Транссиб
Поездка по Транссибу для европейских путешественников – это аттракцион, по значимости перевешивающий осмотр Эрмитажа, прогулку по Кремлю и экскурсию в Звездный городок вместе взятые. В голове какого-нибудь бельгийца или швейцарца не укладывается, как это можно неделю без остановки, никуда не сворачивая, то есть практически по прямой, ехать на поезде по территории одной единственной страны. Правда, самый популярный маршрут не Москва–Владивосток, а Москва– Пекин, поезда №4 и №20. Буквально все путешественники, с которыми я общался в Европе, говорили: «Россия – да-а, транссайбириэн трэйн! Ездил? Нет??? Быть не может, ты ж русский». После таких слов мне всегда становилось как-то стыдно.
Поэтому когда я наконец собрался в Китай, то за билетом пошел не в авиа-, а в железнодорожные кассы. Билет до Пекина стоил 160 долл. За 130 часов, проведенных в пути, я понял, что влечет иностранных туристов в нашу страну: в кенийской или тайской глубинке интересно, но все чужое, непонятное. А вот посмотреть, как дикие белые люди живут, другое дело. Это как к дальним родственникам в деревню съездить: и мило, и дико, и смешно.
Вагон, на шесть суток ставший мне домом родным, представлял собой типичное китайское общежитие. Кроме меня, европеоидов в нем было трое: две проводницы и шотландец Алекс из соседнего купе. Поезд не отошел еще от Ярославского вокзала, а вокруг звучала исключительно китайская речь, желтые мужчины в хэбэшных пижамах и стоптанных тапках на босу ногу деловито бегали из одного купе в другое, а женщины в затрапезных халатах сновали туда-сюда с орущими младенцами и неаппетитно пахнущими кастрюльками.
Я занял свое место на верхней полке, поел, поспал и стал смотреть в окно. Первый день показывали елки и березки, еще день – поля, елки и березки, потом, у Красноярска, красные холмы, затем мы торжественно обогнули Байкал, и начались сопки. Города, состоящие из изб и пары десятков каменных зданий в центре, по мере продвижения на Восток мельчали, а со временем вообще практически перевелись. За Байкалом присутствие человека почти не ощущалось: промелькнут мальчишки на плоту или бабулька с козой на лесной опушке – и снова на полдня кругом сплошная глушь. Попадется утром на глаза граффити на одинокой скале: «Вася, Маша, Коля, Воронеж, Суздаль, Гондурас» – и до вечера никаких больше надписей.
Остановки по пять-десять минут – и все одинаковые, выходить неинтересно: бабушки с пивом и мороженым, обходчики бьют поезд молотками – сплошной день сурка. Запомнился только Забайкальск, где состав ставили на узкие, приспособленные к китайским рельсам колеса. За три часа на вокзале в зале ожидания я навидался персонажей, которые без грима могли быть приняты статистами в «Звездные войны». Что наши хороши – спитые, косорылые, что китайцы – иссушенные, морщинистые, с партийными значками на лацканах потертых синих пиджачков.
Вечером пересекли границу: с нашей стороны пустыря – гигантские бетонные буквы «СССР», с каэнэровской – вытянувшийся по стойке смирно погранец в парадной форме на фоне бригады китайских строителей в грязных обносках. Весь следующий день ушел на любование маньчжурскими сопками, возделанными полями, пагодами, мчащимися параллельным курсом трехколесными грузовиками и гигантскими городами, состоящими из кирпичных развалюх с парой десятков зеркальных небоскребов в центре.
По приезде в Пекин выяснилось, что я настолько свыкся с жизнью прилипшего к окну железнодорожного овоща, что из поезда выходить совсем не хочу. Я говорил себе: «Нет, не стану вылезать из своего уютного вагона. Я к нему привык, здесь так уютно, так мило, а снаружи холодный враждебный мир, я туда не пойду». Но проводницы меня выпроводили.
Китай
В Пекине я сориентировался быстро. Только трудно было привыкать к тому, что приличное местное пиво стоит дешевле бутилированной воды. Однако через неделю, приглядевшись к повадкам местных жителей, я понял, что все тут ходят с маленькими пластиковыми баклажками и бесплатно набирают кипяченую воду из термосов в любом общепите. Сделав это открытие, я вышел из пивного запоя и пошел на вокзал выяснить, почем билеты на местные поезда. В пересчете на наши деньги за тысячу километров просили долларов пять. Я купил баклажку для воды и уехал кататься по Поднебесной.
