Восточные сладости

Я думала увидеть настоящий Восток: компактный город, дымящий шаурмой, с зазывалами и узенькими улочками. Но уже с высоты самолетного полета стало ясно: Стамбул не таков — поразвесился на ста берегах меж трех морей. Просто так, нахрапом его не взять — слишком огромный; две части света как-никак. Купленная в аэропорту карта, когда я расстелила ее в отеле, оказалась размером с двуспальную кровать.

ВТОРОЙ РИМ

Начать я решила с Европы. Оказалось, что дамы тут — в хиджабах, мужчины — в джеллабах. Неоновое «La illaha ill’ Allah» — от неба до неба. При этом — витрины в бриллиантах, автосалоны, яхт-клубы. И стриптиз, конечно. Граждане в костюмах с полосками из последних коллекций, дамы на вызывающих шпильках. Ходить на шпильках по шестиметровому культурному слою непросто, но они как-то держатся, привыкли. Я все выспрашивала: «Простите, а вот сейчас мы в какой части света находимся? Это, вообще, что за район?» Турки закатывали глаза, хлопали меня по плечу и изрекали гордо: «Это Второй Рим, детка, тут все смешалось». Я, конечно, сплоховала. Сюда надо было ехать не бесцельно шляться, а изучать историю. Разновременные пласты в Стамбуле подпирают друг друга и доказывают теорию о том, что выживает сильнейший. Ведь тут как: кто победил — того и камень сверху лежит.

Мне вот один юноша назначил встречу возле ипподрома. Я бегала-бегала, уже даже неприлично опаздывала — нигде никаких следов ипподрома. Пришлось мучить прохожих: «Скажите, пожалуйста, где тут ипподром?» «Да вот же он» — и так величественно поводят рукой.

А ипподрома никакого, оказалось, нету. Просто название осталось. Аллах знает, когда поверх него свой дворец построил Сулейман Великолепный. Но потом дворец тоже кто-то разрушил: от былого великолепия остался один угол. Теперь в этом углу висят двухсотлетние ковры с подыстлевшей бахромой.

Император Константин как истинный герой наследил на шесть с лишним километров — городская стена христианских агитаторов поросла, конечно, мхом, но терпеливо выдерживает толпы гуляющих. Они ковыряют носками ботинок вековые камни и даже увозят немножко на память. И на здоровье. В Стамбуле древности никто не охраняет: кругом сплошная древность, на все охраны не напасешься. У полицейских еще и другие дела есть.

РАЗМЕР, ИМЕВШИЙ ЗНАЧЕНИЕ

Положа руку на сердце, римского в этом городе, конечно же, очень мало. Османский стиль и Рим, и Византию победил. Потому что османские султаны были кровожадны, бескомпромиссны и немилосердны. К тому же хорошо размножались.

Когда все ходили смотреть на коллекции фарфора, шелка и прочих радостей, уворованных султанами в процессе завоеваний, я пошла смотреть на то, что осталось от самих султанов. Во дворцах, которые теперь музеи, наряду с крадеными султанскими драгоценностями, которым несть числа, выставлены султанские одежки. В музейных витринах висят шаровары, джеллабы и сюртучки.

Я хохотала в голос: у султанов, товарищи, задница была такого размера, который сейчас даже в магазине «Три толстяка» не предлагают. А ростом султаны были, судя по этим самым одежкам, с композитора Александру Николаевну Пахмутову. Имели при этом размер ноги 35-36 и младенчески пухлые ручки. Я экскурсоводу говорю: да как же вам не стыдно все это показывать, надо же прятать, чтобы никто не смеялся. А экскурсовод, такой тоже небольшой, прямо скажем, мужчина, перед исторической правдой не стушевался и рассказал мне поучительную историю: «Однажды один индийский друг Турции прислал текущему султану трон из перламутра. Инкрустированный, между прочим, изумрудами. Султан в трон седалищем не вместился и вернул его дарителю. Даритель испугался войны. Расстроился, конечно, но расширил трон вдвое, плюнув на экономию». Экскурсовод после этого отвел меня в отдельный зал, который и был занят пресловутым троном. Больше похожим, правда, на кресло для влюбленных из попкорнового кинотеатра.

