Курс без отклонений

Всего в Москве существовало 10 спецшкол для детей с девиантным поведением (плюс школа закрытого типа «Шанс» — для уже совершивших преступления). Сейчас, по данным Департамента образования, их осталось только 7 — три школы, как сообщил замглавы департамента Игорь Павлов, сами «пожелали включиться в образовательные комплексы по территориальному признаку». Еще одна — спецшкола №5 — превратилась в обычное общеобразовательное учреждение, внезапно набрав учащихся в пять раз больше своей прежней нормы. 

При этом БГ стало известно, что как минимум одна спецшкола — №3 — пошла на реорганизацию не вполне добровольно: туда просто перестали направлять детей, и учебный процесс прекратился «сам собой». Что может заставить усомниться и в добровольности школьных альянсов — хотя никаких прямых доказательств нажима со стороны властей и нет. Так или иначе, депутаты профильной комиссии Мосгордумы решили взять процесс под свой контроль. А БГ попытался разобраться в ситуации, расспросив ее участников. 

«Пока процессу слияния московских школ сложно дать объективную оценку. Сейчас им занимаются специалисты из Департамента образования города Москвы, им и карты в руки. Но что меня действительно тревожит, так это ситуация со школами для трудных подростков. Там в свое время была организована серьезная профилактическая работа с детьми, которая помогала адаптировать их к нормальной жизни в обществе. Кроме того, такие спецшколы становились площадками для повышения квалификации обычных школьных психологов: они могли изучить проблематику и потом использовать полученные знания в простых общеобразовательных школах.

Сейчас, по нашим сведениям, в одной «девиантной» школе (№3 в Юго-Западном округе) учебный процесс приостановлен. Где теперь учатся ее воспитанники — загадка. Спецшкола №7 в Северо-Западном округе вместе с еще несколькими образовательными учреждениями вошла в состав школы №2077. Причем фактически дети из разных школ продолжают учиться там, где и раньше, и не пересекаются. А вот если у «девиантников» отнимут здание и переведут к обычным детям, могут начаться проблемы. 

Вопрос финансирования таких спецшкол, на мой взгляд, также спорный. До реорганизации на каждого ученика «девиантной» школы выделялось 750 тыс. рублей в год, а после объединения с другими учебными заведениями — 123 тыс. рублей в год, как в обычных школах. Несмотря на необходимость оптимизации бюджета города, мы не можем экономить на трудных подростках, потому что в итоге получим куда более серьезную проблему. Ведь «девиантных» детей можно условно разделить на две основные категории: ущемленные, которые обозлены на всех окружающих, и лидеры, способные организовать из своих ровесников настоящие преступные группировки.

В общем, эту проблему стоит обсуждать. Например, мы можем проводить встречи с участием всех заинтересованных лиц в рамках заседания коллегии Департамента образования Москвы. Думаю, руководитель департамента поддержит нашу инициативу».

«Главный принцип, по которому  мы вводим любые изменения в сфере образования: новый вариант может быть лучше, а хуже — нет. Например, финансирование школы могут увеличить, но не могут урезать — естественно, при условии сохранения объемов работы. Если спецшкола получала дополнительные деньги, она будет их получать и после ее слияния с другим образовательным учреждением. Школа №7 была совсем маленькой — всего 67 учеников, это даже не полноценная школа, а фактически три класса. И дети были замкнуты на самих себе, находились в изоляции. Теперь это учебное учреждение стало подразделением общеобразовательной школы, и вся система общего образования работает на этих «трудных» детей — они могут принимать участие в разных мероприятиях, заниматься спортом. Но при этом нет речи о том, чтобы перемешивать детей и педагогический коллектив. У ребят из школы №7 остается прежнее здание и прежние учителя».

«В состав нашего объединенного учебного заведения вошли 5 школ: 3 общеобразовательные, спецшкола №7 для девиантных детей и школа для детей с отставанием умственного развития. Единственное, что кардинально изменилось для этих школ, — у них появилась единая система управления. Они остались со своей образовательной программой, ученики спецшколы учатся в прежних условиях. И их никто не посадит за одну парту с обычными детьми. Но все-таки кое-что в их статусе изменилось — теперь они ученики общеобразовательной школы. И наша задача — постепенно вернуть их в общество, тем более что грань между нормой и девиацией — довольно тонкая. В частности, эти дети принимают участие во всех наших мероприятиях. И, когда идет концерт, никто не объявляет, из какого подразделения тот или иной ученик — они все равны. За полтора месяца у нас не было никаких конфликтов и жалоб от родителей».

