Утренний обход

Самый мертвый час из имеющихся двадцати четырех – пять утра. В это время подавляющее большинство городских жителей вроде бы уже должно спать и вроде бы им еще не надо вставать. Самые луженые глотки, самые азартные преферансисты и ультрарадикальные любители романтических прогулок начинают чувствовать себя нашкодившими детьми, обнаружив, что на часах уже пять. В это время как-то неудобно разливать еще по одной, неловко стучаться в ларек за сигаретами, неловко просить у официанта принести еще один эскалоп. Услышав телефонный звонок в пять утра, не ждешь от него ничего хорошего – приличные люди в пять утра не звонят. Даже страдающие хронической бессонницей, как правило, затихают к пяти.

Просыпаться в это время тоже как-то дико. Вроде бы уже выспался, открываешь глаза, голова чистая, бодро встаешь, смотришь на часы и затем снова покорно засыпаешь, почти против своей воли, только потому, что так не принято.

В это время очень многое становится понятно про город. В полдень все большие города похожи друг на друга: людские толпы, автомобильные пробки, громкие звуки. В пять утра на поверхность вылезает то, что делает город отличным от всех остальных. В пять часов утра в прошлую среду редакция «БГ» вышла на улицу и рассредоточилась по Москве, чтобы узнать, чем живет город в свой самый мертвый час, кто те неспящие, которые населяют улицы, пока мы находимся в самой трепетной стадии ночного забытья.

5.00, Профсоюзная улица

В пять утра у Вадима Смирнова наступает время обеда. Обедает Вадим без отрыва от производства. Левой рукой держит руль, правой – сначала бутерброды, затем пряник «Московский», потом бутылку с холодным чаем. Вадим родом из Магадана, но последние лет двадцать живет в Москве, промышляет частным извозом.

– Найти пассажира в пять утра не проблема. Главное – места знать. Пять утра в понедельник и пять утра в четверг – это большая разница. По выходным в пять утра надо к клубам подтягиваться, где молодежь танцует, а в среду лучше, например, на Щелковское шоссе поехать. Там люди по рынкам разъезжаются. Таких маршрутов масса. Но я выдавать не буду.

5.02, Новый Арбат

У Светланы веснушки, роскошная грудь и два высших образования – математическое и инженерное. Света сидит за столиком в стриптиз-клубе «Мятный носорог» и потягивает из трубочки свежевыжатый яблочный сок. Света в «Носороге» работает с первого дня и пользуется всеми льготами ветерана – у шеста не танцевала больше года.

– Я такая большая, – застенчиво оправдывается Света. – Куда мне на шест? Меня и за столиком неплохо видно.

Девушки в «Мятном носороге» работают в две смены: первая – с шести вечера до трех утра, вторая – с девяти до шести. Свете больше нравится работать во вторую: «А то придешь в шесть и как дура сидишь в пустом зале». Четыре дня в неделю она просыпается к пяти вечера и идет на работу.

Бархатный мужской голос объявляет, что наступило время спецпредложения – «четыре приват-танца по цене одного». Света бредет в темную галерею для приват-танцев. Из колонок доносится композиция Depeche Mode «Little 15». Света стягивает с себя оранжевое платье в горошек и садится на колени к клиенту. До конца смены остается чуть меньше часа.

5.08, Лесная улица

На пустынной Лесной улице появляются люди. Это водители 4-го троллейбусного парка. Николай Ананьев уже 35 лет встает настолько рано, что ему даже неловко об этом сказать:

– Да еще и трех нет. Пока я из своего Новокосина доедуѕ

В парке ему нужно появиться не позже четверти шестого – утренняя подготовка троллейбуса занимает двадцать минут: надо проверить техническое состояние электрической машины, иногда – заменить графитовые вставки на концах троллейбусных усов. Один за другим троллейбусы приходят в движение, их все больше и больше выезжает из парка. Водитель Нина Перепелица смотрит вокруг и улыбается.

– Я просто люблю водить машину, а автобусы все-таки больше для мужчин. А еще утро люблю. Тихо так, спокойно.

Ее троллейбус едет собирать первых пассажиров. Она, в отличие от Николая Ананьева, говорит, что работу свою любит.

