Утром деньги

Четыре года тому назад, летом 2009-го, в Москве рушили внутренний Лас-Вегас — ломали казино и игорные павильоны. Я смотрела, как разбирали двухэтажный огненный цветок возле кинотеатра «Россия», который завлекал посетителей в стилобат, в казино «Шангри-Ла». Белым днем было заметно, что амариллис уже довольно пожилой и честно отработал факелом надежды много лет, — но ночью, конечно, сверканье и праздник. На Тверской сломали лютик; на окраинах сняли иллюминацию со всех «вулканов удачи», из магазинов вытащили игорные автоматы — пошла честная и чистая жизнь. Но — как без азарта? И потихоньку стали открываться спортбары, а в лобби торговых центров организовываться будочки ППС, что значит — пункты приема ставок. Спортивный тотализатор — древнее, элегантное занятие, со значительно меньшей, чем в казино, долей греха и праздника, к тому же разрешенное. В Москве несколько солидных букмекерских компаний, в центре имеются прероскошные ставочные салоны с красавицами за стойкой; но будочки милее всего. Все они сетевые, принадлежащие вот тем самым солидным компаниям — потому что с клиентом-спорщиком играет ведь не приемщик ставок, а далекий знаток и аналитик, который оценивает шансы той или иной игры и выставляет коэффициенты. А беттер (игрок) где-нибудь в Тропарево подходит к будке и покупает экспресс. Спорт — мужское убежище, букмекерство — мужской мир; разбираться во всех этих коэффициентах не женское дело. И поскольку наш городской тип сегодня — букмекер, жучок нового времени, я представляла себе свежую реинкарнацию скользкого и хваткого ипподромовского завсегдатая. Ну так вот: ставки в будке принимают женщины. 

И они, хотя не ипподромовские жучки, тоже своего рода архаичный тип. Потому и не могу этот городской образ не зафиксировать. Приемщица ставок в окраинной будке — вылитая советская буфетчица. 

Юрий Олеша писал: «Я шел в забегаловку. «Сто пятьдесят грамм», — говорил я человеку по ту сторону стойки. Чаще всего это бывали женщины — толстые, некрасивые на мой вкус, но одобряемые большинством посетителей. Некоторые даже прилипали к стойке, флиртуя с продавщицей. «Да ну тебя! — вдруг прерывала она излияния. — Вот как плесну в рожу!» Буфетчица — это женщина, работающая судьей и нравственным столпом в маленьком, чисто мужском кружке, пробавляющемся относительно грешным делом. 

Приемщица ставок не так всесильна, как буфетчица, но будка ее тоже сосредоточие желаний и страстей. Дама-приемщица строга с новичками, но с завсегдатаями держит другой тон. Понять ее сложно. Иной раз ласкова с таким бомжом и нехороша в разговоре со столь солидным гражданином, что оторопь берет. Возле будки витает волшебное слово «чуйка», но твоя повседневная чуйка в этом месте ломается. Угадать, кто есть кто в этом мире, невозможно. Каждое утро, например, я с сочувствием смотрела на бедного человека в бесконечно заношенной толстовке, который всегда покупал маленький экспресс за двести рублей и, вздохнув, крестил экспресс, себя и будочку. И уходил. Потом выяснилось, что этот бедный человек — рекламщик не последнего ряда, богач и неврастеник. Безмерно азартен и суеверен. Ставки делает всегда в одной и той же одежке — той, в которой ему в первый раз повезло. Но пока я этого не знала, сцена моим глазам представала неописуемая: рань, стынь, мужик в рванине крестит будочку, и оттуда высовывается женское лицо — жесткое, утреннее, но смягченное улыбкой: «Ну, Бог с тобой, Антоша, все будет хорошо, с Богом, милок, с Богом». От, думаю, духовное место эти ППС.