Каждый прыжок в бейс-джампинге – это отдельное путешествие. Прыгнуть – дело нескольких секунд, а из ущелий потом выбираться сложно. У меня был случай во Франции, в каньоне Вердон, когда я прыгнул с моста в 11 утра, а вылез в 3 часа ночи.
Я кандидат в мастера спорта по альпинизму и три раза вылезал почти на самый верх, уже видел проезжающие по дороге машины, но каждый раз от трассы меня отделяла гладкая известняковая стена, и приходилось опять спускаться вниз. В третий раз спустился. Иду по каньону. Он узкий и в известняке, там, где весной кружится вода, огромные вымоины метра три в диаметре, двухметровой глубины и с нависающими стенками. Обойти их не всегда получается, и я прихватил с собой бревно метра в полтора длиной. С ним в такую чашку прыгаешь, подставляешь его с другой стороны и вылезаешь, как по лестнице.
Спрыгнул в очередную такую вымоину, приземлился на ноги, и тут же меня что-то сбивает с ног. Упал прямо на живот, ничком, и какая-то ужасная тварь вцепилась в мое плечо. Сначала даже не понял, что это кабан: с полопавшимися сосудами на глазах, изо рта воняет, зубы желтые. На мне был свитер для мотокросса с многослойной защитой, и еще повезло, что он вцепился не в руку, а в свитер. Там все дно было усыпано камнями, я схватил бульник, засадил ему в репу, и мы с кабаном разбежались в разные стороны. Пытался его успокоить, но он был невменяемый: видно, давно уже сидел. Запах в яме стоял ужасный. Еще когда подходил к ней, подумал: сдох кто-то, что ли? И так мы с ним пытались договориться в течение примерно минуты.
Когда животное по репе-то получило и в угол забилось, мне показалось, что все нормально. Я к нему обратился: «Мне всего лишь надо пройти мимо. Вот вылезу сейчас – и все». Разворачиваюсь, беру свою палку, делаю два шага и слышу, что кабан сзади ломится на меня. Палка сломалась от удара ему по голове, мы опять разбежались, и дальше он просто начал атаковать.
Я даже не успел скинуть парашют и в течение минут пятнадцати – но мне показалось, что это вечность, – кидал в этого кабана камнями, до тех пор пока у него уже морды не осталось. Причем когда я попадал ему куда-то в бок, ему это было абсолютно безразлично. Только прямые попадания в голову как-то тормозили его натиск.
Когда он упал, захрипел в предсмертных судорогах, я тоже упал. Сердце колотится бешено, думаю: блин, сейчас здесь сдохну вместе с этим кабаном, нас до следующей весны не найдут, когда французы пойдут каньонинг делать. Довольно смешная была ситуация.
Было это в ночь на Хеллоуин, 31 октября, луна стояла полная. Другие кабаны по каньону топают, эхо цокот копыт разносит. Акустика сумасшедшая, и сначала кажется, что идет какой-то монстр огромный, падает в воду, орет: «Р-э-э-э». Я разжег костер, положил туда огромную дубину, думаю: сейчас если и эти начнут нападать, буду отбиваться до последнего. Но выбраться наверх все же удалось. И ребята отвезли меня в ближайший город. И когда я там увидел повсюду расставленные тыквы с горящими глазами, крыша моя поехала.
Это был наш самый первый выезд на бейс в Европу. В эту же поездку Валеру Розова ударило током, когда он лез на антенну, и Фиш на скале повис, парашют порвался. После этого мы в Норвегию ездили, в Африку – в Марокко, ЮАР.
В Марокко мы с Саней Давыдовым поехали готовить в Большом Атласе маршрут для джипинга. Был Курбан-байрам, конец поста. Там есть гора, по-французски называется Ле Кафедраль. Напоминает церковь или двухступенчатую пирамиду инков, обращена точно на восток. Кругом известняковые горы, а она вся из огромных валунов, сцементированных какой-то очень прочной породой. Местные на нее поднимаются, молятся, колдуны режут черных козлов, по их лопаткам гадают. В самый пик праздника я оттуда прыгнул. Местные обалдели. А больше всех – наш проводник-бербер. Когда он увидел меня, приземляющегося, разочаровался: «А, – говорит, – парашют». То есть он был в полной уверенности, что я без ничего прыгаю со скалы, приношу себя в жертву. Берберы в честь этого события барана нам зарезали, подарили мне халат. Говорят: «Если тебя даже горы в жертвенный день не берут, значит, ты мужик что надо».
В Африке вообще бейс жесткий – почти нет приземлений плюс еще все эти твари ядовитые: пауки, змеи, скорпионы. Но очень красиво. А серфинг там еще более жестокий, потому что очень много акул. Серфер для них – все равно что беспомощный морской котик или пингвин. В каждом номере юаровского журнала Bluntmagazine есть рубрика «Меня укусила акула». Два-три человека, которые после такого контакта выжили, делятся своими ощущениями. Рядом публикуют их фотографии: с покусанными досками, руками и ногами.