5.10, Арбат

– Я не баклан, я – вор, старый арбатский вор, – прихлебывая пиво «Охота. Крепкое», хвастается шестидесятичетырехлетний Анатолий Никитин.

– В сумме – четыре ходки. Делами занимался вроде серьезными, а сидел всегда по ерунде. Первый раз участкового с лестницы спустил, у него перелом, а мне – пять лет. Потом в ресторане по пьяни мусорка задрал. И вот все в таком духе.

Анатолия Никитина по прозвищу Маэстро порядочно трясет. В пять утра он не спит по вполне очевидным причинам.

– Да потому что с вечера не допил. Так бы сейчас спал довольный и пьяный, а вот хожу по Арбату, поправляюсь. Паршивая улица, но люблю ее, гниду. Нас, коренных, тут совсем мало осталось.

Мимо проходят тоскливые бомжи, которых трясет не меньше Никитина, еще одинокие туристы с чемоданами на колесиках – ждут заселения в гостиницу. С каждым Маэстро готов поделиться крепленым пивом. Бомжи прикладываются к бутылке с жадностью, туристы отшатываются.

– На киче мы, арбатские, всегда в авторитете были. Ни одного обиженного из наших, ни одного опущенного.

5.14, Голубинская улица

В ОВД «Ясенево» старший оперуполномоченный уголовного розыска Станислав Колоцей втолковывает парню с листом бумаги и разбитой физиономией:

– Не хочешь возбуждать дело о грабеже – пиши отказ: «Не оценил ситуацию, позвонил по ошибке». На нас ведь вызов висит, его так или иначе закрывать надо.

С улицы входит доктор скорой в синем комбинезоне. Его встречает помощник дежурного:

– Тут у нас псих, заберите, сейчас оформим.

Из «обезьянника» на досмотр вводят гостей из Средней Азии.

– Ты откуда, чурка, к нам приехал? Вещи на стол.

Чернявый мужичок начинает выкладывать на стол какую-то мелочь. На пол падает авторучка.

– Я сказал – на стол, а ты на пол кидаешь, или тебя научить, как вещи доставать?

Откуда-то из глубины помещения доносятся рыдания, судя по голосу, совсем еще молоденькой девушки.

5.17, Останкино

В редакции информационных программ ТВЦ офисное дневное освещение, пара десятков столов с компьютерами. Готовится шестичасовой выпуск новостей на Москву. Предыдущий выпуск в четыре утра шел на Сибирь и Дальний Восток, там акценты другие: например, дела московского правительства для сибиряков не актуальны.

Редакция работает в специальной компьютерной программе OpenMedia, которая позволяет рассчитать время, в течение которого произносится напечатанный текст. На экране огромные таблицы с зелеными и красными полосками.

– Про кита пойдет? Там картинка хорошая должна получиться, – говорит шеф-редактор Илья Андросов. Редактор зарубежных новостей Нарек Сейферьян делает новость про кита, которого закусали косатки, и спасти животное не удалось.

– Такая вот драма, даже трагедия, – комментирует Нарек.

В ньюс-рум входит ведущая новостей Светлана, блондинка с очень длинными ногами. С девяти вечера она в студийном макияже, и помада уже слегка сошла. В гримерной на диване спит крошечная гримерша, и Светлана не будит ее, а поправляет макияж сама, одновременно прочитывая распечатанные новости.

5.20, улица Юных Ленинцев

У Дворца бракосочетаний №3 стоят «жигули», где на разложенных сиденьях дремлют в обнимку двое. Открытия ждут, что ли?

Парень ворочается, осторожно, чтобы не разбудить девушку, вылезает из машины. Потягивается, достает сигарету.

– Вчера был день рождения у друга, – зачем-то приглушенно говорит Максим. – Приехал с намерением напиться и остаться ночевать. Но увидел там Нику. Мысли про пьянство как рукой сняло. Весь вечер наболтаться не могли, а когда она собралась домой, пошел провожать.

Они дошли до дома Ники, потом решили посмотреть на ночную Москву-реку. Потом пошли на Тверскую попить кофе. Потом пошли по Бульварному кольцу. Так и бродили всю ночь, пока не замерзли. Пошли греться в машину Максима.

– А куда было деваться? Я же выпил, садиться за руль не хотел – ста долларов для гаишников у меня с собой нет...

Так утра и дождались.