Светлана Н., бывший педагог расформированной школы №3

«В разных управлениях по Москве к школам нашего типа относятся по-разному. Кто-то говорит — «не мы эти школы создавали, не нам их закрывать». А в других окружных управлениях образования нас, наоборот, считают бесполезными: мол, зачем собирать всех трудных детей в одном месте и изолировать от общества?

С этого учебного года в школе не ведется учебный процесс. Все началось с того, что с прошлого года школа перестала комплектоваться. Мы ведь не набираем детей сами — их направляет комиссии по делам несовершеннолетних, согласуя процесс с комиссией из окружного управления образования. И я не знаю, что там конкретно происходит в последнее время, но ни одного ребенка за весь прошлый год к нам не пришло. По слухам, директорам общеобразовательных школ округа было рекомендовано принять «трудных подростков» обратно.

И к 1 сентября этого года у нас практически не было  детей — немногих оставшихся постарались пристроить в колледжи. В связи с этим сократили весь педагогический персонал — осталось всего несколько человек. Теперь школу реорганизуют — формально сольют с кадетским интернатом, а по сути, просто передадут ему здание. 

И такой процесс пошел по всему городу — про школу №7 вы уже знаете, и я слышала, что спецшколы №2 и  №9 тоже недавно реорганизовали. Основная причина — в финансировании. С классами по 10 человек и большим штатом педагогов наша школа не вписывается в современную систему нормативно-подушевого финансирования. Теперь мы стали невыгодны. 

Я считаю, что мы все же нужны и полезны. В нашей школе работал расширенный штат социальных педагогов, психологов, умеющих работать с такими детьми — хулиганами, постоянно нарушающими дисциплину, состоящими на учете в ОВД и комиссии по делам несовершеннолетних. Не могу обещать, что все наши дети вырастут «зайками», но по крайней мере после школы они устраиваются на работу и заводят семьи. В то же время, взяв на себя ответственность за таких ребят, мы позволяли другим школам учиться в более комфортной обстановке. Ведь иногда один неугомонный ребенок может поставить на уши весь класс.

В обычной общеобразовательной школе нет условий для работы с такими детьми. Не потому что там учителя плохо работают, а потому что там в классах 25-30 человек, и аутсайдер может всю жизнь просидеть на последней парте, и никто не будет им заниматься. А наша школа — последняя соломинка, за которую ребенок может ухватиться, потому что здесь учителя проявляют даже больше терпения, чем его собственные родители. Что касается социализации и мероприятий — мы столько всего устраивали: и КВН, и филармония, и театры, и экскурсии. Так что я не вижу никаких реальных преимуществ в реорганизации».

---

Светлана Королева, мама бывшего ученика спецшколы №3

«Мы были очень довольны нашей школой, и мне очень сложно поверить, что она закрывается. У нас были удивительные социальные педагоги в каждом классе. У меня сын сложный, в пятом классе связался с плохой компанией и вообще не хотел ходить в школу. И если бы не школа № 3, я вообще не знаю, где сейчас был бы мой ребенок. В обычной школе его просто травили — даже когда его отец бросил свою специальность и пошел работать сторожем, чтобы присматривать за сыном, это не помогло. Все остальные родители объединились против нас. А здесь его встретили с распростертыми объятиями. 

У многих из его одноклассников были проблемные родители, большие трудности дома, а в школе они были сыты и в тепле, чувствовали себя нужными. В школе было море кружков, ребята ходили в походы, ездили в госпиталь ветеранов ВОВ, устраивали разные мероприятия, у нас были свои родительские клубы, куда на встречи приходили психологи и давали консультации. До сих пор больно вспоминать, что мы все это потеряли. Я ведь знаю, что в местной комиссии по делам несовершеннолетних лежало много заявлений в эту школу. Но детей отправили в другие учебные заведения».