Исак Фрумин: «Нет ничего глупее, чем посвятить последние два школьных года подготовке к ЕГЭ»

– Подобных учебных заведений в России пока нет. При разработке концепции лицея вы как-то ориентировались на мировой опыт?

– Вы знаете, в большинстве стран не очень любят специализированные старшие школы. Там скорее дают широкий выбор и создают каждому индивидуальную траекторию. Скажу откровенно, мы использовали опыт школ международного бакалавриата, потому что мы хотим сохранить для наших молодых лицеистов возможность выбора. В школах международного бакалавриата есть такой обязательный элемент, как социальная практика – то, чего нет сейчас у нас. Там есть искусство как предмет  до последнего класса. Поэтому мы многое оттуда взяли.

– Вы предлагаете детям довольно рано выбирать, чем они хотят заниматься. Не могут ли они в таком возрасте ошибиться насчет будущей специальности?

– Вы знаете, я сам против ранней специализации. В этом смысле, когда я слышу, что у нас непрерывная подготовка металлургов с первого класса, меня просто в дрожь бросает. Но человек не сможет выбрать, если он не попробует. Поэтому будет ошибкой оценивать лицей по тому, насколько все его выпускники продолжат обучение на факультете, который им предназначался по профилю. Но попытка специализации дает человеку возможность сказать: «Нет, я не хочу этим заниматься». А это тоже очень важно.

– При поступлении в лицей наряду с тестами ГИА школьники должны написать эссе «о планах и приоритетах» – каким планам лицей отдает предпочтение? Вам нужны люди, которые хотят заниматься наукой, которые ясно видят свою карьеру, какие-то еще?

– Вы знаете, эссе – это просто возможность посмотреть, как человек размышляет. Поэтому нет правильного ответа. Текст должен быть написан умно. Собеседование дается с этой же целью.

– У каждого ученика будет своя индивидуальная программа?

– У каждого ученика будет возможность выбора индивидуальной программы. Не бывает выбора бесконечного: даже в самом большом буфете все равно чего-то нет. Будет несколько вариантов, из которых дети смогут выбрать. Если они захотят изучать хинди, вряд ли мы сможем помочь. Речь идет о построении индивидуальной программы внутри тех возможностей, которые у нас есть.

– Какие нешкольные предметы есть в программе? Вот, например, теория познания…

– Восточные языки, социология, философия, экономика, культурология, психология и так далее. К сожалению, в нашей обычной школе не представлены никакие социальные науки, кроме истории, и никакие гуманитарные, кроме литературы. Поэтому нам, конечно, есть где разгуляться.

– В конце концов, им все равно предстоит сдавать ЕГЭ. Успеют ли они подготовиться к единому экзамену, если у них будет такая насыщенная программа?

– Я бы ответил так: это их проблемы. И ничего глупее, чем посвятить свои последние два школьных года подготовке к ЕГЭ, нет. С другой стороны, я, как отец бывшего школьника, понимаю, что это важно и нужно. Думаю, что они успеют.

– Не слишком ли большая нагрузка у лицеистов получается?

 – Хороший вопрос, меня это тоже беспокоит. Пока мы не знаем. Есть школы, в которых нагрузка больше.

– Но у вас же уже есть один выпуск. Можно делать выводы?

– Эти пока справляются.

– И не было такого, чтобы среди учебного года кто-то из учеников сказал: все, простите, это не для меня?

– Было, но он сказал это не про весь лицей – он сказал: я хочу перейти из углубленной группы в группу с обычным уровнем. Такое было. И я считаю, что это прекрасно. Но ни один человек не бросил лицей, что, кстати, является феноменальным результатом. Все-таки мы работаем первый год, мы не знали друг друга, но все, как горошины в стручке, остались вместе.

– Помимо преподавателей ВШЭ, где вы берете учителей?

– Это серьезная проблема. В прошлом году ее было легче решать, потому что мы знали каких-то людей, их и позвали. В этом году лицей становится существенно больше, и мы пока не знаем, честно говоря, имен всех учителей. Но мы собираем заявки и думаем, что сможем собрать очень сильную команду. Учителей мы специально не готовим, мы просто распространяем информацию о том, что ищем их, через знакомых, по социальным сетям.

