Земля и воля

СТОЛИЦА ЗАРЫТЫХ ДЕНЕГ

— Я каждый год клады находил, — буднично заявляет Василий Зайцев, сотрудник отдела нумизматики Государственного исторического музея, специалист по средневековой русской монете и практикующий археолог. — В этом пока ничего, но моя старая экспедиция, которая ездит по древнерусским городам, в Ярославле нашла клад серебряных монет. Правда, плохой сохранности, надо к реставратору нести.

В понимании Зайцева, клады — это вовсе не кованые сундуки с золотом, не библиотека Ивана Грозного и даже не бриллианты дворянских старух. Для знающего человека — это найденный в земле набор монет, по которому удобнее всего изучать денежное обращение и экономику того или иного периода русской истории. Если внимательно взглянуть на эту самую историю, выяснится, что Москва — столица страны зарытых в землю денег.

По данным археологов, с начала XIX века в Москве и области обнаружено около 470 кладов — цифра приличная, но это лишь видимая часть айсберга. Большая часть московских кладов состоит из мелкой серебряной монеты, чешуи. В кладах XVIII—XX веков попадаются и медные монеты, и бумажные деньги. Находили, правда, и золотые слитки, и скрипку Страдивари. А в 1996 году в Гостином Дворе откопали столько монет, что разбирают и изучают до сих пор, уже десять лет. Но чаще всего — это просто копеечный стабфонд, чужой НЗ.

Если изъясняться научными терминами, процесс кладообразования активно шел в России вплоть до середины XVIII века, когда в Европе уже процветало банковское дело. «Деревянные города и села часто горели, поэтому сбережения хранили в земле, — объясняет Зайцев. — В Москве кладов очень много. У каждого дома был свой клад, и не один: в одной кубышке мужик на хозяйство копил, в другой — заначку прятал от жены. Вот если здесь, к примеру, поискать, — Василий неожиданно кивает на газон позади памятника Карлу Марксу, возле которого мы стоим. — Наверняка что-нибудь найдется».

МОНОПОЛИЯ НА КЛАДЫ

В столице монополия на клады принадлежит Центру археологических исследований, который возглавляет Александр Векслер, главный археолог Москвы. ЦАИ входит в Комитет по культурному наследию и осуществляет архнадзор на всех крупных строительных площадках города. Сколько строек сейчас в столице и особенно в историческом центре, где толщина культурного слоя достигает 9 метров, всем понятно. Ведет раскопки в Москве и Институт археологии РАН. Больше никому копать нельзя — запрещено законом.

Александр Векслер, один из авторов книги «Российская история в московских кладах», принимает меня в особняке Москомнаследия на Люсиновской улице, но о кладах рассказывать не спешит, «чтобы не разжигать интерес любителей, которые захотят поохотиться с металлоискателями на исторических памятниках». Куда больше Векслера занимает, что в этом году отмечает 20-летие его подшефный центр, ну и собственный полувековой юбилей творческой деятельности. «Как у Эдиты Пьехи», — мечтательно говорит главный археолог Москвы.

— Мы не ищем клады специально. — Разъясняет Векслер. — Мы занимается спасательными археологическими работами, теперь наши наблюдатели присутствуют на каждой крупной стройке в городе. Благодаря этому сделана масса удивительных открытий: в Теплых торговых рядах на Ильинке, Курсовом переулке на Остоженке, на Долгоруковской улице, Хохловской и Сухаревской площадях, в Царицыно. Буквально на днях в Теплых рядах была найдена торговая пломба XV века, которую я покажу на ближайшей встрече Юрию Михайловичу.

РАБОЧИЙ СОБЛАЗН

Защищать котлованы от нелегальных раскопок, усиливая охрану строительных площадок снаружи, — мера полезная, но не слишком эффективная. Законный доступ к площадкам имеет огромное количество людей: на почерневший от времени сосуд в отвале земли может наткнуться кто угодно. Чаще всего так именно и происходит. Если просмотреть реестр кладов, найденных в Москве за последние сто лет, типичная история находки звучит так: «При ремонте подземных коммуникаций на улице Н-ская экскаваторщик Н.Н.Соловьев наткнулся на…»

Сегодня строители не торопятся сдавать свои находки государству. Василий Зайцев, проработавший несколько лет в службе Векслера, знает немало полудетективных историй о том, как археологам приходилось силой вырывать глиняные кубышки из рук бульдозеристов или вести слежку за гастарбайтерами, пытавшимися сбыть древние монеты на Измайловском вернисаже. Тот же клад в Гостином Дворе археологи выносили с площадки на строительных носилках, замаскировав его всякой ветошью, — боялись ввести простых рабочих в соблазн.