5.25, Южное Бутово

На 12-м этаже новостройки в Южном Бутове гражданин Молдавии Владимир Кожухаров раскладывает провода. Ему 37 лет, он приехал из Дубоссар. На предыдущих одиннадцати этажах работают строители из Средней Азии, с трудом говорящие по-русски, так что Владимир оказался единственным человеком в подъезде, с кем можно было побеседовать.

– Не сегодня завтра должны заливщики прийти, – вздыхает Владимир. – Это те, кто заливает раствором полы. После заливщиков – плиточники. А провода для разводки вовремя не подвезли, мы теперь опаздываем. Сбиваем график – попадаем на штраф. Вот начальство и предложило нам поработать в ночь. В девять вечера смена начинается – и до девяти утра. Самое неприятное, что провода привезли одного цвета. Вот и мучайся с ними. Хоть бы денег побольше заплатили за ночные работы, так ведь нет. На предыдущем объекте нас вообще кинули, пропали с нашими деньгами – и все. А нашу бригаду через день со стройки выгнали. Так что вот, сижу, провода кручу.

5.30, Бутырская улица

 Сияющая зазывными огнями вывеска зала игровых автоматов на пустой улице выглядит глуповато. Внутри кроме неубедительного охранника – один-единственный игрок, сидящий на высоком стуле перед автоматом, комично подогнув ноги. Одет так себе, глаза с неприятным блеском. Лет не то тридцать, не то сорок. На удивление чисто выбрит. Мужичок непрерывно закидывает в автомат жетоны, которые судорожно черпает из пластмассовой плошки. Вот в щели исчезает последний. Игрок на минуту замирает и неожиданно звонким голосом громко и почему-то радостно выкрикивает:

– Все, п...ц зарплате!

Еще некоторое время сидит с бессмысленной улыбкой, слезает со стула, идет к двери, пытается открыть ее в другую сторону. Наконец справляется и уходит.

5.32, Олимпийская деревня

За два метра до крыльца травматологического пункта на асфальте заметны темные пятна. На крыльце они более многочисленны. Это кровь. Дверь в травмопункт открыта. В коридоре за столом напротив входа тихо дремлет старик охранник в черном комбинезоне. Темно-красные пятна ведут к кабинету дежурного врача. Сегодня дежурит травматолог Александр Рудольфович Котс. Перед его дверью человек пять посетителей. Худой сутулый парень с забинтованной головой, развалившись на стуле, рассказывает девицам с расквашенными лицами о том, как его час назад у заправки ТНК на Мичуринском железной телескопической дубинкой отделал какой-то мент в штатском. В это время Александр Рудольфович звонит в диспетчерскую 03. Еще час назад его медсестра вызывала скорую для перевозки «сотряса» в 64-ю больницу: «Какие пробки в пять утра!» На столе у врача – груда карт. За ширмой – кушетка, на которой кто-то мирно посапывает. К травмопункту подкатывает «карета». Через минуту в кабинет врача вваливается пухлая фельдшерица в синем одеянии: «Ну и где ваш «сотряс»?» Из-за ширмы появляется заспанный лысый мужчина с красным лицом.

5.35, Столярный переулок

За толстой стальной дверью печатного цеха типографии «Алмаз-Пресс» грохот стоит – как на танковых учениях. Жара, густой запах краски, сквозь гул станков прорывается железнодорожное шипение пара и вой гудков. Из своего кабинета выходит мастер смены Николай Владимирович Обухов и через пятьдесят шагов ныряет в стеклопакетную тишину и кондиционированную прохладу белой будки печатников. Там Владимир Курланов и Игорь Иванов у пультов управления с лупами изучают вылезающую на конвейер девятую тетрадь «Афиши». Заступили в 7 вечера, всю ночь следят за балансом краски, точностью фальцовки и меткостью приводки.

– Все в порядке?

– Все в норме, вышли на тираж.

Николай Владимирович смотрит свежие оттиски и через вокзально-бронетанковый гул цеха идет в соседнюю будку посмотреть на восьмую тетрадку августовского «Интерьера и дизайна». До конца смены еще два часа.

5.45, Чапаевский переулок

Без пятнадцати шесть. Николай Иванов, молодой отец, 22 года, стоит у закрытых дверей молокораздаточного пункта.