В общем, вывод такой: если ты кровожаден, то быть толстозадым не проблема: все подстроятся. Я теперь даже думаю бросить худеть и начать отрабатывать в себе воинственные навыки. Впрочем, впоследствии выяснилось, что тучные и коварные султаны толстели от собственной трусости. В определенный исторический период выходило так, что каждый предыдущий султан погибал от рук последующего. И вот, чтобы прожить подольше, султаны строили себе великолепные сараи (дворцы), больше похожие на комфортабельные укрепления. А построив, никуда оттуда не выходили. Даже по особо важным делам. Кому надо, те и сами к султанам наведывались. При каждом сарае бесперебойно работала кухня: обильная еда к султанскому столу поставлялась в промышленных масштабах. Да и вообще, во дворцах все наслаждения были так хорошо, так подробно продуманы, что толстей себе на здоровье и радуйся. Прирастай жиром и гаремом — стыдиться некого.

Я во дворце, конечно, все пропустила и сразу отправилась в беседку для встреч с гаремом. Беседка просторная: ничего лишнего, ковры кругом, плитка расписная на стенах, а вдоль стен — подушки. Что уж они там внутри делали, как управлялись, я не знаю. Экскурсовод не объяснил, только густо покраснел и сообщил одну поучительную подробность. Вид из интимной беседки на море, оказывается, многофункционален: во-первых, море хорошо видно с обрыва, во-вторых, враг в гору не полезет, а в-третьих, вниз в кожаных мешках султаны скидывали провинившихся по мелочи жен. Такое вот скоротечное мусульманское счастье.

Теперь султанов нету, дворцы пустуют. Вид у них скучноватый и неухоженный. Например, в летнем сарае Ийлдыз электрический свет включают только для туристических делегаций числом больше 10 любопытных. Но это ерунда, и так все видно. В султанских же садах, как и раньше, лениво и томно. Бросив экскурсию, я валялась на мраморной скамейке, щурясь на солнце. Над головой пели незнакомые птицы, под боком английские девушки обсуждали свои первые турецкие ночи, где-то в прекрасном далеке две пышные роскошные блондинки из дружественной Украины льнули к чужим культурным ценностям.

БЛИЖЕ К НАРОДУ

На пятый день я бросила искать центр города, сообразив, что на самом деле он где-то посреди моря. Какого именно — Мраморного, Черного или Средиземного, — я так и не поняла. Дополнительные сложности — Босфор и Золотой Рог.

Гладь водоемов бороздят паромы всех мастей. На пристанях, конечно, пишут названия маршрутов. Но пристани облеплены страждущими, как соты — пчелами. Понять, что к чему, невозможно. Туристы решают задачу просто: плывут в любом направлении, благо времени не занимать.

Направления, как правило, начинаются от пристани с тягучим названием Эминёню. За неполный доллар дадут медную кругляшку — это билет. Кругляшку следует всунуть в выемку, проделанную неким энтузиастом в слабом подобии турникета. Турникет дает сзади пинка — и вы на пароме. Но я же не очень понимала, куда мне надо, поэтому, завидев первый попавшийся паром, истово замахала руками, выкрикивая:  «Юскюдар, Юскюдар!» (Это, как я прочла в путеводителе, самый живописный уголок азиатского Стамбула.) Паромщик отчаянно закивал, остановил паром, выкинул ржавую лестницу. Я взобралась — мы отплыли.

На этом Ноевом ковчеге билетов не предлагали. Попутчики походили на контрабандистов. Угрюмо перемигивались, выходили на воздух покурить что-то запрещенное. Темнело. Хмурый гражданин в усах собирал с контрабандистов деньги — кто сколько даст. У меня денег не просил — подмигнул. Посудина скакала по волнам, подрезая большегрузные баржи и белеющие, как мечта дантиста, океанские лайнеры. Через час высадили. Оказалось, не Юскюдар никакой, а вовсе даже Кадыкёй, но какая разница. На карте местность высадки обозначена не была. Я не отчаялась, а предалась самому безошибочному виду туризма — гастрономическому.

