Старые дачи. Мозжинка

Академическая дача

В 1947 году Сталин подарил всем, кто был в тот момент академиком АН СССР, по даче. Произошло это вот почему: после Хиросимы наши стали делать атомную бомбу. Требовалось создать новую отрасль промышленности, что было очень трудно. В этом принимали участие многие замечательные физики, и Сталин почувствовал, что академики — это сила, они в случае чего могут пригодиться. И он всем подарил по даче, вне зависимости от того, имели они отношение к бомбе или нет.

Среди этих академиков был Сергей Семенович Наметкин, муж моей бабушки Елены Васильевны Ляпуновой. Ему досталась дача в Мозжинке (кроме нее было построено еще два академических поселка — Луцино и Комарово под Ленинградом). Всего в Мозжинке было 60 дач — то есть участков леса размером в 1 гектар. На участке стояли главный жилой дом и дом с гаражом — академикам полагалась государственная машина. Во втором доме жил шофер и помощники по хозяйству.

В Мозжинке обитало много академиков. Например, президент Академии наук Сергей Вавилов. Тут были и гении, и злодеи — Лысенко, Ландау, были блестящие математики Соболев и Понтрягин... Нашим ближайшим соседом был Николай Дмитриевич Зелинский, замечательный химик, который в Первую мировую войну придумал противогаз. Я успел посидеть у него на коленях.

Деды и бабушка

Сергей Семенович Наметкин стал профессором еще до революции, но был обласкан и советской властью, потому что занимался химией нефти. В Москве есть улица Наметкина, на которой стоит Газпром. Он был очень деятельным человеком, написал больше тысячи научных трудов. По инициативе Берии три года возглавлял Президиум Академии наук Азербайджана, оставаясь при этом в Москве: когда ему Берия высказал свою идею, дед ответил: «Знаете, я старый человек, я до вашего Азербайджана не доеду». А Берия ему говорит: «Какие проблемы, они сами к вам приедут». И у нас дома устраивались заседания Президиума Академии наук Азербайджана.

Моя мама звала Сергея Семеновича папой: когда умер ее отец, Андрей Николаевич Ляпунов, ей было 4 года. Дед учился математике в России, потом в Германии. Его отец был инженером-строителем железных дорог, он построил массу мостов. По-видимому, он их строил классно, но все равно в какой-то момент стал разоряться и обратился за помощью к сыну. Тогда тот бросил математику, кончил Институт путей сообщения, и после этого они моментально стали страшно богатыми людьми. У нас была очень хорошая коллекция картин, она входила в пятерку лучших по Москве. Потом в один из обысков у деда случился инфаркт, он умер, оставив на руках жены, Елены Васильевны, шестерых детей; седьмой родился через несколько месяцев после его смерти. Через год умерла родная сестра деда Лидия. Она была врачом, заразилась и умерла. И перед смертью, когда у ее постели стояли муж (собственно, Сергей Семенович) и моя бабушка, она взяла с них обещание, что они поженятся. Она беспокоилась за своих двоих детей. И бабушка вышла замуж за Сергея Семеновича. Удивительным образом они прожили счастливую долгую жизнь, 30 лет были вместе.

Бабушка была главой всего нашего колоссального клана. Она была совершенно потрясающая, мы все ее обожали. Человек дореволюционного склада, глубоко верующая, бабушка всегда сохраняла абсолютное спокойствие — и когда была богатой, и когда сидела в тюрьме. Светская дама, красавица, замечательно пела. Это с одной стороны. С другой — бабушка была бесконечно строга к самой себе, никогда ни на что не жаловалась. Не помню, чтобы я хоть раз видел ее в ночной рубашке, непричесанной. Бабушка была очень твердой и одновременно бесконечно доброй. Всех внимательно выслушивала, всегда была готова помочь.

В гостях у бабушки — и на даче, и в Москве — бывали замечательные старушки, бывшие фрейлины. Они знали языки, работали в каких-то музеях. Приходили художники, артисты, ученые. Мы не видели в этом ничего удивительного. Казалось, что так будет всегда. Но потом все эти люди исчезли, и с ними не стало дореволюционного мира. Когда я почувствовал перемены, я забеспокоился: испугался, что мои дети его не увидят. Стал вспоминать, кто у нас остался, сговорился и свозил дочек к тете Ане, Анне Алексеевне Капице, жене Петра Леонидовича.

