Жизнь в искусстве

Итак, наш творческий запой стартует на Рождественском; впереди у нас 12 невероятных московских бульваров. При определенном внешнем единообразии все они неповторимы, каждый имеет свое лицо, привычки и тенденции. Люди, прочувствовавшие их очарование, уже не могут остановиться, превращаясь в бульварных постояльцев, и предпочитают бесцельное сидение на скамеечках прочим видам досуга. Как говорил один подсевший: «Жизнь на бульварах наводит на французские мысли». И правда, во французском языке для обозначения такой публики есть специальный термин – кажется, boulevardiers. Странно, что у нас до сих пор не придумали ничего подобного.

Бульварные жители в основном делятся на следующие категории: резвящаяся молодежь, пьющие и сильно пьющие мужчины средних лет, романтические парочки различного возраста и ориентации, бабушки. Раньше на бульварах было очень много женщин с колясками, но при нынешней экологии выгуливание здесь детей стало глубоко преступным. Теперь здесь выгуливаются люди искусства. Натуры тонкие и чувствительные, они всегда были неравнодушны к красотам зеленого ожерелья столицы. Я уже говорил о глубоких культурных традициях Рождественского, а вот вам еще одна, ранее не упоминавшаяся подробность из новой истории.

...Не успел я отойти от Трубной площади на триста метров, как завел приятнейшее знакомство с бульварным жителем художником Сашей, справлявшим на лавке свой тридцать какой-то день рождения. Там и разговорились, и полюбуйтесь, что он поведал:

– Было это лет десять назад. День летний, прекрасный. Мы с другом Валерой дули пиво вон там, где теперь бульдозер яму копает. Вдруг из подворотни вываливается мужик в форме лесничего и с палкой. Тут таких тогда было много, как будто сумасшедший дом открыли. Вы, говорит, я вижу, художники, ну и налейте мне, раз вы художники. Ну мы и налили. А он говорит: «Так, я тоже художник. Мы сейчас идем в «Кристину» (это был магазин на Рождественке), у меня там кредит. Потом пойдем ко мне в гости». Ну и пошли. А на углу к нам подходит такой страшный человек вроде Крюгера, все лицо отверткой покоцано. И он вдруг говорит: «Если вы дядю Толю обидите, то я вас найду и убью. Понятно вам? Понятно или нет?!!» Ладно, ладно, пошли в магазин, там дяде действительно поллитра без денег выдали. Потом возвращаемся вот в этот конструктивистский дом, идем по длинному коммунальному коридору. Из дверей выглядывают какие-то люди, шепчут: «Господи, опятьѕ» Заходим в комнатку с видом на бульвар наш любимый. Там стоит кровать, заваленная матрасами, и много пустых ящиков из-под бананов, а больше ничего нет. Воняет. А посередине находится свежее костровище из паркета. Ну сели, и он как пошел рассказывать – как он был лесником в Кемеровской области, как все его боялись, и про баб своих. Знаешь, их у меня, говорит, сколько, знаешь, какие! Да брось, говорим, ты ж старый и вонючий. А он: «Да точно, они ж мне всю бороду выдрали по сексу! Впрочем, что я вам рассказываю, смотрите сами». И достает из-за ящиков банку трехлитровую, сверху лампочка электрическая лежит, подсвечивает, а внутри – борода! Полная банка реальной бороды! Потом достал календарь с японскими голыми бабами, которым вместо голов краской прималеваны портреты членов политбюро. Вот, дескать, мое искусство. Потом говорит: «Супруга моя тоже художница всемирно известная, ее французские галереи покупают за десять тысяч долларов. Да, собственно, что я тут, пусть она сама вам все расскажет». Подходит к своим матрасам и пинает их ногою. Оттуда раздается какой-то скрежет, а потом показывается ветхая старуха и орет: «Ты че, козел, опять б...й привел?» Он говорит: «Ничего, ребята нормальные, ну-ка, где твой портфолио?» – и выдергивает откуда-то из-под нее мятый лист с домиками и козочками. Очень хороший примитивизм. Десять тысяч долларов. И тут водка закончилась, и он стал требовать, чтобы мы сгоняли еще. Мы ему – спасибо, нам уже пора. А он прищурился, покачал головой и вдруг высунулся в окно и как заголосит: «Женя, караул, меня тут режут!» И мы видим, что в нашу сторону по бульвару несется тот самый Крюгер, который нас убить обещал. Мы – кувырком с третьего этажа, а он уже у дверей, ножом машет, а мы – в подворотню и бегом до самой Самотеки. И это все чистая правда.

Вот они, глубочайшие традиции бульварной культурологии. Извините, что так маргинально – разумеется наш прекрасный, помнящий Пушкина и Лермонтова бульвар на самом деле совсем не такой. Я видел старожительницу, рассказывавшую о музыкальных вечерах в своем доме на углу Кисельного и показывавшую старинные фотографии домашних спектаклей – Царское Село, а не Рождественский. Но против правды не попрешь: в первый день моего творческого запоя мне встретился краевед Саша, рассказавший именно вот такую чудо-легенду.

Потом мы с ним вышли к Сретенским воротам и снова заговорили об искусстве – на этот раз о поэзии. На предстоящем нам Сретенском бульваре осенней ночью 1912 года Бурлюк посвятил юного Маяковского в поэты, и здесь же год спустя в проезжающем по Сретенке трамвае родилось гениальное «Из улицы в улицу». И вот мы сидим на лавке у памятника Крупской и вспоминаем эти дни удивительные. И тут к нам подходит дяденька с пустым стаканом в руке и произносит: «Милые люди, уделите минуту внимания бродяге Николе! Мне 49, из них я 26 отсидел. Прикиньте! Меня никто отцом не называл, как мужем до сих пор не называют – прикидываете? Бродяга есть бродяга, он не кушал два дня, но он всегда остается человеком. Помогите по возможности. Щас вот еще минута – и исчезаю». И вдруг встал в позицию и выразительно продекламировал:

За хлеб и воду и за природу

Спасибо нашему российскому народу.

За ночи в тюрьмах и допросы в МУРе

Спасибо нашей городской прокуратуре!

То ли он нас подслушивал, то ли вправду волшебная аура прет людей на этом бульваре стихами разговаривать. Как тут было не угостить товарища.

Да, ресурсы краеведения воистину неисчерпаемы; век живи – век удивляйся. «Поднимемся же на овладение недрами нашей страны!» – призывал знаменитый академик Ферсман, проживавший в 1930-е годы в доме №6 на Сретенском. Встречи с интересными людьми, бездонные колодцы народной мудрости, утеха глаз, отрада сердцу – чем не недра! Только успевай овладевать.