Пушкинский музей: правила пользования

Фото: Андраш Фэкете

В Пушкинском музее закончилась выставка «Россия-Италия». Идти после нее на основную экспозицию значило бы портить впечатление от того и другого. Между тем в музее, который многим навевает исключительно детские — хорошие или плохие — воспоминания, есть что посмотреть. Сейчас как раз неплохое время это сделать: уехав, «Россия-Италия» освободила несколько залов, законно принадлежащих временно пребывавшему в коммунальных условиях искусству XX века.

Есть два главных способа ходить в Пушкинский: изучать разных достоинств подлинники или бродить в лесу копий, где растет самое диковинное и невозможное — и при этом вписанное в облик самого здания. Последнее означает погружение в некоторый род дореволюционного китча, апофеоз которого — Итальянский дворик, в котором кроме «Давида» Микеланджело понаставлено еще столько разной скульптуры и архитектуры, что кажется, будто попал внутрь сюрреалистической инсталляции. Но сомнительность удовольствия сполна окупается его неподдельной силой, к тому же не зря Пикассо сказал, что хороший вкус — главный враг творчества.

Если вы пришли в музей за цветущей сложностью, предпочтительный маршрут такой: направо к Итальянскому дворику, через него на второй этаж, где выходите к веселым и злым скульптурам древних (раннеклассических) греков. Через зал Микеланджело можно пройти быстро, за ним следует коллекция возрожденческой скульптуры, немного отрешенной, но разнообразной и примечательной. Пройдя через коридор с великолепными танцорами Эразма Грассера из мюнхенской ратуши, попадаете в чуждый современному человеку, практически сказочный мир средневековой готики, чье благочестивое легкомыслие в некоторой мере уравновешивает мрачная византийская роскошь на мозаике под самым потолком. С готикой соседствует Рим, в котором экскурсоводы заставляют детей искать высокие идеалы античности, хотя здесь можно найти столько же и римского бюргерства. Рядом последний, Греческий зал, тут и Венера Милосская, и Лаокоон с сыновьями и змеями. Осталось вернуться на первый этаж, где в зале древних цивилизаций на стенах огромные и, если присмотреться, совсем не однообразные ассирийские рельефы.

Археологическая коллекция представляет главным образом археологический интерес, исключая, пожалуй, погруженный в полумрак Египетский зал, окно в мир, где люди всеми силами лелеяли день смерти. Нельзя также пропустить фаюмские портреты, функционально — погребальные маски эллинизированных египтян, а на самом деле — огромной силы образцы античной живописи.

Что касается другой души музея, то тут важно не испортить впечатление от шедевров, увязнув в полушедеврах. Самая ценная коллекция — импрессионизм и прилегающее: тут картины мирового значения. «Руанские соборы» Моне. Расплывающиеся «Голубые танцовщицы» Дега. «Сбор плодов» и «Жена короля» Гогена. «Портрет доктора Рея» Ван Гога. «Старый еврей с мальчиком» и «Девочка на шаре» Пикассо. Центр силы в этих залах — примитивистская «Муза, вдохновляющая поэта» Руссо-таможенника и его же «Нападение ягуара на лошадь».

На первом этаже по правую сторону и далеко впереди — пожалуй, вторая по силе коллекция: малые голландцы и ранний Рембрандт. Не верьте искусствоведам, которые говорят, что малые голландцы — этого всего лишь малоформатные жанровые сцены для покупателей среднего достатка: в этих сценах бездны неуловимого обаяния.

Тоже впереди, но по левую сторону — «Иоанн Креститель» Эль Греко. По пути много примечательной живописи Раннего Возрождения, главное — не пропустить Кранаха Старшего.

Пушкинский не может похвастаться монументальной всеохватностью, хотя хорошей коллекцией похвастаться может. Зато этот музей живой и не давит на посетителя, а это тоже замечательно и редко.