Ни Великая Китайская стена, ни Запретный город в Пекине, ни терракотовая армия Сианя, ни большой Будда Ли Шаня, ни пещеры Могао не произвели на меня такого впечатления, как поездки на местных поездах. Купе я игнорировал, плацкарты со стальными полками, похожими на нары, – тоже и перемещался исключительно в сидячих вагонах, которые больше всего походят на вагоны наших электричек. После появления в них белого человека неизменно разыгрывается некое интерактивное шоу; поучаствовать в нем особенно рекомендую гражданам, страдающим от дефицита внимания окружающих.
Сценарий всегда один и тот же, независимо от того, в какую провинцию вас занесло. Входите, оглядываетесь: вокруг крестьяне, рабочие, студенты. Пиджаки и платья чуть ли не из 60-х, кепки, платки, авоськи. Половина пассажиров – в зеленых кедах. Под скамейками мешки, на полках корзины, все пространство плотно утрамбовано телами и грузами. Даже если все уже сидят друг у друга на головах, вам тут же находят место и вежливо предлагают сесть. После этого весь вагон встает и выстраивается вокруг вас, как дети вокруг новогодней елки, все благоговейно смотрят на пришельца и скромно улыбаются. В глазах восторг и обожание, как если бы вы были известным киноактером или певцом.
Это очень важный момент: если в сложившейся ситуации ничего не предпринимать, население вагона может не расходиться минут тридцать, поэтому дальше ваш выход. Вы достаете заранее заготовленную бумагу, написанную с ваших слов англоговорящим китайцем, например служащим гостиницы. Так как иероглифы вы читать не умеете, то просто протягиваете элегантным жестом свое говорящее письмо собравшимся. Из числа зрителей тут же выделяется чтец, который громко и выразительно декламирует историю вашего путешествия, разбавленную заверениями в любви к китайскому народу. Все слушают, затаив дыхание, временами раздаются одобрительные возгласы. Далее следуют вопросы. О чем вас спрашивают, понять невозможно, но это не имеет значения, потому что тут важен сам процесс. Вы берете ручку, чистый лист бумаги и начинаете рисовать виденные достопримечательности. Лист начинает ходить по рукам, вызывая одобрительный ропот. Вообще, опыт показывает, что изготовление рисунков и комиксов – самый действенный способ общения с пассажирами китайских поездов.
Следующий обязательный пункт программы – песня. Узнав, что вы русский, попутчики непременно попросят вас спеть с ними «Катюшу» и «Подмосковные вечера». Слова (китайский перевод) знают наизусть все сто процентов населения КНР, поют красиво, с душой. Что бы у вас ни было с голосом, как бы вы ни смущались, отказываться бесполезно – не тот случай. Худо-бедно надо спеть хотя бы один куплет, и овации вам обеспечены.
Прощание с вагоном всегда трогательно. Провожают, как будто навсегда уезжаешь из родной деревни в город, дают в дорожку гостинцев, машут руками вслед.
На западе страны поезда часто ходят полупустые, на востоке же они чаще всего набиты до отказа, люди сидят на всяком свободном клочке пространства. Туалеты функционируют не всегда, порой в них набивается человек по пять пассажиров, которым не удалось пристроиться в тамбуре. Они смиренно стоят там плечом к плечу и смущенно улыбаются. Вообще, нравы в вагонах царят самые простые: все без умолку трещат, ругаются, пьют чай и лузгают семечки. Мусор кидают прямо на пол, и горы шелухи, огрызков, бутылок и пакетов растут с устрашающей быстротой. Вагоновожатому в форменной фуражке приходится раз в час проходить между сиденьями со здоровенной шваброй, толкая перед собой похожие на сугробы огромные кучи помойки, которые в течение следующего часа вырастают выше прежних.
Жизнь в вагонах бурлит: пассажиры то принимаются хором подхватывать раздающиеся из динамиков патриотические песни, то затевают оживленную игру в карты, то переходят к питанию. Вагоновожатый разносит чай, и тогда все оживляются, разворачивают свои кулечки, и со всего вагона к вам направляются дарители: кто с вяленой куриной лапкой, кто со странной консистенции сыром, кто еще с какой гадостью. Все это надо с улыбками принимать и складировать, чтобы скормить соседям. Они в свою очередь не останутся в долгу и минимум час будут развлекать вас пантомимами, из которых станет ясно, что кто-то из них сидел в тюрьме, у кого-то недавно родился сын, а кто-то едет в деревню на похороны дедушки. По-английски если кто и разговаривает, то это студенты, которые в первую очередь обязательно похвалят нашу армию, ракеты с ядерными боеголовками, а потом уже пойдут воспевать природные богатства России: и такая-то она большая, и столько-то в ней свободных территорий.