Мало того что везде акулы, еще и косатки к побережью приходят. Мы одну видели, когда заезжали в заповедник. Туда пингвины специально приплывают из Антарктиды детей делать. Кстати, все они серфят: и пингвины, и котики, и дельфины. Разгоняются и едут вниз по скату волны на пузе. Пингвины потом с разбега на берег выпрыгивают. На суше жутко неуклюжие, а в воде такие вещи творят! И еще очень красивое зрелище – когда они выходят утром солнце встречать. Стоят неподвижно шеренгами и светятся в восходных лучах розовым.
А с косаткой так получилось: мы были на воде, снимали клип, и вдруг в пятнадцати метрах волна проседает и из воды выходит метровый черный плавник. Тут же – щ-щ-щюх – вся живность ломится в стороны, и мы вместе с ней. Круговорот у них такой: пингвины ловят рыбу, пингвинов ловят котики, котиков жрут акулы – и косатка еще вдалеке плавает, контролирует ситуацию. Причем это все у тебя на глазах происходит. Вода прозрачная, все видно.
Еще мы в ЮАР ездили прыгать с горы Дабл-Джамп. На нее один раз поднимаешься, прыгаешь, потом приземляешься на полку размером с пару футбольных полей, укладываешь парашют и еще раз прыгаешь. Находится она между Кейптауном и Йоханнесбургом. Труднодоступная, машину бросаешь где-то на подступах и потом часов семь поднимаешься по руслу реки в дремучих джунглях, со скорпионами, змеями. Приходишь в огромную красную чашу, со всех сторон нависают красные скалы, водопад 30-метровый, и дерево растет гигантских размеров: все сучки камнепадами обрублены, оно все наростами покрыто, как шрамами. Рядом старинные бушменские стоянки, и под скалой выложены каменные кровати из булыжников. Стелешь на такое ложе коврик и спишь.
Мы пришли, разложились, начинаем готовить ужин, выпиваем, и вдруг наверху начинается какое-то движение: камни начинают падать, крики нечеловеческие. Мы у местных спрашиваем: «Что такое?» А они говорят: «Да это бабуины. У них сейчас брачный период». Бабуины – это огромные саблезубые обезьяны человеческого роста, с пастью, как у собаки Баскервилей. Выяснилось, что они, перед тем как спариваться, всей стаей выходят на плато, переворачивают камни, ищут скорпионов и жрут их. Яд в это время слабый, несмертельный, и бабуины используют его, чтобы проколбасило как следует. Скорпионы жалят их в язык, и бабуины начинают так орать, как будто им яйца в тиски позажимали. Кровь леденеет от этих воплей. Всю ночь они там колобродили. А наутро, когда мы после этой оргии пошли прыгать, на деревьях повсюду висели клочки шерсти, и потом обезьяним воняло нестерпимо.
Местные говорили, что там поблизости еще два леопарда живут. А утром тебя будят птицы, которые тоже бейсом увлекаются. Складывают крылья – и со скалы: «У-эу!» Как пули свистят, крылья только перед самой землей расправляют.
С птицами у нас прекрасная история была на Форосе. Мы тогда жили за перевалом Байдарские Ворота в поселке Орлиное и ходили прыгать. Там высокие отвесы, Форосский кант, 500 метров стена. Там мы один раз три часа наблюдали, как орлы прыгают. Про все забыли и сидели смотрели.
Один садится на дерево на краю скалы, два летают – смотрят. Огромный орел складывает крылья и прыгает. Свист нереальный, как будто крупный камень падает. Он летит вниз, потом у самой земли расправляет крылья, взлетает и на восходящих потоках не шевелясь поднимается вверх. В этот момент второй прыгает, третий смотрит. Орлы строго соблюдали очередность, делали все с расстановкой, и видно было, что это мастер-класс, демонстрация. Они всех нас там убрали. Картинка – глаза в глаза. Видно было, что им нисколько не страшно, и шоу было бесподобным.
После этого приблизительно такое же шоу устроила чайка, когда мы стали запускать змея. Мы его всячески крутили, вертели. Птица посмотрела на то, как он летает, как им управляют люди, и потом решила: «Теперь я покажу вам, как надо».
Она встала против ветра, и мы змея остановили, перестали крутить. Чайка к нему подлетела, зависла рядом, чуть ли не касаясь его крылом. А потом исполнила воздушно-акробатическое шоу: пару бочек скрутила, пару мертвых петель, продемонстрировала четко отработанные фигуры высшего пилотажа. Показала нам, на что способна, и улетела.
И еще один был случай, когда мы во Франции, в Вердоне, наблюдали миграцию хищных птиц – орлов и грифов. Был очень сильный ветер, и они летали по каньону: огромные птицы, размах крыльев под два метра, башка здоровенная, лапа с мою размером. Ты стоишь на краю обрыва, а они метрах в пяти летят против ветра, практически зависнув на месте, плавно проплывают по воздуху. Расстояние такое маленькое, что слышно, как у них перья шуршат. И один гриф, пролетая мимо нас, взял и почесал себе за ухом лапой.
ОРГАНИЗАЦИЯ ЭКСТРЕМАЛЬНЫХ ПУТЕШЕСТВИЙ
Некоммерческое партнерство «Главпрыг» 995 14 37,
Дэн Линчевский