И это тоже Москва

«Хорошо, что я сижу дома. У меня онкология. Нужно же печь топить все время, иначе дом остывает», — Татьяна открывает заслонку и подкидывает в огонь деревянный брусок. Меня обдает жаром и древесным ароматом. Татьяна прерывает мои деревенские грезы: «Здесь же, на печке, мы еду готовим и воду греем из колодца, чтобы помыться. Дочь моя моется на работе, старший внук в колледже, а мы с младшим притаскиваем ванну и таз и моемся в кухне».

Водопровода в доме Татьяны нет, газа тоже, отопление печное, туалет в пристройке к сараю. Там же хранятся купленные на зиму дрова.

Татьяна живет в Южном Бутово, на Староникольской улице. До 1984 года эта улица была деревней Староникольское, потом ее присоединили к городу и переименовали. Этим, кажется, преображение деревни в город закончилось: из 97 домов коммунальных удобств нет ни в одном. Зато счета за тепло приходят жителям по столичному тарифу в 4,5 рубля за кВт/ч.

Татьяна показывает мне в окно кухни маленькую пристройку к дому: «Здесь живет подполковник Юшин с женой и тремя детьми. Как они там помещаются, одному богу известно. Строиться ему не дают, квартиру получить не может. У нас хотя бы площадь большая».

В части дома, где живет Татьяна с дочерью и двумя внуками, кроме сеней и кухни — три маленькие комнаты: зал с ковром на стене и посудным шкафом, столовая и детская с одной кроватью, на которой, как говорит Татьяна, спят два внука — 10 и 17 лет. Тут же стоит включенный компьютер. «Пока внуков нет, вот села поиграть, — оправдывается Татьяна. — У нас интернет есть, но из-за самолетов постоянно происходят сбои связи».

Часть деревни Староникольское проходит под глиссадой в санитарно-защитной зоне аэропорта Остафьево. Здесь очень шумно, постоянные перебои связи, невозможно выращивать ничего на огороде (отработанное топливо самолеты сбрасывают при заходе на посадку — прямо над деревней). Положение усугубляется тем, что в санитарно-защитной зоне действует запрет на строительство и реконструкцию, поэтому самостоятельное улучшение условий жизни в полуразвалившихся от времени и пожаров домиках у местных жителей сводится к косметическому ремонту. Жители около десятка домов хотят добиться расселения и сноса домов, поскольку продать жилплощадь, чтобы переехать, невозможно.

Староникольское далеко не единственная сохранившаяся деревня в Москве. Еще до расширения территории в июле 2012 года в городе оставалось несколько десятков деревень. В одном Южном Бутово их и сейчас около десяти. Последняя масштабная кампания по расселению бутовских деревень началась 10 лет назад с постановления №947-ПП «О перспективах развития территорий бывших деревень и поселков района Южное Бутово города Москвы», в котором прямо сказано, что бутовские деревни должны были быть либо расселены и снесены, либо реконструированы. Сроки — до 2010 года.

Однако как только власти перешли к реализации программы, сразу же возник конфликт между местными жителями и правительством. В мае 2006 года дошло до открытого противостояния между судебными приставами, ОМОНом и жителями деревни Бутово, которые отказались переезжать в маленькие городские квартиры из значительно больших по площади личных домов. Хотя власти утверждали, что рыночная стоимость квартир была в два раза выше. Горячая фаза конфликта (насильственное выселение, баррикады, избиения жителей) кончилась после вмешательства Общественной палаты и шумихи в прессе (именно тогда бывший мэр Москвы Юрий Лужков назвал «жлобами» бутовцев, отказавшихся добровольно выселяться).

Справедливости ради стоит отметить, что жители Староникольского, узнав о программе расселения, стали массово прописываться в деревне. «В 2004 году на нашей улице было прописано 133 человека, — говорит старшая сестра Татьяны Нина Котлова. — После того как стало понятно, что людей будут расселять, зарегистрировалось очень много новых жителей (в управе Южного Бутово БГ сказали, что сейчас официальная численность жителей Староникольской улицы — около 400 человек)».

История с деревней Бутово закончилась после серии судов лишь в 2008 году. Про всех расселенных жителей не известно, но семье Прокофьевых — главным героям скандала — московское правительство заплатило фактически в два раза больше, чем собиралось вначале. Больше громких попыток расселить бутовских жителей власти не предпринимали.

В Староникольском, говорит Нина, расселения и сноса хотят не все. Для многих жителей деревни домик в Южном Бутово — это дача на лето в пределах города.

Татьяне 60 лет, но из-за болезни она кажется старше, несмотря на жизнерадостную улыбку. Она с гордостью показывает на висящие на стене рисунки внуков, огорчается, когда говорит о том, что колодезную воду запретили пить по санитарным нормам.

Воду жителям деревни привозит машина — 1 000 литров на 97 домов: зимой раз в неделю, летом — дважды. Те, кто регулярно ездит в город, обеспечивают себя самостоятельно. Но бесплатная вода — роскошь и результат непрекращающейся переписки с чиновниками, несколько лет после запрета колодезной воды жители покупали воду сами. Колодцами хоть и запретили пользоваться, но воду для мытья и стирки все равно приносят оттуда.