– Много жалоб звучит на недостаток квалификации учителей в среднем, даже в Москве. При попытке набрать педагогов в лицей вы с этим сталкиваетесь?

– Я тоже это слышу, но всегда, когда при мне кто-то ругает учителей, я им предлагаю пойти и немножко поработать учителем, – они увидят, какая это сложная работа. Я думаю, что в целом в Москве довольно квалифицированные учителя. Но нас волнует не просто вопрос квалификации – нам бы хотелось иметь людей с определенными установками, культурными потребностями, а вот тут уже сложнее.

– Что важнее: чтоб человек был кандидатом наук или чтобы у него была достаточная педагогическая практика?

– Чтоб он с интересом и умом относился к тому, как дети учатся. В этом смысле если ты ничего не понимаешь в науке, то ты не поймешь, как учатся дети, не поймешь их трудностей. Не надо быть выдающимся экспертом в конкретной науке, а надо быть экспертом именно в учении, как мы говорим.

– Участвуют ли студенты Вышки в жизни лицея?

– Очень активно. Они ведут факультативы, делают проекты вместе с ребятами. Без студентов мы бы не справились.

– По плану на будущий год у вас 700 учеников на 28 классов. Как управлять этой огромной махиной?

– Это очень хороший вопрос, мы над этим как раз думаем. Это даже больше, чем факультет: трудно представить себе факультет, где 28 групп учатся на одном курсе. Но мы, видимо, все-таки будем делить их по направлениям, будут заместители директора по группам.

– Где будут расположены корпуса лицея?

– Сейчас мы планируем расположить два корпуса лицея в старых школьных зданиях в непосредственной близости от Вышки на Мясницкой. В одном из них уже начался ремонт, в другом начнется скоро.

– Сколько школьников в этом году подали заявки на поступление?

– Почти тысяча человек.

– То есть на 700 мест конкурс, выходит, не такой и большой?

– Но мы же не обязаны набрать 700 человек. К тому же мы будем создавать лицейские классы в других школах. Поэтому мы думаем, что конкурс будет достаточно приличным, чтоб мы могли отобрать лучших.

– Что значит в других школах?

– Мы поняли, что ездить в центр Москвы не всем удобно, а тут как раз на нас вышли несколько хороших школ с предложением создать у них профильные лицейские классы. И мы сейчас с ними это обсуждаем. У учеников этих классов будет тот же учебный план, та же программа и те же профильные предметы, они будут участвовать во всех мероприятиях лицея, – то есть они будут полноценными лицеистами, но в своих школах.

– Получается такая привилегированная группа внутри обычной школы. Каково им будет учиться вместе с ребятами из общеобразовательных классов?

– Почему, во многих школах и так есть всякие углубленные классы, нередко они связаны с разными вузами, так что ничего тут революционного нет. Мы просто думаем, что сможем помочь тем мотивированным ребятам, которые в эти классы пойдут, именно в профильных дисциплинах.

– Вы говорили, что лицей расширяет элитный сектор среднего образования. Что это за «элитный сектор» и насколько он широк?

– Это сектор среднего образования, в котором детей отбирают. Он довольно большой в Москве – мы оцениваем его примерно в 10-20% всего сектора старшей школы. И мы считаем, что в нем недостаточно конкуренции и поэтому тоже появились на этом участке.

– Вы еще говорили, что у лицея есть внутренняя культура. В чем она заключается: форма, ритуалы, праздники?

– Мы с вами говорим о совсем юной организации. Для меня лицейская культура связана в первую очередь с особым типом отношений между учениками и учителями: это уважение, относительное спокойствие – у нас учителя не кричат на детей.

– А  чем проблема культуры общения в обычной школе?

– И плюсом, и минусом наших школ является то, что там ребенок учится с первого класса. Если учитель видел тебя в 5 классе, как ты подростком носился по коридорам, а тем более в первом, вряд ли к тебе будут относиться с уважением в десятом. К тебе могут относиться с любовью, покровительственно, но уважительное отношение неестественно в такой ситуации. Поэтому проблема многих школ, с моей точки зрения, состоит в том, что там недостаточно уважения к человеку – к тому, как он учится, к его интересам, к его трудностям.

