым» Александра Лабаса тех же самых лет. Не говоря о сериях «Октябрь» или работ вроде «Поезд на Турксиб» — ту самую смычку, где Остап завладел наконец своим миллионом.

— Есть ощущение, что фильм больше рассказывает историю Ильфа, чем Петрова. Так ли это?

— Очень жаль, что у вас создалось такое впечатление, они абсолютно равноценные соавторы.

— Слова Ильфа и Петрова в фильме — это в основном строки из их писем, записных книжек?

— Абсолютно верно, многое из этого никогда не публиковалось, что-то опубликовано в виде подборок вроде «Писем о любви».

Я вывел формулу, не имеющую обоснования: внутри человека каждую секунду вырабатывается энергия, которая частично покидает его организм и по закону сохранения энергии должна куда-то перейти. Она формирует общее поле положительной энергии, которая при необходимости помогает тому или иному человеку, направляя некое магнитное колебание. Такая вот мировая душа, по-чеховски. Эта мировая душа делает так, чтобы что-то в твоей жизни удачно складывалось. Этот эффект я и называю «энтропией Вселенной», считываю ее, как греки и римляне считывали природные явления. В случае с «Ильфипетровым» она нам помогала.

— Довольно большая часть фильма рассказывает о путешествиях Ильфа и Петрова по миру, что вызывает, конечно же, некоторое недоумение, ведь это СССР в тридцатые годы — Сталин, лагеря и приближающаяся война. При этом об их отношениях с властью сказано немного. Как им удалось избежать политического процесса?

— Они были на удивление аполитичны, хотя служили журналистами в газете. Они высмеивали действительность без политических специй. Посмотрите, что сегодня происходит: даже самые умные и талантливые люди, занимающиеся творчеством, бесконечно высказываются о политике. Это плохой знак. Конечно, нельзя игнорировать политическую ситуацию, но вот чего не было в Ильфе и Петрове — это политиканства. Правда, мы не знаем, как бы сложилась ситуация дальше — Ильф умер за несколько месяцев до начала Большого террора. Петров, между прочим, занял пост главреда «Огонька». Впрочем, война, как ни страшно звучит, не то чтобы отвлекла правительство от уничтожения своих граждан, но переключила на истребление чужих граждан тоже.

— И тем не менее это не похоже на счастливую случайность. Репрессии начались уже в 1934 году, после убийства Кирова.

— Безусловно, но к моменту I съезда Союза советских писателей «12 стульев» и «Золотой теленок» уже были написаны. Нового романа Ильф и Петров так и не написали. Они не были вовлечены ни в какие политические течения, не выступали на диспутах, не участвовали в правительственных концертах — в общем, держались довольно обособленно, что позволяло им наблюдать ситуацию со стороны.

​— Жизнь не политическая, поведение не политическое, а тексты — еще как.

— Это мы их так сегодня читаем.

Только что я прочел «Московский дневник» немецкого журналиста Вальтера Беньямина. Зиму 1926–1927 года он провел в Москве. Через страницу упоминает о том, как политизирована жизнь в Советском Союзе. Высмеивание, условно, рвачей звучало контекстом дня. А сегодня нам в этом видится чрезвычайно политическая подоплека. Тогда же нельзя было написать аполитичный текст, потому что все дышало и жило событиями.

— А ваш фильм вышел аполитичным?

— Сегодня в стране происходят необратимые вещи. На мой взгляд, мы находимся в эстетическом тупике, он касается всех сфер жизни. Политическая ситуация подогрета определенным образом. Но почему не случается резких движений? Ощущение возможной потери сдерживает, поэтому все, кто могут позволить себе убежать от этой ситуации, поступают именно так. В этом контексте Ильф и Петров не менее актуальны, скажем, чем Навальный. Времена в истории рифмуются. Жаль, что нашему такая рифма подобралась.

— Фильм получился настолько насыщенный, что «выдохнуть» удалось только на части с Америкой — тут можно было наконец расслабиться и попутешествовать.

— Такая цель преследовалась. Правда, кинцо вышло грустнее, чем мне хотелось вначале — «жизнь продиктовала нам свои суровые законы».

— Письма и открытки жены Ильфа, озвученные Полиной Агуреевой, особенно четко передают это ощущение. Но у меня сложилось впечатление, что даже будучи в России, в родных краях, они все равно в разлуке со своей семьей. Это действительно так?

— Ильф после возвращения из Штатов сразу уехал лечиться, а когда был с семьей, не мог обнять и поцеловать жену, потому что боялся заразить.

Ильф вообще был экстраординарной личностью. Сохранилось множество воспоминаний о нем близких и дальних знакомых. Никто не припомнил плохого, самое большее — упоминание о его некоторой кажущейся высокомерности, свойственной очень проницательным людям. Наступление новой эпохи он сопроводил прицельными записями, например: «Летит кирпич».

Петров же был человеком жизни. И он как-то записал: «Ни в одном из современных словарей нет слов «честь», «честность», «порядочность».

Я думаю, что это были два в высшей степени достойных человека. Сколько у них было завистников, вы представьте, — ведь они оказались коммерчески успешны. Вышел советский хит «Цирк» по их сценарию, правда, они убрали себя из титров. Они владели личным автомобилем «форд» — это в Советском-то Союзе!

— Но при этом в Америке они голодали.

— У них не было валюты. Экономили до того момента, когда им заказали сценарий в Голливуде. Были еще и определенные запреты. И каждый день они посылали родным по открытке или письму! А иногда в один день и письмо, и открытку.

— Какая судьба ждет «Ильфипетрова» в нашем прокате?

— Когда из телевизора к тебе обращаются так, будто ты глупее, естественная реакция — иметь твердость вкуса и убеждений, а значит — образовываться. В этой связи сходить в кино на какой-нибудь фильм, заставляющий поразмышлять — важный поступок. Кино живет только зрителем. Недавно в Череповце ко мне подошли и пожаловались, что к ним такие фильмы не доезжают. Я спросил: а что вы сделали, чтобы такое кино привезли? Вы подошли в кассу и спросили, когда кино будет в вашем городе? Или просто взгрустнули и купили билет на очередной голливудский фильм? Посещение кинотеатра — демонстрация своей позиции, как выборы. «Мы хотим и мы будем смотреть другие фильмы». Это звучит как агитация — и черт с ним, пускай это будет агитация! Да, я говорю — сходите, пожалуйста, в кино: и на «Ильфипетрова» в том числе.