Путь к Трубе

Последний месяц я посвятил изучению московских окраин и чувствовал себя там прекрасно. Но вот пришлось-таки снова вернуться в центр. А тут ведь теперь как: не совершал обхода местности даже пару недель – рискуешь нарваться на неожиданность. А я на своей родной Трубной площади не был с осени. И вот заглянул – вашу мать! Коллеги-архитекторы, как же – ведь в одном вузе штаны просиживали, и вроде учили всех примерно одному и тому же, так что же получается... Где, черт возьми, моя Труба??! Меня тут упрекают в излишней эмоциональности – а что еще остается? Моя малая родина состояла из четырех основных компонентов: историческое имение в селе Казинка Валуйского уезда, улица Калинина в старых Химках, где я родился, бабушкина дача у платформы Театральная и моя любимая скамейка у бывшего пивного ларька на Трубной. В последние два года полетело все: имение пустили с молотка, улица целиком продана под снос, на даче какой-то паршивый короед лес сожрал, ну а про Трубу стоит рассказать подробнее, поскольку это не меня одного касается.

Только начну я издалека, от станции метро «Кузнецкий Мост». Именно отсюда я привык ходить к своим любимым тополям, да и родной Архитектурный институт по дороге. Попасть в него, тем не менее, не всегда было просто. Был у меня товарищ Витя, который каждое утро честно ездил к первой паре, но, выйдя из метро, впадал в такое специальное состояние, что забывал свернуть в институтские ворота и приходил в себя, лишь уткнувшись лбом в означенный ларек на Трубной. У нас многие этим страдали. Потом ларек закрыли, и центр общественной жизни переместился во двор МАрхИ. Отдыхали, надо сказать, культурно. Все-таки была цеховая гордость, чувство принадлежности к старейшей нашей архитектурной школе. Дом 11 по Рождественке достался ей в 1890 году, а в конце XVIII века был одним из роскошнейших дворцов столицы. Подробности истории бывшего дома Воронцова можно узнать в музее МАрхИ (по предварительной договоренности), показывают даже недавно раскопанные в подвале стены предшествующих палат 1730-х годов.

Но раньше главной достопримечательностью института была плоская крыша высокого углового корпуса, на которой когда-то, говорят, строевой подготовке обучали. Вход туда был вполне общедоступный, как и на многие другие окрестные крыши. По-моему, это самое яркое знамение изменившегося времени: еще 10 лет назад люди не боялись держать открытыми чердаки и подъезды. Сидят, ну и пусть себе сидят, лишь бы не шумели и бутылками сверху не швырялись. В Звонарском можно было гулять с одной крыши на другую аж через четыре дома. А на вершину прокуратуры в Малом Кисельном вели сразу две незамаскированные лестницы, мы туда часто загорать бегали.

Потом повсюду навешали замков, но реальные перемены начались позже, с появлением в Архитектурном институте специалиста по воспитательной части Галины Григорьевны, взявшейся за борьбу с вредными молодежными привычками. Начала она с ежевечерних облав по аудиториям, потом запретила самодеятельные банкеты в столовке (а говорят, были времена, когда там подавали пиво с бесплатной квашеной капустой). Поначалу мы, как могли, сопротивлялись: она выгоняла нас в дверь, а мы ждали, пока уснут сторожа, и забирались в окна. Развешенными по этажам строгими выговорами за плохое поведение люди гордились, как боевыми наградами. Но потом стало невмоготу: ввели пропускную систему, запретили курение в здании и распитие во дворе. Истинным оплотом былого вольнодумства осталось лишь безымянное кафе напротив церкви, достойно наследующее славу почившего минувшей зимой заведения «Русланчик». А студенчество коротает досуг у того же забора, только с его уличной стороны, что выглядит гораздо более неприлично.

Одновременно с введением сухого закона закрутились и другие, гораздо более пагубные процессы. То ли поддавшись духу эпохи, то ли соучаствуя в мировом тайном заговоре, руководство МАрхИ потеряло всякую совесть и в 1997 году запустило на Рождественку хорошо знакомый краеведам оранжевый бульдозер. Для начала он занялся домом пушкинского времени на углу Звонарского. Дом был хоть и простоват, но стоял на самом высоком месте горбатой улицы и добросовестно исполнял ответственную градостроительную функцию. Теперь вместо него торчит некий курятник, напрочь перекрывший незабываемый вид от монастыря на Никольскую церковь. Автор новостройки – проректор Илья Лежава. Мои знакомые институтские преподаватели говорили о его труде тоже вполне эмоционально: «Я студенту теперь говорю – дурак, это не зодчество, иди и переделывай. А он мне: а ты сам иди, посмотри, как работает наш проректор!» Строился дом под вывеской Международного архитектурного центра, но на самом деле архитектура с этого ничего не получила, здание сдается в аренду. Потом институт урвал себе еще один неплохой надел на углу Трубной и Неглинки. Снова повесил вывеску «Строительство архитектурного центра», но теперь под ней обустраивается торгово-офисно-жилой комплекс «Неглинная Плаза». Под госохраной находился только ампирный дом на углу с Рождественкой, остальной застройке (очень хороший XIX век) охрана памятников рекомендовала сохранение уличных фасадов. Сейчас снесено все, кроме означенного углового дома, за брезентовою ширмой зияет гигантский пустырь. А насчет того, что они потом построят так же, как было, так посмотрите на вывешенный на площади фасад – фанера с какими-то лифтовыми будками на крыше. Нет, меня не проведете, это не Труба.

Но ведь я прекрасно все помню – нас они учили совсем другому! Лекции профессора Подъяпольского, работа в исторической среде, градостроительный анализ, высотные ограничения. Но профессор умер, кафедра истории архитектуры сгорела дотла, а ректор Кудрявцев выдвинул важнейший тезис: «Пора подводить черту под эпохой пассеизма, когда мы шли в будущее, повернув голову назад».

А что, ведь вроде логично. Иной раз даже задашься, как артист Броневой, опасным вопросом: «А что, если она права?» Если подумать, то они профессионалы, и раз хором толкуют об одном и том же, то, наверное, неспроста. Да к тому же все такие приятные люди, и москвичи, и отчасти коллеги. Только это как раз тот случай, когда лучше не думать, а доверять своим совершенно однозначным эмоциям. Тамбовский волк вам земляк и коллега.

С такими интересными мыслями я и вышел к Рождественскому бульвару, а там увидел кое-что еще более занимательное. Но чтобы об этом говорить, лучше перевести дух, ибо на все происходящее в Москве эмоций не напасешься.