— Сейчас государство ставит случайного находчика в такие условия, когда он вынужден прятать клад и никому ничего не сообщать, — говорит Игорь Ширяков, заведующий отделом нумизматики ГИМ. Сотрудники его отдела проводят экспертизы монетных кладов, однако за последние 10 лет работы у них заметно поубавилось. Притом что самих находок — в этом сходятся все специалисты — сейчас больше, чем в 70-е и 80-е годы. Лучше стала поисковая техника, да и строят гораздо больше. Но люди, находящие клады, боятся идти в госорганы. Музеи они тоже обходят стороной.

БЕДНЫЕ ЛЮБИТЕЛИ

Альтернативу заградительным отрядам Векслера составляют частные кладоискатели. У них есть собственный сайт rusklad.ru, ежеквартальный журнал «Родная старина», ежегодные слеты и клуб «Раритет», члены которого по пятницам встречаются в пабе «Ирландский дом» на Старом Арбате. Встречи клуба выглядят так: в подвальном помещении жутковатого ресторана за массивными деревянными столами собирается пара десятков солидных мужчин лет 30—40 — обсуждают выезды «на коп», демонстрируют свои коллекции и свежие находки, обмениваются литературой и просто ведут дружеские беседы. Пива не пьют — заняты делом. Председатель клуба Николай Соловьев, которого все называют Михалычем, начал ходить с прибором — еще самодельным — больше 20 лет назад и суммировал свой опыт в книге «Записки кладоискателя», которую готовит сейчас к переизданию.

С журналистами члены «Раритета» беседуют неохотно — их замучили расспросами о найденных сокровищах и в момент разбогатевших искателях. «Вы обычно пишете, что один день, проведенный с прибором, кормит кладоискателя весь год, — с издевкой говорит плечистый мужчина с прицепленным к уху блютусом. — А я тебе скажу, что искатели делятся на две категории: просто увлеченные, которым это дело нравится, и дураки, которые пытаются на этом обогатиться. Если подвести баланс обычного дня искателя в поле, посчитав расходы на бензин, еду, оборудование, — останешься в убытке».

Человека с блютусом зовут Дмитрий Нужненко. Он ходит с прибором с 1996 года. Начинал, как и многие кладоискатели, с военной археологии — перезахоранивал солдат Великой Отечественной, потом зарылся глубже — увлекся археологией и палеонтологией и даже поступил на исторический факультет. Сейчас является владельцем магазина «Искатели», торгующего металлоискателями и сопутствующими товарами, и учредителем журналов «Родная старина» и «ПалеоМир».

«У нас в клубе нет черных археологов, бомбил с приборами, которые грабят исторические памятники, — продолжает Нужненко. — Здесь собираются люди состоявшиеся, для которых поиск — не способ заработка, а дорогостоящее хобби, коллекционирование, азарт».

По Москве искатели не ходят. Во-первых, запрещено законом. Во-вторых, в городе с металлоискателем делать нечего — слишком много валяется под ногами металлического мусора. Искатели ходят по полям Подмосковья, забытым селам и деревням, раскиданным вокруг древних городов России. Ищут распаханные клады — выцепленные плугом из земли кубышки, которые были раздавлены колесами и гусеницами, а высыпавшиеся из них монеты — растасканы по полю. Средней силы металлоискатель прозванивает почву на глубину в 30 сантиметров, плуг взрывает ее на 40. То есть искатели забирают себе только то, что лемех переворачивает каждый год — остатки в верхнем слое, так называемый подъемный материал. «Как историк я рад, что приборы не берут глубже, — замечает Дмитрий Нужненко. — Археологам остается с чем работать».

Поэтому обычный улов кладоискателя-любителя не впечатляет: чаще всего попадаются пуговицы, монеты, гильзы, обломки нательных крестов, обереги, створки энколпионов (крестов-мощевиков), кольца, упряжные пряжки и тому подобный хлам веков, который представляет интерес только для коллекционеров. Не поеденный минеральными удобрениями серебряный рубль — большая удача, но чаще бывает, что все поле обойдешь — а прибор не издаст ни звука. Бывают, конечно, исключения.

Дмитрий Нужненко нашел клад в 400 монет Смутного времени под Коломной в развале археологических раскопок — ученые проглядели кубышку, металлоискатель ее обнаружил. Монеты оказались, как говорят кладоискатели, сильно трачены временем, так что и этот клад никакой ценности не представлял.

— Я за десять лет поиска продал всего 5 или 6 находок, — говорит Нужненко. — Но не вижу ничего зазорного в том, что некоторые находки продаются. Вот сейчас найдены десятки тысяч серебряных монет времен Ивана Грозного — их взвесили, изучили состав вдоль и поперек, перерисовали. Какой им смысл лежать в музее? Пусть лучше будут в частных коллекциях. Главное, чтобы найденная вещь вовремя была введена в научный оборот — показана эксперту из ГИМа или Института археологии. Хотя все археологи недолюбливают поисковиков, многие не гнушаются консультировать любителей, потому что понимают: это единственный способ сохранить находки для науки».

