«Чашечка в горошек и «Чунга-чанга» вызывают дикую ностальгию»

— Фильм называется «The Loneliest Planet» — игра слов с названием знаменитых туристических путеводителей Lonely Planet. Вы любите путешествовать?

— Этот фильм родился из моей любви к путешествиям. Не особо люблю курорты и люксовые поездки. Я счастлива в палатке или в автобусе где-нибудь в Никарагуа. Только что мы с мамой были в Южной Африке и заехали в Свазиленд. Сидим в Свазиленде, и я говорю: «А давай съездим завтра в Мозамбик, мам?» Съездили в Мапуту…

— Вы начинали как документалист? Как это повлияло на вас?

— Я пошла в киношколу с намерением делать игровое кино и совсем не ожидала, что начну с документальной работы, но так получилось. Говорят, начинать нужно с того, что хорошо знаешь. Первый мой фильм — о моем отце, который попал под машину и долгие годы существовал в промежуточном состоянии: он не поправлялся и не умирал. Эту историю я знала настолько интимно и настолько глубоко, что мне показалось, что начинать нужно именно с нее.

— А следующие фильмы — это тоже личные истории?

— Слава богу, нет. Я никогда не стремилась быть шахидкой. То, что происходит в этом фильме, со мной тоже никогда не случалось.

— Вас, наверное, постоянно спрашивают про Грузию в связке с политикой?

— Знаете, мне задают вопрос про политику только в России. Нигде в других местах меня не спрашивают так про Грузию. Они просто спрашивают: почему Грузия?

— И почему Грузия?

— Потому что это таинственная страна для большей части мира. У русских с ней своя интимная история, сложные отношения, здесь ее видят совсем иначе. Но о Грузии очень много можно рассказать, не связанного с войной. Это живое и прекрасное место, дико красивое, и люди милые.

— Но вы все-таки включили эпизод с рассказом о войне.

— Нельзя отрицать, что война в Грузии была, и не надо долго копаться, чтобы услышать личные воспоминания об этих трудных временах. Так или иначе, это часть путешествия по стране, которая пережила войны на своей земле, и многие люди теряли близких. Прикидываться, что этого нет, — это все равно что… даже не знаю, как сказать.

Когда я в декабре была в Тбилиси на кинофестивале, мы с Бидзиной Гуджабидзе (играет проводника) встретили пару молодых сноубордистов, которые приехали открывать сезон. Мы их спросили, что они о Грузии знают. И ребята ответили: «Мы, в общем-то, ничего о Грузии не знаем». Мне это показалось дикостью и наглостью, потому что приезжать в отпуск в страну и прикидываться, что здесь ничего не было, особенно если ты из России, — это наглость. Это как если бы американец приехал во Вьетнам и сказал: «А здесь что, что-то было, что ли?!»

— В фильме есть прекрасный эпизод, когда героиня, осматривая заброшенное здание, находит пиалку...

— Советская такая, да! Мы в этом доме ничего не декорировали, просто нашли его, а там уже были и пиалка, и женский сапог.

— Вспомнили детство?

— Конечно! С грузинскими людьми моего возраста и старше у нас есть общее советское прошлое, общее советское детство — это так сближает! Едешь в Тбилиси в такси, и вдруг играет по радио «Чунга-чанга», и все всё сразу понимают. Чашечка в горошек и «Чунга-чанга» вызывают дикую ностальгию.

— Грузия оказалось неожиданно знакомой?

— Я чувствовала себя в Грузии совсем не так, как если бы я была просто американка без русского прошлого. Смешно, но меня совершенно четко принимают за грузинку, потому что внешне я больше похожа на грузинку, чем на русскую. Многие вещи объединяют: например, я обнаружила, что все грузинские альпинисты, с которыми мы работали, тоже обожают Высоцкого. Как ни сядешь в машину — все время играет Высоцкий!

— Вы часто бываете в России?

— Довольно редко. Я уехала в Америку в 1978-м. Здесь была в 1991-м, 1998-м, 2003-м, в 2006-м и сейчас. Каждый из этих промежутков довольно большой. Тут все очень быстро меняется, и у меня ощущение, что я каждый раз приезжаю в другую страну.