– У сына зубы режутся. Пока убаюкал – полшестого, а мне все равно в шесть вставать, поэтому и пришел пораньше. А вообще, на кухню я люблю ходить, это как неотъемлемая часть воспитания ребенком родителей. В снег, ветер, дождь идут папаши за молочком. Будет, что потом вспомнить. На днях узнал, что можно договориться, чтобы питание на дом за сто рублей в месяц приносили. Подумалѕ и отказался. Многие со временем бросают сюда ходить, но я не такой. Не так много нам государство подарков делает, но за них все равно нужно платить. Вот, например, молочко – кто придумал его в шесть утра выдавать? А какой там творожокѕ Я его для себя специально беру, потом со сметаной и сгущенным молоком ем, а еще туда можно банан потереть.

5.48, Белорусский вокзал

Народу на вокзале не по-раннему много – электрички и поезда прибывают и прибывают. Стоит одинокий молодой человек с несвежей розой в руках, спешат к третьей платформе носильщики с тележками, таксисты крутят в руках ключи и скороговоркой повторяют: «Такси не надо? Такси, таксиѕ» В полшестого прибывает поезд Смоленск–Москва. Несмотря на то что день будний, житель Смоленска Гия Дудуния приехал в гости.

– В гости еще рано, буду просто по городу гулять. Я тут мало что знаю, хотя приезжаю раза три в месяц.

5.50, Петровский парк

Утро для 42-летнего сотрудника охранной фирмы Геннадия начинается с мокрого собачьего носа, которым лабрадор Лана ежедневно будит хозяина. Если от нее отмахнуться, то может и цапнуть. Или написает в прихожей на тапки.

На автобусной остановке Лану поджидает ее приятель – пудель Тимофей из соседнего дома, которого сопровождает пенсионер Георгий Борисович Марчук. Пока Тимофей с Ланой делают свои собачьи дела, мужчины здороваются и закуривают по первой сигарете.

– Грибы в этом году рано пошли, – говорит Георгий Борисович. – Сосед на прошлой неделе ездил под Тверь, за полчаса набрал полтора килограмма.

– Это потому, что лето холодное. Уже июль, а я в этом году ни разу не искупался.

– Говорят, и зима будет мерзлаяѕ

Прогулка длится ровно семь минут – именно за столько времени не спеша курится одна сигарета. Геннадий зовет к себе Лану, пристегивает к ошейнику поводок и тащит собаку домой. По дороге он заходит в круглосуточный киоск купить себе сигарет и морковно-клубничный сок для 14-летней дочки Даши.

– Вообще-то, мы собаку специально для Дарьи купили. Только вот заставить эту лентяйку встать в такую рань, чтобы вывести собаку на прогулку, практически невозможно.

5.52, Тверская

«Ланфрен-ланфра-лантатита.../Но слаще сна твои уста,/ И роза падает с куста/Тебе на грудь, голубка», – выводит фальцетом, дерзко залезая на самые верха, двадцатипятилетний худощавый чеченец Магомед. Голос мечется под сводами клуба «Бункер», приобретая несколько церковную окраску. Магомед прислонился к стойке караоке-бара, в руках микрофон, глаза прикрыты. К третьему куплету томительно ожидающие своей очереди посетители оживляются и потихоньку, вполголоса, начинают подтягивать. Даже бармен, через уши которого что только не проходило, одобрительно качает головой. Завсегдатаи караоке-бара, обращающиеся друг к другу по названиям коронных песен («Привет, Отговорила-роща-золотая» – «И тебе привет, Как-упоительны-в-России-вечера») обмениваются впечатлениями.

– А ведь хорошо, поет, душевно, – говорит Отговорила-роща.

– Да они только это и умеют, убивать и песни петь, – отвечает Как-упоительны-в-России-вечера.

В это время Магомед подходит к последнему куплету, на секунду умолкает и завершает песню тихо и скорбно: «Ланфрен-ланфра-лантатита.../Свети, прощальная звезда,/Любовь последняя чиста,/ Лети в мой сад, голубка». Зал аплодирует, кто-то Магомеда трясет и обнимает. Телевизор играет марш, и на экране высвечивается: «94 балла. Вы поете хорошо».

5.53, улица Зорге

Михаил Солдатов, водитель мусоровоза, и его помощник на весь двор матерят водителя «мерседеса». Он перегородил проезд к контейнеру и теперь, чтобы загрузить мусор, им приходится осторожно выкатывать доверху заполненный бак.