СЕРЫЙ ЗАКОН

Игорь Ширяков вспоминает, как два года назад один черный археолог принес часть клада арабских дирхемов X века (около 3 000 монет были найдены где-то в Брянской области) и предложил его купить. «Мы бы и рады, но не можем купить клад, который не был найден в законном порядке. Иначе становимся соучастниками. Чаще всего, как только мы заговариваем о покупке клада, министерство культуры отклоняет запрос».

Сотрудникам русских музеев приходится пользоваться серыми схемами, чтобы покупать клады у населения: либо привлекать спонсоров, готовых передать приобретение в дар (к примеру, недавно Сбербанк купил у частного кладоискателя за 10 000 долларов для ГИМа самую первую русскую монету), либо проводить клады по бумагам как наборы ценных монет, чтобы не раскрывать их происхождения.

Отпугивают законы и самих кладоискателей. По статье 233 Гражданского кодекса РФ, человек, занимающийся розыском клада на какой-либо территории, должен заручиться письменным разрешением на поиски от ее владельца. Затем находка должна быть оценена и, если она будет отнесена к памятникам истории и культуры, — передана государству. В этом случае находчик и собственник земли имеют право разделить между собой 50 процентов денежной компенсации. Однако в законе не оговорено, какая служба должна производить оценку найденных кладов и регулировать отношения между сторонами — находчиком, землевладельцем и государством. «Проблема в том, что нет компетентных органов. В милицию, как это было принято в советские времена, сейчас обращаются только идиоты. Понятно, что, сунувшись туда, можно и клада не увидеть», — сетует Игорь Ширяков.

Все бы решил хорошо прописанный закон, наподобие английского билля о кладах, который позволяет отрегулировать отношения всех сторон, — хором говорят кладоискатели, мечтающие легализовать свое хобби. Английский билль прост и логичен: искать клады может любой человек — для этого необходимо лишь получить лицензию. Свою находку кладоискатель обязан предъявить аккредитованному при Королевском дворе эксперту, список которых занимает две трети специальной брошюры. Эксперт аттестует и регистрирует находку — если она представляет интерес для государства, то она выкупается. Если нет — выставляется на свободную продажу. Торговля незарегистрированной находкой грозит уголовной ответственностью.

— Конечно, англичане более законопослушны, чем русские, — заключает Ширяков. — Но я уверен, что за несколько лет такая практика вошла бы у нас в норму и принесла свои плоды. Я слушал доклад создателя этого билля на конференции в Мадриде, где он приводил статистику: теперь за год в Великобритании регистрируется порядка десяти тысяч находок. Представляете, какое число могло быть у нас?

А пока в России, по словам поисковиков, ходить с металлоискателем теоретически нельзя нигде. Даже общественный пляж в Подмосковье может оказаться каким-нибудь древним селищем, сохранившем под песком остатки культурного слоя, а значит — историческим памятником, где раскопки запрещены законом. Статья 243 УК РФ — «Уничтожение или повреждение памятников истории и культуры». Карается штрафом или лишением свободы на срок до 5 лет.

ПРИРОДА КЛАДА

Тем не менее азарт не остановить, поэтому с наступлением весны искатели отправляются в поля. И уже сейчас, несмотря на неработающее законодательство, любители приносят науке пользу. «Скажем, первые серебряные монеты Дмитрия Донского еще шесть лет назад были в большой цене, потому что были известны в количестве нескольких штук,— приводит пример Дмитрий Нужненко. — Сейчас благодаря искателям их найдено уже много. Нумизматика обогатилась несказанно. Или вот еще другой случай — негативный. Я недавно нашел в двух километрах от Коломны шикарную феодальную усадьбу. Привел туда ученых. Когда археологи начали копать, выяснилось, что усадьба датируется девятым веком. А первые упоминания о Коломне появляются только в двенадцатом. Это же какая сдвижка по времени получается! Но археологи сделали охранный раскоп два на два метра, потом закопали его… и все — у них деньги кончились. Так это поле до сих пор стоит нетронутое. Археологи отметили место научным названием, занесли координаты в реестр и теперь любой желающий может взять прибор, поехать на это место, копать и бог знает что там найти. То есть я, искатель, отдал свою находку государству, чтобы она не пропала для науки. А государству эта находка оказалась не нужна, и оно отдало ее приборникам обратно».

Пока государство, официальная наука и археологи-любители не могут найти общего языка и вынуждены игнорировать друг друга, древние сокровища утекают в неизвестность: уходят на черный рынок и в частные коллекции, обогащая в основном лишь перекупщиков. «Как бы ни пытались заработать на находке случайные люди, у них ничего не получится, — говорит Василий Зайцев. — Их все равно обманут, купив редкость за бесценок. Я уверен, что такова сама природа клада. Он не может принести счастья».

ЧТО НАШЛИ В МОСКВЕ ЗА ПОСЛЕДНИЕ 100 ЛЕТ
(GOOGLE MAPS)

Просмотреть увеличенную карту