– А наоборот, уважение к учителям есть, или это тоже проблема?

– Я думаю, что в большинстве наших школ как-то с этим справляются. Мы привыкли читать кошмарные страшилки. Когда я в школе работал, на меня один девятиклассник с кулаками бросился. Ну, бывает. Но в целом я не думаю, что есть какая-то глобальная катастрофа в этой области. Наши исследования показывают, что снижается агрессивность в общем образовании, снижается детская преступность. У нас, конечно, перед глазами стоит жуткий этот случай, когда ребенок пришел с пистолетом в школу, но мы как исследователи работаем не с одним случаем, а со статистикой, если угодно, и мы видим позитивные перемены.

– К вам приходят дети после 9 класса. Вам приходится бороться с какими-то проблемами, которые уже заложило в них среднее образование?

– Я бы не стал обвинять среднее образование в том, что оно заложило проблемы. Во-первых, мы  к этому относимся спокойно. Когда человек растет, у него проблемы возникают естественно. Когда ты читаешь книжки про средневековых подростков, подростков 19 века, ты видишь те же самые паттерны поведения и те же проблемы, в том числе физиологические. Если говорить о трудностях учебного характера, их, пожалуй, две ключевых. Первая – это неумение выбирать и отсутствие опыта выбора. И второе – это, конечно, неспособность организовать свою работу на длинном отрезке времени. Вот задачу решить – да, ряд задач – уже сложнее, сделать проект, где  нужны разные действия, – почти невозможно. Приходится учить.

– Все время говорится о стандартизации подростков в процессе образования. Откуда же берутся одаренные дети?

– Вы знаете, еще Эйнштейн говорил: приходится удивляться, что обучение в школе еще не вполне убило любознательность. И в этом смысле и я, и та педагогическая школа, к которой мы с руководством лицея принадлежим, считаем, что человек натурально, естественным образом любознателен и стремится к культуре. Школа может действительно превратить это все в невероятную скучищу, но у каких-то детей она это убить не сможет. Я думаю, что есть несколько категорий одаренных ребят. У кого-то родители развивают всяческий интерес к познанию. Кому-то посчастливилось встретить учителя, у которого было интересно на уроках. Достаточно всего одного такого учителя, чтобы у человека в принципе вырос «орган интереса». Это как с мышлением: не надо, чтобы ты постоянно решал сложные задачки, но какие-то сложные задачки ты должен решать, и тогда у тебя будет развиваться мышление. Вообще ребята прекрасные к нам приходят. С моей точки зрения, одаренные дети – я не говорю сейчас о гениях, а скорее о том, что психологи называют мотивированностью, – они ниоткуда не берутся. Это просто дети, у которых удалось сохранить интерес к познанию. Он естественен, но он может задохнуться, засохнуть, сгнить, а может случиться так, что он сохранится.

– Кто эти дети, чем они занимаются, увлекаются? Победители олимпиад?

– Есть и победители олимпиад, но не только. Один мальчик ездит к нам из Пушкино – он учился средненько, но чего-то ему в жизни не хватало, он чувствовал томление в груди, и вот, услышал, что можно поступить в лицей. Вообще очень полезно менять школу в старших классах, особенно если у тебя сложились негативные стереотипы по поводу учебы. Среди этих детей победителей олимпиад – в прошлом – не так много. Но это не проблема: они начинают побеждать, поступив к нам. У нас очень много молодых людей занимается творчеством, но таких детей много и в обычных школах.

– Будут ли у выпускников лицея преимущества при поступлении в ВШЭ?

– Серьезных преимуществ не будет. Если сейчас вузы начнут делать портфолио, и это будет давать до 10 баллов при поступлении, то, наверно, лицей, поскольку он ближе к вузу, будет чувствовать, на что нужно сделать упор, чтобы портфолио было лучше. В этом смысле у наших ребят будет минимальное преимущество. Но, строго говоря, принципиальная позиция нашего университета в том, что ребенок из любого уголка страны, если он хорошо сдал ЕГЭ, может бесплатно поступить.