Клубная жизнь

Здесь, в Мозжинке, есть клуб, который построили в 1956 году. Как гласит легенда, по приказу Маленкова. И в моем детстве этот клуб был одним из центров притяжения жителей поселка. Каждый день там показывали кино, там можно было играть в пинг-понг, была библиотека, был замечательный ресторан с шеф-поваром грузином. Там была жизнь.

И надо сказать, что довольно долго этой жизнью заправляли мои дядя Валя и тетя Валя Молоствовы, репатриировавшиеся из Китая. Молоствовы — старый род, близкий к императору. Это были бесконечно богатые люди. А когда дядя и тетя вернулись в Россию, то сразу попали в Сибирь, разумеется. Вызволила их бабушка, которая ничего не боялась и у которой везде было много знакомых. И они устроились работать в клуб — дядя Валя стал заместителем директора, а тетя Валя отвечала за детскую жизнь. Представляете, у нас был железный занавес, а тут приезжают вроде бы русские, но на деле иностранные люди. Это придавало жизни в клубе необычный оттенок.

Стройки и строители

Мы с дачей ровесники: я 1947-го — и она 1947-го. Мы с сестрой Ленкой провели здесь все детство. Пока шла школа, мы были в Москве, а в выходные и на каникулы приезжали. Помню историю, как моя сестрица, девочка очень шустрая, свалилась со второго строящегося этажа, и ее поймал пленный немец — все эти дачи строили пленные немцы. И в качестве благодарности ему подарили две буханки хлеба. Конечно, все они были нормальные люди — и те, которые строили, и те, кому строили.

В 1976 году бабушка умерла, и участок был поделен на 5 частей. Мы, как наследники, получили свои 20 соток и около 20 лет назад стали строить свой дом. Дом трехэтажный, хотя изначально планировалось иначе. Дело было так: дом строился долго, потому что не было денег. Ребята, которые этим занимались, по-моему, были уголовники, и мы с женой их немного побаивались. Когда мы уехали на учебный год в Канаду (я профессор Университета Торонто), оставив их на участке, мы не планировали никакого третьего этажа, а они что-то перепутали и построили. Поначалу мы были огорчены, потому что пришлось организовывать дополнительную закупку кирпича, но сейчас третий этаж совершенно не мешает. Примерно так же вышло с подземным этажом: подвал мы не заказывали, но его построили, и сейчас мы храним там запасы на лето.

Слева направо: моя дочь Ариша Хованская со своей дочкой Танечкой на руках; ее муж Андрей Панов; Юра, сын моей старшей дочери Рогнеды Хованской; Лена, дочка Ариши; мы с женой, Татьяной Валерьевной Белокриницкой; сын Ариши Митя; Инна Валерьевна Завырылина, сестра Татьяны Валерьевны; еще один сын Ариши, Петя Пушкарь; Оксана (она помогает по хозяйству); наша родственница Люся Ляпунова

Дача сегодня

У нас с женой две дочки, и мы решили не подкладывать под них бомбу и сделать дом симметричным. Однако жизнь распорядилась по-другому: одна дочка умотала в Америку, вторая осталась в Москве, у одной двое детей, у второй — пятеро… Но все семеро детей приезжают сюда на лето. Только в этом году наша старшая внучка, 20-летняя Вера, не приехала: она осваивает в Корнелле специальность computer science и устроилась на лето работать в Google. 

На даче всегда протекает чье-нибудь счастливое детство. Мне нравится, что дети растут такой большой семьей. Сейчас идея нуклеарной семьи проникла во все умы, а у нас дети четвероюродных братьев и сестер считаются близкими родственниками. Они всей гурьбой ходят рисовать здесь, в Мозжинке, и учительница рисования учит их отдельно. На большой веранде всегда много народу — одно поколение сменяется другим. Когда-то наши дети с друзьями по ночам играли в ассоциации, сейчас наши внуки с друзьями играют в мафию. Бывает, что здесь собирается по 25 человек, — и это не в праздник или день рождения.