«У нас все горели, — говорит Нина. — И Татьяна горела, и я (Нина живет в соседней пристройке. — БГ). Это же печь. За ней нужно круглосуточно приглядывать. Поэтому все соседи знают, где у меня ключ от дома. Я знаю, где у них. Если вдруг за время моего отсутствия (хотя я редко ухожу больше чем на два-три часа) что-то случится, мой дом спасут». Соседи Нины в основном такие же пенсионеры, как и она. Многих на зиму из деревни забирают их дети, но в половине домов люди живут постоянно. У кого-то печь дровяная, у кого-то на угле.

Цены на топливо растут, говорит Нина: «Машина с углем еще пару лет назад обходилась мне в 5 тысяч — 3,5 тысячи за уголь, остальное — за доставку. Теперь 6 тонн угля — это 12 тысяч. На зиму хватает, но пенсия же невысокая». У Татьяны печь к углю не приспособлена: «Цены на дрова — как договоришься. Маленькая машинка с отходами от лифтопроизводства (дрова в деревне — это либо отходы с производств, либо спиленные коммунальными службами деревья в Москве. — БГ) стоит рублей 500–600, на зиму нужно 10–12 машин, при этом все эти отходы еще нужно порубить, чтобы в печку можно было класть».

Замглавы управы Южного Бутово по вопросам строительства, землепользования, транспорта, связи и безопасности движения Михаил Волынец уверяет, что к июлю должно быть готово техническое задание для проектирования инженерных сетей, «чтобы привести проживание в деревенских и сельских районах к уровню городского комфорта».

«Будет посчитано расстояние, на которое нужно будет прокладывать коммуникации, количество жителей, диаметры труб и другое. Потом будет этап разработки и согласования проекта с Москомархитектурой и другими инстанциями», — обстоятельно объясняет Волынец.

Он надеется, что, несмотря на запрет строительства в санитарной зоне, согласование коммуникаций пройдет быстро, а жителям впоследствии позволят строиться и самостоятельно улучшать свои условия или расселят за счет аэропорта Остафьево.

Правда, компания «Газпромавиа», которая реконструировала Остафьево и использует аэродром с 2000 года, считает, что к улучшению жилищных условий отношения не имеет, несмотря на то что санитарно-защитная зона и требования к ней СанПин пересматриваются регулярно (в настоящий момент аэропорт корректируют с учетом пополнения парка боингами). «Предоставлением жилья жителям приаэропортовых зон мы не занимаемся, — говорит генеральный директор компании. — Остафьево был основан еще до войны, так что все вопросы к властям. Они просто перекладывают на нас ответственность».

Остафьево действительно был создан в 1934 году как аэропорт НКВД, но деревня в этих местах появилась значительно раньше. Нина Котлова говорит, что дом, где живет их семья, был построен еще бабушкой и дедушкой незадолго до рождения отца в 1918 году. В 1930–1940-е, когда аэропорт пришел к деревне, о необходимости расселения людей никто не думал. Заговорили о нем лишь сразу после присоединения деревни к Москве, но за последние 30 лет московской жизни Староникольское городом так и не стала.

«Какая это Москва? — смеется сосед Татьяны и Нины, армянин Макар (свое русское имя он просил выделить). — В Москве все красивые ходят, а здесь что? Все женщины — как доярки в 41-м. Я, правда, тоже как-то по-простому. — Он переминается в тапочках с ноги на ногу и показывает на вытянутые коленки спортивных штанов. — В городе же — костюм и духи, чтобы на свидания с девушками ходить, а здесь поговорить даже не с кем, ни одна собака не воет». Макар живет в Южном Бутово «у родственников» только первую зиму и уже собирается переезжать «в город»: «Электричества мало, телевизор можно одним глазом только смотреть — по нему люди хромые (то есть рябь. — БГ)». К борьбе местных жителей за расселение Макар относится скептически: «Нина — женщина-пенсионер. Ей надо кого-то тревожить».

В рабочий день на Староникольской улице и правда очень тихо. Светит солнце, и даже слышно пение птиц, если не пролетает самолет. Через заснеженное футбольное поле я иду к местному дому культуры. Согласно административному делению, я уже в новой Москве — Щербинке, которая Москвой считается только два года, но уже полна надежд на возрождение жизни. Возле ДК с заклеенными целлофаном окнами, бывшем Доме офицеров при военном гарнизоне «Остафьево», знакомлюсь с Владимиром Марьясовым — главным инженером-электриком. Мои вопросы о коммунальных удобствах приводят его в смятение. В гарнизоне он живет с 1977 года и не помнит, чтобы газа, водопровода или отопления не было: у них свои котельные, скважины и полностью налаженный быт. Только воспоминания о запустении в 1990-е годы заставляют его досадовать: «Дом офицеров передали Щербинке, а то 20 лет здесь не было тепла. За это время все отсырело и стало рушиться».

Сейчас ремонт в новом ДК новой Москвы делают сотрудники своими силами, зато на новую крышу обещали денег в администрации. Тем не менее слова Марьясова полны оптимизма: «У нас уже все пришло в движение. 23 февраля был шикарный концерт. Он состоялся буквально моими стараниями: я сгоревший кабель на резервный переключил, освещением руководил. Сердце екало так! От того, что вся проводка старая, алюминиевая. Очень переживал, что сгорит и выключится во время концерта. А вообще, у нас тут скоро снова будут кружки, библиотека уже открылась. Стадион обещают переделать в современный спортивный комплекс. В общем, возрождение планируется».