TURKISH DELICIOUS

Мне в Москве еще товарищи говорили: «Шаурму попробуй и люля-кебаб обязательно». Я человек ответственный, решила товарищей не разочаровывать. Отправилась в тур по забегаловкам, они в Стамбуле называются «buffe» — буфет. Но слова «шаурма» в этих буфетах никто не знает. Я тыкала в мясо на вертеле, жестами показывала: надо порезать. Потом показывала: и в лаваш завернуть. Они подло хихикали. С горя села пить пиво. Вообще-то, я в турецкое пиво не верила. А зря. Турецкое пиво жжется в горле и пенится в стакане. Оно достигает не желудка, а самой подкорки — и тут наступает прозрение. То, про что мы в Москве говорим «шаурма», в Стамбуле зовется дёнер. Мелко порезанное сухое мясо укладывают на тарелку, обрамляя капустой, морковкой и еще чем-то смутно соленым. Заворачивать в лаваш, добавлять кетчуп и майонез отказываются категорически. Наесться этим невозможно. В конце концов я попросила еще и люля-кебаб. Ну, не попросила — пальцем в чужую тарелку показала. Поскольку попросить невозможно. Это у нас — люля-кебаб. А у них — кюфта. Такие котлетки: одно сплошное мясо и никакого риса.

За обед потребовали на наши деньги что-то около 10 долларов. Я так обрадовалась, что заказала еще немного пива. Когда оно исчерпалось, неудержимо потянуло на подвиги, то есть в баню. Иными словами — в хаммам.

Хаммамы для туристов живут отдельной жизнью: там дорого, чисто, красиво и совершенно безопасно. Неинтересно только. Зато баня, которая была рядом с буфетом, как выяснилось, самая старая в Стамбуле. С XIII века там, кажется, ни разу не убирали. По-английски не говорит никто. Большая голая пузатая женщина улыбается мне и хохочет: она никогда не видела иностранок неглиже. Радуется: у нас, удивительное дело, все одинаковое. Трет меня мочалкой, поет цыганскую песню. Жестами объясняет: сейчас будем изгонять беса. Чтобы вывести беса на чистую воду, оказывается, надо вести-вести по левой ноге рукой до пятки, там сжать и сказать: «Бисм’иллам’иш’алла!» — и бес выйдет. Лично я ушедшего беса не видела, а она очень смеялась. «Gipsy?» — спрашиваю. Обрадованно кивает. «Хаммам находится в центре самого опасного русско-цыганского района Фатих», — потом доверительно сообщит путеводитель.

ЗОВ ОТЕЧЕСТВА

Цыгане из подворотен смотрят недоверчиво. Цыгане, принявшие ислам, угрожают ружьями. Сквозь воинствующих цыган-мусульман добредаешь до соотечественников. Тут, конечно, все — Наташи. Банкомат разговаривает по-русски. Вывески расхваливают шубы и дубленки. В цоколе торговых точек громоздятся синие, стянутые скотчем тюки с адресами: вся география необъятной родины. Одна русская женщина живет в Стамбуле десять лет. За кофе рассказала мне, что обеспечивает товаром всю далекую Кушку.

ДРУЖБА НАРОДОВ

Все самое важное всегда в конце. В кафе на азиатской стороне кудрявый волоокий юноша подслушал наш разговор про то, как мы все время теряемся. Юноша обернулся и на чистом русском сознался: он сын местного прокурора, десять лет учился в Лумумбе и теперь скучает по московскому снегу. От ностальгии и вообще по доброте волоокий  юноша взял нас всех в охапку и вызвался быть экскурсоводом. Оказывается, все пять дней мы ходили неправильно. Надо было с раки (ну самогонка такая). Раки мешают с водой один к одному. Можно было бы и в более щадящей пропорции, но кто же знал. Опьяненным девам прокурорский сын гадает на стамбульском кофе — конечно же, как на духу. Усаживает в авто — пьяный город смазывает краски. Везет в Фенербахче — Сад фонарей — и показывает свой город. У его ног булькает темная вода. Теперь уже неважно, какое это море. Ночью все моря черные. В море тонут и на волне всплывают звезды. Под фонарем справа, в бухте, курят кальян и играют в шеш-беш. Правила сложные, но нам объяснили, и теперь, кажется, все понятно. Я кидаю кости — четыре раза подряд 6x6. Собственно, шеш-беш. Такое, говорят, с первого раза бывает редко. Они говорят, что я «золотая ручка». Надо бы вернуться и выиграть у этого города его душу.

Мария Фридрих