– Да мы к этому уже привыкли. Я всю жизнь за баранкой, а на мусоровозе и работа поспокойнее, и к дому поближе. Выезжаю на линию в четыре часа утра. Потом на полигон в Саларьево еду, там разгружаюсь – и обратно в гараж. К часу дня уже дома, и так через день. А сложности на любой работе бывают; то вот, как сейчас, к контейнеру не подъедешь, то навалят в него камней с досками, а у меня пресс: начнешь мусор сжимать – можно поломать щит. Ну и, понятное дело, каждое ремесло чем-то пахнет.

5.55, Тверской бульвар

Ксении и Ренате по девятнадцать. Они только что приехали из Петербурга и с вокзала – сразу завтракать в «Пушкин». Год назад Ксения в питерском клубе познакомилась с молодыми и очень смешными московскими банкирами, и теперь они ездят друг к другу в гости. А в этот раз, чтоб ей не скучно было, Ксения взяла с собой подругу Ренату.

– Она такая сексуальная и моим друзьям понравилась.

Ксения объясняет, что они никакие не любовницы банкиров, а просто друзья. На свободном стуле лежит огромная сумка Louis Vuitton. На столе – блинчики со сливочным кремом и лесными ягодами. Банкиры пообещали приехать еще полтора часа назад и все не едут, а денег, чтобы расплатиться, у них всего шестьдесят рублей. Рената ерзает, а Ксения рисует фломастером медведей. Рассказывает про то, что осенью пойдет на «Фабрику звезд-5», ей пообещали протекцию.

– Хотя кажется, будто я не горлом, а кишечником пою.

Звонит телефон. Ксения вздыхает с облегчением.

– А я уже собиралась телом торговать, чтоб расплатиться.

5.57, Воротниковский переулок

Древний голубой жигуль «шестерка». Бородатый блондин затаскивает в него голубой чемодан, магнитофон и большую цветастую подушку. Из подъезда выходит рыжая красавица – обеими руками она держится за огромный беременный живот.

– Зачем сама спустилась? Катя! Ты с ума сошла.

– Это ничего. У меня перерыв...

Охает, практически падает на машину и замирает в странной позе, как будто ее готовится шмонать ОМОН.

– Вот! Это была длинная схватка.

Следующие десять минут она пытается устроиться на заднем сиденье так, чтобы лежать животом на подушке, но ей неудобно. Муж уносит подушку и притаскивает огромное кресло-мешок, набитое мягкими шариками. Красное. Кое-как впихивает его на заднее сидение, Катя наконец устраивается.

– Вы в роддом? Можно, я с вами поеду?

– Давай! – они неожиданно соглашаются.

– Будешь с ней разговаривать. Нам далеко ехать – в Люберцы. Я лично говорить не могу. Хорошо, что пробок нет.

Катя требует поставить регги. У нее все так запланировано – рожать под регги. Регги расслабляет. Через каждые две минуты Катя зарывается лицом в свое красное кресло – идут схватки, и ей больно.

Мы едем по кольцу. Впереди высотка на Красных Воротах. Рассвет, красиво. «О! – говорит Катя. – Я вспомнила. Ты взял мою прозрачную косметичку, такую оранжевую?»

– Слушай, неужели ты не можешь два дня без косметички?..

– Там паспорт у меня. И эта – обменная карта. Без нее не возьмут рожать. Ты, главное, не волнуйся так.

Возвращаемся за косметичкой. Отъезжаем на двадцать метров. «Get up, stand up, fighting for your rightsѕ» – поет Боб Марли. У Кати прошла очередная схватка.

– Ну вот, ну вот. Я все забыла.

– Ну что?!

– Траву! У меня там в коробке немного есть! Даже, кажется, забитый один! Я же все спланировала – перед родами надо дунуть обязательно. Каннабис анестезирует.

Саша возвращаться отказывается, причем категорически, и они ругаются до самых Люберец. Там он подхватывает ее на руки и через два шага падает. Она хохочет. Выходят две сестры и врач – здоровенный лысый мужик.

– Ну как, потуги идут уже?

– Да! – Катя лежит на асфальте, и настроение у нее почему-то изумительное.